Изменить стиль страницы

Да плевать и на Тайвань и на вьетнамцев.

Скажите одно: что — с ней?

Где моя девочка?

Снова хватаюсь за телефон.

«Дуй бу ци…»

«Дуй бу ци…»

«Дуй бу ци…»

Заставил себя оторваться от монитора.

Спустился на улицу.

Обычный вечер, душный и тихий. Ковыляли, шаркая тапками, старухи, возвращаясь с прогулки. Тренькали велосипедные звонки. Кривоногий малыш семенил по газону за мячиком. Играли в «догонялки» неотличимые друг от друга девочки в светлых платьях. Курили охранники у ворот поселка.

В магазине тоже было спокойно. Рылась в лотке для мороженого тетка с бигудями на голове, сутулый дедок изучал надписи на бутылке йогурта. Скучал за кассой знакомый продавец, зевая и выставляя напоказ металлические зубы.

Будто и не случилось ничего.

Я купил сигарет. Помявшись, взял бутылку байцзю.

— Если с ней все в порядке, я брошу пить. Даже пиво.

Продавец оживился, зыркнул в мою сторону с любопытством.

Вряд ли он понял, что я сказал, но разговаривающий сам с собой лаовай — всегда интересное зрелище. В поселке живет трое сумасшедших, их все знают. Но они — свои, стало быть, неинтересные. Лаовай — другое дело.

— Что там, в Сычуани? — спросил, расплачиваясь.

Зная мои способности к китайскому, продавец изобразил руками, будто трясет погремушки-маракасы. Подумал, ухватился за стойку с конфетами, пошатал ее.

Поразило, что во время этой пантомимы он улыбался.

Дома жахнул полстакана водки, запил водой и приник к монитору.

Новости повторялись, англоязычные ничем не отличались от наших. Появились фотографии: завалы, врачи, спасенные младенцы, расплющенные машины.

Алкоголь лишь взвинтил. Не допив бутылки, я отправился к Ласу.

Фриц осторожно приоткрыл дверь — видать, я здорово барабанил кулаком.

— Помоги мне купить билет до Чэнду. Закажи по интернету, я сам не могу. На утро, в одну сторону.

Лас деликатно кашлянул. Показал — заходи.

В комнате пахло анашой.

Я сгреб в сторону вещи, раскиданные по кровати.

Сел и обхватил руками голову.

— Мой друг…

Лас полез в ящик стола.

— Если ты в курсе, что там случилось…

— Именно. Там Ли Мэй, ты понимаешь, хрен очкастый?! Там люди под… — я забыл, как сказать по-английски «завалы», — там людям помощь нужна.

Лас терпеливо кивнул. В руках его зашуршал пакет с «травкой».

— Вот из-за того, что там случилось, ты туда и не попадешь. Мне очень жаль, но аэропорт в Чэнду не работает.

Немец отсыпал на стол приличную горку.

— Будешь?

— Нет.

Меня начало бесить его спокойствие.

— А как туда можно добраться?

— Никак. Тебя никто не пустит.

— С чего это вдруг?

— А с того… Подожди, где моя трубка? Ты, кажется, сидишь на ней.

Чуть не швырнул ему в лицо железную «дудку».

— Ну, так почему?

— А потому, что Сычуань — это не только панды и острая кухня. Интересовался бы ты положением дел побольше, тогда бы знал: в этой провинции имеются «важные промышленные объекты». И что с ними произошло сейчас — никому неизвестно. Кроме тех, кому положено знать, разумеется.

— Какие, на хрен, объекты еще… Там же люди… Там она!..

— Людей много… А с нею, надеюсь, все в порядке, — поймав мой взгляд, добавил немец. — Там химзаводы, причем военные. И ракетные базы. Полный хаос вокруг, а ты, лаовай, хочешь туда проникнуть.

— Абсурд…

— Если ты сомневаешься, можешь попробовать. Но только время потеряешь и под наблюдение попадешь.

— Лас, что делать? Она не отвечает.

— Не берет трубку?

— Недоступна.

— В новостях сказали, связи с районом нет. Звони родителям.

— Я не знаю ни их телефона, ни адреса. Да и не говорят они по-английски.

— Так. Завтра или все прояснится, или пойдем в деканат, узнаем адрес и телефон. А там видно будет. Это пока все, что можно сделать.

Толстые пальцы немца ловко разминали «травку».

