Грелль открыл дверь и в комнату шумно влетел большой сокол. Он сделал круг по комнате и сел Стрелку на плечо. Тот покормил его внутренностями птиц и потрепал по голове.

— Почему такое странное имя? — спросил Грелль, разглядывая широкогрудую птицу с продолговатыми черными пятнами под глазами.

— Раньше здесь висело зеркало, — Стрелок махнул рукой на стену, где от зеркала остался большой невыгоревший след. — Передала нам его мать вашего Липового Предводителя, но тогда я не знал еще этого. Амир всегда, когда она подарки присылала, говорил — благодетели передали. Ну вот, зеркало было непростое: встанешь перед ним, попросишь показать, что в других лесах происходит — оно все покажет. Я подростком был, любил с ним играть. А этот, — он потрепал сокола, — никогда на него внимания не обращал, только когда я попросил зеркало диковинных птиц показать. Увидел лирохвостов, и давай кричать, крыльями бить по нему. Вот я так его и прозвал, — Стрелок протянул птице мясо. — А как старушенция та сгинула, зеркало в тот же день треснуло. И плащ сгорел…

— Ты Боррелии сгореть помог? — Грелль пристально посмотрел на брата.

— Я? Ну что ты! Это длань господня.

Грелль вздохнул и посмотрел в окно на свежий могильный холмик.

— Неужели тебе не хочется поговорить с родителями? — Грелль стал прохаживаться по комнате, искоса поглядывая на картину, где он с огромным нимбом смахивал на мухомор.

— Я гляжу тебя Бледные Монархи, видать хорошо обработали, вон, как о них печешься. Мне почти тридцать лет вдалбливали в голову, что они убили моих родителей! И что я, убивая тех, кто к ним идет, делаю великое дело! Это уже потом сказали: извини, браток, ошибочка вышла, все, оказывается, совсем наоборот! Знаешь, я не могу так быстро перестроиться. Да и от разговора хотел бы воздержаться, ведь не годится собственного государя крыть трехэтажным матом, особенно если он к тому же твой отец. — Стрелок вытер тряпкой руки и швырнул ее на пол.

— А они в чем виноваты? — спросил его резко Грелль и нахмурился.

— В чем виноваты? Да как они могут управлять государством, если они не уберегли своих собственных детей! Если они не разглядели у себя под носом такое? О чем мне с ними разговаривать, если я и так знаю, что они мне скажут — какую-нибудь трогательную речь, от которой захочется громко высморкаться. Станут свой холодный трон с обручем на голову предлагать, но мне моя деревянная лавка и фетровая шляпа милее, — он горько усмехнулся и посмотрел в окно. — Для меня Амир был вместо родителей. Если бы не его заморочки с ангелами, нормальный мужик, охотился как бог, — Стрелок снял кожаную жилетку и бросил на лавку. — Так что я к ним на поклон идти не собираюсь.

— А делать-то что собираешься? Так и будешь тут один жить? Ведь Амира больше нет, — Грелль выжидающе посмотрел на него.

Стрелок скрестил руки на груди и, нахмурившись, посмотрел в окно.

— Ну, во-первых, не один, у меня там три лошади, если ты заметил. А во-вторых, время должно пройти, чтобы в голове все устаканилось. Ты же живешь как-то, хоть тебя охотиться не научили — не помер же с голоду, — он с насмешкой посмотрел на Грелля.

— Что ж, мне пора, — Грелль надел шляпу и торопливо вышел из дома.

Он пошел в сторону конюшни, но потом остановился и выстрелил в мишень. Его стрела попала в самый центр, разломив торчащую там стрелу на две части.

Грелль поскакал в сторону дворца, борясь в душе с неприятным осадком, от которого он никак не мог избавиться.

*** *** ***

— Ну, держи, Тюса, свою новую обувку! — торжественно сказал Зеленыч, поставив перед кикиморкой пару блестящих башмачков.

Тюса только охнула, да руками всплеснула. Она натянула их на ноги и, схватив Дульсинею, стала с ней кружить по мастерской.

— От них что, танцевать хочется? — спросил Сапожок, который пришел вместе с Тюсой.

— И танцевать тоже, — уклончиво ответил Зеленыч и бросил очки в решето.

