— Сеньер Фоскарини коснулся глубин, которые я думал неизвестны венецианским купцам. Стало быть, кто-то просветил венецианцев о давних легендах, которые известны лишь избранным. Легенды гласят, что когда-то Русская земля была подвластна иудеям Хазарии, и Киевская Русь платила хазарским каганам дань. Не вправе ли я спросить, кто просветил венецианскую сеньерию и просвещен ли на этот счет дож?
Фоскарини загадочно улыбнулся.
— И до Венеции донесся вопль ужаса, когда московский царь, тиран и мучитель, по имени Иван, отняв Полоцк у польского короля, всех евреев, живших в том городе, утопил в реке.
— Этот вопль донесся и до Рима, но не всеми был услышан. Ваша милость, вы собираетесь мне что-то сказать или предложить?
— Нечто мстительное есть в том, что я хочу сказать. Я упомянул, что субсидии на поход короля в Московию могут найтись.
— Эти субсидии должны быть значительны.
— Еврейские деньги, еврейских торговых домов, нигде и никак не объявленных. Они существуют, и Орден знает об их существовании. Теперь вы не скажете, что поход короля в Московию безнадежен.
— Безнадежен! — с ударением произнес Аквавива. — Поход короля безнадежен. Субсидии могут нам помочь разрушить Московию изнутри. Дуб крепкое дерево, но если его изнутри изгрызет червь, он рухнет от дуновения ветра. Мы не могли оказать должной поддержки субсидиями нашему посланцу в Московии Ивану Болотникову, и мятеж, поднятый им, захлебывается. Он раскачал зубы в пасти Московии, но вырвать их не имеет сил.
Фоскарини в сомнении покачал головой.
— Речь шла о субсидиях королю, а не мятежникам.
Аквавива досказал, что не никак не мог выговорить Фоскарини.
— Еврейским ростовщикам, купцам и арендаторам тесно на польской земле. Они хотели бы, чтобы король во главе христианского войска взломал бы ворота в Московию. А почему бы им не сделать это самим?
— Где же их войско, где их полководцы?
Настало время объявить венецианскому послу, затаенный замысел Ордена. Аквавиа сказал:
— У них есть нечто большее...Мятежники в Московии ищут кем заменить царя Дмитрия. До сих пор не нашли. Двойника нашему Дмитрию не найти. Поскольку нет двойника, нужна его тень. Вы могли бы, сеньер Фоскарини, подсказать, где искать эту тень?
— Если вы, монсиньер это подскажете прежде мне,
Аквавива в знак согласия прикрыл глаза. После некоторого раздумья сказал:
— Я полагаю, что найти желающего назваться московским царем не составило бы труда. Надо быть готовым, чтобы сыграть эту роль, а для этого побывать хотя бы в ближних придворных у царя Дмитрия. С царем Дмитрием ушел из Польши толмачем воспитанник бернардинцев. Он спасся во время мятежа. Он из тех, кто был посвящен в тайны царя Дмитрия, знает его дворцовый обиход и к тому же... еврей.
Аквавива прикрыл глаза ладонью с растопыренными пальцами.
— Мы на это посмотрим сквозь пальцы.
— Московский царь — еврей?
— Неужели вы хотите, чтобы я сказал, что и без слов понятно. Названый царь должен знать царский обиход, не более. Самозванцев принимают, зная, что они самозванцы. Поддержанный субсидиями новый Дмитрий внесет разрушение в Московию, расшатает больные зубы, а когда они выпадут, московский медведь, лишенный зубов, окажется бессильным перед польским орлом. Новый Дмитрий фигура проходящая. Мы подскажем, где искать этого бернардинского воспитанника. Остальное за теми, кто хочет взломать для себя ворота в Московию. Вам, сеньер Фоскарини, не впервой выполнять посольские миссии и вести переговоры с заинтересованными лицами. Я хотел бы, чтобы Орден на время остался в стороне.
Грамоты Болотникова, разбросанные по городам и весям, вершили, свое черное дело. Они подняли голытьбу, повлекли ее толпы в Тулу. Гнала их надежда стать сильненькими в земной жизни, не дожидаясь жизни загробной, где им обещано возмещение за обиды от Господа. Гнало их, как гонит осенний ветер шумные вороха осенних листьев.
Но грамотки Ивана Болотникова сгоняли с обжитых мест не только голытьбу и обиженных , сдвинули они и тех, кто видел нужду спасать себя от голытьбы. Себя, а не Шуйского. Но спасая себя, спасали и Шуйского. Росло войско Ивана Болотникова, но еще спешнее росли царские полки.