— Уверен, что не хочешь? Расслабляет…

Я вернулся к себе.

Допил водку, не чуя ни вкуса, ни запаха.

Включил телевизор.

Бесконечно повторялись дневные сюжеты.

Снова показывали карту, а закадровый голос называл города и цифры. Слово «тысяча» звучало постоянно. Не мог понять — погибших, раненых или эвакуированных.

С трудом попадая в нужные кнопки, набрал и отправил сообщение.

«Я знаю, с тобой все в порядке. Как только наладится связь, позвони мне. Я люблю тебя».

Улегся в одежде на кровать.

Хотелось скулить по-собачьи.

На пару часов провалился в тяжелую дрему.

Едва рассвело, встал и принялся читать новости. Число пострадавших… может значительно увеличиться… населенные пункты в горах разрушены почти полностью… в помощь спасателям… войска… Стоп. Вот оно… Британцы искали пятнадцать своих граждан — те пропали в районе заповедника. Дурацкие ссылки на статьи о пандах. Западный мир беспокоится о «живом символе Китая».

Сдохните, панды, сдохните англичане, сдохните, журналисты!

Пусть только она вернется.

Найдите ее.

Я прошу тебя, прошу… — умолял я то ли Будду, то ли саму Ли Мэй.

Ее телефон не отвечал.

Неумытый, с перегарной вонью изо рта, в мятой одежде, я отправился к стоянке автобуса. Ехать в новый кампус, работать весь день…

Не представлял, как смогу это.

Серое, тихое и паскудное утро. Низкие сплошные облака закрывают небо.

Старухи перед общежитием завели уже, как ни в чем не бывало, музыку для упражнений.

По дороге купил «China daily» на английском.

Черно-красная передовица, несколько мелких фотографий.

«День, когда земля содрогнулась!» На второй и третьей страницах — репортажи об эвакуации, рассказы очевидцев.

Остальные двадцать страниц — будто и не случилось ничего: политика, бизнес, культура, спорт.

В автобусе встретил Ласа. Сел рядом, показал газету.

— Квота на негативные новости — объяснил немец. — Страна должна быть спокойна и уверена в завтрашнем дне. Ладно, после обеда попробуем что-нибудь узнать. Ты бы вздремнул, пока едем — видок у тебя, я скажу, неважный. Да, и жвачки в буфете купи, несет от тебя на весь автобус.

Перед занятиями снова пытался дозвониться.

Глухо.

В перерыве побежал в соседний корпус, на кафедру. Заведующая, приветливая моложавая китаянка Нина, сидела перед компьютером.

— Уже слышал, что случилось? — кликая мышкой, спросила она.

— Слышал…

Внимательно оглядела меня, ничего не сказала.

— У меня там…

Я осекся. Личную жизнь от коллег лучше держать подальше.

— Друг там у меня… Как раз вчера поехал в заповедник.

— Я только что читала — насчет россиян данных пока нет, посольство в Пекине сообщило.

— Он китаец.

— Надеюсь, все с ним в порядке. Хочешь новости посмотреть?

— Если можно.

Нина уступила место.

Перекатывая в сухом рту комок жвачки, перешел на страницу «Яндекса».

«В эпицентре стихии 80 % зданий разрушены до основания, а все подступы к ним завалены камнями. Спасателям приходится работать в крайне тяжелых условиях: линии коммуникаций оборваны, проливной дождь парализует вылеты вертолетов, а подземные толчки продолжают повторяться. Только за ночь их было здесь свыше тысячи».

Последняя фраза придавила меня.

Ледяной, безнадежный ужас перехватил сердце.

Закрыл глаза и увидел Ли Мэй — не ее даже, а только руку и плечо — под огромным и мокрым куском бетонной плиты.

Она не кричит.

Ей не больно.

Она мертва. В измученном мозге будто лопнуло разом множество сосудов.

Опустил голову и застонал.

Заведующая что-то тихо говорила, секретарь пихала мне в руку стаканчик с водой. Я просидел в стылом отупении до конца перерыва. Отказался от предложения сердобольной Нины подменить меня и пошел на урок.

Мел в моих пальцах ломался, крошевом осыпался к ногам.

Я смотрел на студентов, и от их спокойствия мне хотелось орать, выть и рычать, срывать таблицы со стен, опрокидывать парты, бить прямо в безмятежные лица, ломать тонкие шеи…