Он закрыл за ними дверь, бросил корм рыбкам и подошел к окну, наблюдая, как ребята идут вдоль озера. Водяной взял толстую книгу и открыл ее наугад.

— …из гадких заморышей часто вырастают благородные птицы… — прочел он вслух.

Тюса с Сапожком тем временем шли к центральной тропе. Кикиморка без конца останавливалась и проводила рукой по пушистым перышкам, что были пришиты по краю башмачков.

— Если бы брат увидел, лопнул бы от зависти, — заявила она Сапожку и довольно рассмеялась.

Сапожок натянул пониже колпак и шмыгнул носом.

— Я все хочу спросить тебя, а где твои родители? — робко спросил он.

Тюса сразу стала серьезной и поправила резиночки на хвостиках.

— Мы как-то летом гостили с братом на соседнем болоте у родни. Приезжаем, а родителей нет, бабка говорит — уехали на заработки. А я ей: а почему нас не дождались? А она: времени, говорит, не было, ехать надо было срочно. Потом время прошло, я опять бабку спрашиваю: а почему писем от них нет? Она отвечает: им, наверное, писать некогда. Правда, два раза голубь деньги приносил, но я думаю, это бабка подстроила.

— Ты думаешь… — Сапожок остановился и серьезно посмотрел на нее.

— Ясное дело — умерли они. Я же не дурочка маленькая, сразу все поняла, — она сорвала цветок и заложила его за ухо.

Сапожок удивился, с какой легкостью она об этом рассказала, и тоже сорвал цветок.

— Смотри, какая букашка смешная сидит! — крикнул он Тюсе.

В этот момент порыв ветра сорвал с его головы колпак и поднял до самых верхушек деревьев.

Тюса ошарашенно уставилась на Сапожка, раскрыв рот.

— Так ты — кикимор? — растерянно спросила она, глядя на его ярко-зеленые волосы.

Сапожок покраснел как вареный рак и молча кивнул.

— А чего же ты скрывал? — Тюса недоуменно вскинула брови и подбоченилась.

— Понимаешь, в наших краях кикиморов не очень-то любят. А когда наше болото пересохло, все разбрелись на заработки, кто куда. Подумал, что лучше помалкивать, мало ли что. А когда тебя увидел — удивился. Ты такая красивая и совсем не стесняешься своих зеленых хвостиков, — добавил он и вздохнул.

Тюса смущенно опустила глаза и стала рассматривать камушки на тропинке.

— Хочешь, я тебя чаем напою? — спросила она Сапожка.

— Хочу! — с радостью ответил он. — Только я сначала сбегаю домой. У меня там для тебя стоит суфле из диких яблок!

*** *** ***

*** *** ***

— Ну, а дальше что было? — Фло с интересом разглядывала свои владения, которые так неожиданно увеличились. Она прошлась по небольшой комнате и, подойдя к столу, машинально перевернула стоящую вверх ногами книгу.

— Да ничего, первое, что увидел — Рукс, висевший на этой занавеске, — Астор засунул руки в карманы и стал расхаживать рядом с ней, сосредоточенно рассматривая краешек своего ботинка.

— Только не говори, что ты совсем не застилал постель, не чистил зубы и пил некипяченую воду, — Фло показала на смятую кровать и нахмурила брови.

— Мам, мы папу сегодня нашли, ты радоваться должна, а не пилить его за беспорядок, — Гомза укоризненно посмотрел на Фло, прижимая к себе Рукса. Он решил во что бы то ни стало разрядить обстановку и наморщил лоб, размышляя, как бы отвлечь маму. — Мама! Пойдем, посмотрим, какое тыквенное поле за домом! Папа, между прочим, сам их вырастил!

Гомза заметил, что Астор делает ему за спиной у Фло какие-то знаки. Он вопросительно уставился на отца, но тут к нему развернулась мама, и он широко ей улыбнулся.

— Тыквенное поле? Неужели ты выращивал тыквы? Святой Хидерик, не поверю, пока не увижу своими глазами, — Фло подобрала край платья и толкнула входную дверь.

— До поля идти далеко, давайте я вам лучше покажу клумбу. Фло, алиссум пахнет просто божественно, — Астор подпихнул ее к цветущему прямоугольнику, белеющему у самых дверей. Он снова стал делать Гомзе какие-то знаки, но тот лишь недоуменно пожал плечами.