За этим занятием и застал меня Вилли.

— Привет, старик, поздравляю, — сказал он.

— С чем? — поинтересовался я. — Мой день рождения был четыре месяца назад.

— С предстоящим завершением учебного цикла. Ведь в апреле ты станешь унтер-офицером.

— Не торопись с поздравлениями, — ответил я. — Посмотрим еще, что будет. — Говоря об этом, я думал о предстоящем бегстве с Йоргом.

— Если ты не украдешь где-нибудь на приеме серебряную ложку, быть тебе унтер-офицером, уверен, — заявил Вилли. — Дело ясное. Не понимаю, почему у тебя такое скверное настроение. Ты не рад своему предстоящему производству в офицеры?

— Расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас желания нет. Договорились?

— Как хочешь. А не хотелось бы тебе посмотреть какой-нибудь интересный фильм?

— Что хорошего идет сейчас в кинотеатрах?

— Я тебя не в кинотеатр приглашаю. Дома у одного моего приятеля есть видеомагнитофон, ребята собираются в шесть часов.

— А что будут показывать-то? Какую-нибудь порнографию? Или американский ковбойский фильм?

Я еще раздумывал, что бы мне было интереснее посмотреть, когда Вилли ответил:

— Ни то ни другое. Американский фильм «Холокаст», второе название — «Конец света».

Меня это заинтересовало. Вилли засмеялся, добавил:

— Будет к тому же пиво, и все это обойдется дешевле, чем в нашей столовой.

Вилли ушел, а я еще обдумывал предложение. Сидеть, заниматься вырезками из газет, анализировать статьи — дело хлопотное. Чего тут раздумывать? Вечер был для меня обеспечен.

«Что такое ОДС? Объединение демократически настроенных солдат бундесвера.

В ОДС встречаются военнослужащие, обсуждают свои актуальные проблемы. Цель ОДС — демократическое развитие бундесвера.

Какие задачи ставит ОДС?

Охрана прав солдат, улучшение условий их жизни. Это, конечно, не нравится министру обороны Леберу и его генералам.

Но каждый солдат бундесвера должен знать: в ОДС работают доверенные лица от рядовых и представители профсоюзов.

ОДС защищает также и твои интересы».

Все это я прочитал на плакате, висевшем в комнате, где должен был состояться просмотр фильма. Плакат был довольно старый, поскольку Лебер уже не был министром обороны, его сменил Апель. Надо будет спросить у Вилли, когда это произошло.

Вилли все не появлялся, хотя солдаты приходили один за другим, в том числе из казарм Гинденбург и Остмарк. Некоторые посматривали на меня с недоверием.

— Курсант, кандидат в унтер-офицеры. Наверное, явился шпионить за нами, — сказал высокий блондин.

— Брось придираться, — встал на мою защиту Бонзак. — Крайес парень ничего. Многого еще не понимает, но, по крайней мере, пытается разобраться.

Ну и дрянь этот Бонзак! Что же он меня с грязью мешает? Мог бы сказать хотя бы так: «Друзья, Крайес — один из тех, кто проявил интерес к тому, чем интересуемся и мы. Хоть он и не является больше солдатом и скоро станет унтер-офицером, он поддерживает с солдатами добрые товарищеские отношения. Добро пожаловать, ефрейтор Крайес!»

Конечно, я понимал, что никто так про меня не скажет, ведь до сих пор я считал ОДС левой и чуть ли не подрывной организацией, так что они были вправе относиться ко мне с известным недоверием.

— Пока не начали крутить фильм, хочу показать вам что-то, — заявил Мюллер, тоже сапер, специалист по трубопроводам. Он вытащил из кармана газетную вырезку и начал читать: — «Ландсхут. Рядовой медицинской службы Ульф Майер, подразделение которого находится в ландсхутских казармах Шоха, несколько дней назад заявил, что считает недействительной свою присягу на верность бундесверу, так называемую «присягу знамени», данную им в начале прошлого года. Он давно собирался выступить с таким заявлением. Последним толчком для него послужило обсуждение публичной присяги солдат бундесвера, подвергшейся серьезной критике со стороны общественности». Вот текст заявления Ульфа Майера: «Настоящим я объявляю недействительной принесенную мною присягу с обещанием «защищать права и свободы немецкого народа».