Бояре собрались и призвали в Думную палату на рассуждение Василия Шуйского.
Говорили ему:
— Ты, государь, зачинал — тебе и кончать. Как не станет Расстриги, ты сулил тишину Русской земле. Расстриги не стало, где же тишина? Польского короля ты ополчил гневом, и вот опять с польской стороны явился возмутитель царства. Либо мы его задушим в Туле, либо по всей земле распространится замятня. Ты зачинал, тебе и завершать. Становись сам во главе войска, а там, как Бог рассудит.
Приговорили с каждой сохи брать по шести человек, по три конных и по три пеших. Брать с посадов, со всех волостей, брать с дворцовых и черносошных, с патриарших и монастырских, брать с боярских и иных земельных владений, брать и с имений вдов и сирот. Со времени ливонских походов царя Ивана Васильевича и нашествия Стефана Батория, таких сборов не свершалось.
Патриарх Гермоген обратился ко всем верующим защищать церкви от разорения, а тех, кто пошел и пойдет к Ивашке Болотникову — от церкви отлучить.
Померещилась когда — Ивану Болотникову его звезда в Коломенском под Москвой, ныне затянуло ее грозовыми тучами.
Сбор царского войска назначили в Серпухове. Потянулись в Серпухов и конные и пешие. Сплывали по рекам в Оку на лодиях и плотах. На воров встала вся Северная Русь. В Серпухове воеводы урядили полки и насчитали ратных до ста тысяч. Ополчение двинулось, не поспешая, к Туле, изгоняя по пути гарнизоны Болотникова из малых городов.
Болотникову размышление: надеяться на стены тульского кремля или уходить за Волгу? Чем дальше от Москвы, тем отдаленнее и надежда одолеть Шуйского. Не на годы зятягивать войну пришел на Русь Болотников. Время проредит его полки и поход потихоньку умрет, превратившись всего — лишь в разбой на дорогах.
Попытать силу московских полков, Болотников выслал к Кашире запорожских казаков и гультящих под началом князя Андрея Телятьевского. С рязанскими полками Прокопия Ляпунова и московскими стрельцами князь Телятьевский встретился на речке Восьма. На одном берегу царские полки, на другом — Андрей Телятьевский со своим сборным воинством. Разведав броды, князь перевел полки через реку и ударил на московские полки конным строем, при поддержке пеших.
Начали бой запорожские казаки. Ударили они бодро, сражались ухватисто. Луговину затянуло пороховым дымом. Пушек ни у тех и не у других. Рубились лицо в лицо. Пора бы и побежать московскому воинству. Никогда московские ратники не стояли с таким упорством. Дивился князь Андрей. Помнил он, как бегали москвичи под Калугой. Резня затягивалась. Минул час, другой, потянуло на третий.
Что-то в дыму, в ревущей толпе произошло. Из дыма и пыли выскакивали всадники и мчались в убег. Запорожцы! Князь Андрей Телятьевский похолодел. Запорожцы искусны в бою, да не стойки. Не за смертью пришли, а за легкой добычей. Запорожцы бежали с поля, пятились и пешцы. Рубили их московские конные нещадно. Возле князя его дружина. Повернул коня к своим, въехал в их ряды и вопросил:
— Будем стоять за воров Ивашки Болотникова, лишимся животов или сдадимся на царскую милость?
Ему ответили, что был бы за спиной царь Дмитрий, не сдались бы, а за Ивашку Болотникова класть головы не захотели. На рысях ударили на своих же пешцев. Вода в речушке сделалась красной от крови.
Кашира и Серпухов отняты у воров. Шуйский перевел войско через Оку, выбил болотниковцев из Алексина. Перед ним путь чист на Тулу.
Болотников не ожидал столь скорого и решительного продвижения царского войска. Едва отбыв осаду в Калуге, вновь садится в осаду в Туле? К дурному исходу поворот. И все же, почему не попытаться остановить полки Шуйского? Дозорные донесли, что подходит к Туле всего лишь передовой царский полк, что ведет его молодой воевода Михаил Скопин-Шуйский. Не выходили из памяти бои под Калугой, когда отступали перед ним московские полки при первом же с ними столкновении. Не ведая об измене Андрея Телятьевского, Болотников выслал свои полки навстречу Передовому полку царских войск к речке Воронья.