Причины, побудившие меня отказаться от присяги, следующие.

526 дней, проведенных мною на службе в бундесвере, показали, что мы, простые солдаты, практически лишены прав и свобод. Несколько раз я получал дисциплинарные взыскания за то, что носил значок с надписью «Остановите Штрауса». Мои жалобы по команде на неправомерность наказаний успеха не имели. Был отклонен также мой протест против пения солдатами бундесвера нацистской песни «С юга рейха». Заместитель командира дивизии бригадный генерал Штраус заявил мне, что пение этой песни относится к добрым солдатским традициям.

Демократические нрава граждан в бундесвере не уважаются. Начальники, если им не нравятся чьи-то убеждения, применяют насилие. Только тот солдат считается образцовым, который, отключив свой разум, бездумно выполняет все, что ему приказывают.

Сейчас по всей Федеративной Республике осуществляется процедура публичного принятия присяги, то есть солдат клянется в присутствии общественности. Очевидно, цель этого — превратить все общество в одну большую казарму. Не проявление ли это той же традиции, которая превращает нацистские песни в походные марши бундесвера и требует, чтобы подпевали все, как один? С этой традицией я не хочу иметь никакого дела. У меня иные представления о том, что такое права и свободы простого человека, нежели у тех, кто командует бундесвером. Поэтому я не считаю себя впредь связанным присягой бундесверу, которую я дал ранее».

Некоторое время все молчали, находясь под впечатлением от услышанного.

— Ну, что скажете по этому поводу? — спросил наконец Мюллер. — 1 апреля к нам поступит пополнение новобранцев, они также будут присягать. Кто знает, может быть, наш командир тоже планирует провести присягу в присутствии публики, собирается устроить из всего этого спектакль.

— Наверное, нам надо что-то противопоставить этому спектаклю. Например, устроить публичный отказ от присяги.

— Только надо как следует подготовиться, — сказал Мюллер. — Такие акции должны быть хорошо спланированы заранее. Для начала я предлагаю разработать текст письменного заявления командиру батальона. В нем мы предложим, например, принимать присягу у памятника борцам антифашистского Сопротивления, скажем, в одном из концлагерей и запланировать выступления участников движения Сопротивления перед новобранцами бундесвера.

— Письменное обращение к командиру батальона не пройдет, он сразу заявит, что это дело рук левых.

— Конечно, — сказал Мюллер. — Но ссылаться на левых ему придется лишь для того, чтобы как-то обосновать ответ нам. Пускай поломает голову. А сейчас давайте посмотрим фильм.

«Наконец-то принялись за дело, — подумал я. — Эта история с парнем, отказавшимся от присяги, очень интересна, но сюда-то я пришел посмотреть фильм, не больше».

Было о чем поразмышлять. Я ушел не попрощавшись. И фильм до конца не досмотрел. Кое-кто мог подумать, что мне стало скучно, но я просто-напросто не выдержал. Поначалу еще можно было смотреть, но к концу фильма перед глазами все чаще возникал Винтерфельд. Его образ вырисовывался все лучше и яснее. И самого себя я увидел в фильме. В черной эсэсовской форме. И хаупт-штурмфюрера Дорфа, отдававшего приказы. Это было невыносимо!..

Я сидел в пристанционном буфете, вспоминал кадры фильма. Затащил меня Вилли на эту картину, а поговорить не с кем. Наверное, придется к нему же и обратиться с моими вопросами. Но поймет ли он меня? Черт бы побрал всю эту политику!

Злость душила меня. Я вытащил из кармана листовку ОДС, порвал ее на мелкие кусочки, рассыпал по полу как конфетти. И тут же подбежал официант:

— Молодой человек, у нас так не полагается. Вот вам щетка, совок, извольте собрать все, что насорили, и отправляйтесь-ка к мамочке домой!

Утром, раздавая почту, дежурный выкрикнул мою фамилию. Письмо от Анны! Я сразу узнал его по почерку. Письмо было маленькое.