13-53 ЧУС КрАЗ-256 — под забором, готовится к списанию.

Понятно, раздевают, пустили машину на запчасти.

13-54… 13–55…

И вдруг Хитройвана пробила испарина.

13-56 ЧУС КрАЗ-256, Арсланов М.И., Темиркулов А.Т.

— А этот выезжал?

— Нет… Стоит на ТО-2 — ну, вообще ему коробку должны менять, заодно и обслуживание проведут.

— А водители не выезжали на других машинах, на подмену?

— Темиркулов Ахмет Теймуразович на больничном был, Арсланов Максуд Ибрагимович день отработал на ремонте, до семнадцати часов.

— А я смотрю, обе фамилии среднеазиатские, и вместе на одной машине…

— Так шофера вообще предпочитают сменщиком своего человека иметь родственника, соседа или земляка. Только эти, по-моему, не из Средней Азии, а с Кавказа… Ничего, симпатичные.

— А у вас много таких симпатичных в АТП?

— Есть ещё несколько человек, только они на ЗИЛах и КамАЗах работают.

Хитройван вытер пот со лба платком, улыбнулся учетчице и продолжил работу. Потом перешел в отдел кадров и выписал адреса всех КрАЗовских водителей. Потом заглянул в профилакторий и посмотрел, как с 13–56 снимают тельфером коробку передач. Среди слесарей разглядел высокого стройного парня, темноволосого и темноглазого, с тонкими усиками и большим синяком под глазом. Парень был действительно из себя ничего.

— Что, — спросил лейтенант, — в темноте на кулак наткнулся?

— Упал, — лаконично ответил парень и отвернулся.

Глава 26

Вскрытие показало…

Гущин меня с утра осмотрел, общупал, обстукал, сдвинул очки на кончик носа, посопел в усы и отменил капельницу. Внутримышечные уколы, однако, оставил.

— Иди, Колесников, не ной. Без твоей задницы наши сестрички тоской изойдут.

В процедурной сегодня работала Софья, и тоской исходил я. Беспощадная баба, сто семьдесят пять на семьдесят пять, и шприц вгоняет с размаху. Ей бы у Спартака гладиатором работать. Или у капитана Кидда судовым хирургом и, по совместительству, командиром абордажной роты.

Зато потом последовала физиотерапия, и это был бальзам на раны моего уязвленного сердца. Озокеритовые грелки — замечательная штука. Я улегся на живот, Людочка прилепила мне на икры толстые, исходящие паром квадратные коричневые лепешки («шоколадки», как они тут выражаются), прикрыла клеенкой, сверху вытертым до ажурности байковым одеялом, критически глянула и притащила ещё одно. Перевернула песочные часы и пошлепала к следующему пациенту, отделенному от меня символической занавеской из простыни с черными штампами. Я раскрыл «Двойную звезду» Хайнлайна и погрузился в двойное блаженство.

Дарья Осиповна — хозяйка УВЧ — долго передвигала с место на место голенастые никелированные рычаги своих аппаратов-богомолов, стараясь правильно разместить эбонитовые диски возле моих хворых ног, бурчала себе под нос, щелкала реостатом и спрашивала, что я чувствую. Увидела, что я укладываю перед собой книжку, и столь же долго рассказывала, как вредно читать во время процедур, а также и в любое другое время. Поскребла пересохшей шариковой ручкой в журнале, повздыхала — ей хотелось рассказать мне о дочери, которая выгнала мужа, осталась сама с ребенком, но не унывает, устроила во дворе теплицы под полиэтиленом и даже сейчас ещё выращивает там зеленый лук, а в погребе — шампиньоны. Про шампиньоны мне было интересно, но только первые три раза. На мое счастье, загудел таймер в какой-то из соседних клетушек, и Дарья Осиповна пошла избавлять от ультравысоких частот моего коллегу, отбывшего срок.

В общем, УВЧ — тоже неплохая процедура, но нет в ней той душевной теплоты, что в озокерите.

Перед массажем я заскочил в туалет покурить и собраться с духом. Массаж — это серьезно. Там не почитаешь. Там поохаешь. Массажист Володя невысокий, но широкий, того сложения, которое именуется «что поставь, что положь». Ручки у него примерно такой же толщины, как у меня ножки. Я такие ручки видел (если не считать всяких Шварценеггеров, а в жизни) всего ещё на одном человеке — это была юная дантистка, которая вырывала из меня зуб мудрости. Зуб мудрости — значащая, даже символическая деталь человеческого организма: он вырастает, когда тебе положено уже быть умным, и его вырывают, когда дальше ты уже не станешь умнее, а только опытнее…

Конечно, массаж — не такая впечатляющая процедура, как искоренение зуба, но тоже запоминается.

Володя поморгал глазами за стеклами сантиметровой толщины, повернулся лицом к окну, спросил:

— Где вы там, Вадим Андреевич? Встаньте против света, а то я вас не вижу…

Он вообще почти не видит, давно уже, и когда понял, что зрения не восстановить, оставил свою электронную профессию и выучился массажу.

— Володя, я уже лежу на столе, спиной кверху и ногами к двери по народному обычаю…

Володя на ощупь вымыл руки под краном, вытер полотенцем и долго растирал, чтобы ладони согрелись.

— Ну, что вы сегодня читаете? — спросил он, нащупывая мои конечности.

— Хайнлайна.

— Это про любовь или про шпионов?.. — произнес он традиционную шуточку и впился своими манипуляторами мне в икру.

Есть такое выражение «железная рука в бархатной перчатке». Представьте себе стальные крючья внутри вареных сарделек — это Володины пальчики.

— Почитайте мне, пока я работаю. Тут раз в сто лет попадается человек, который читает хорошие книжки и умеет читать с выражением. Вы — мой любимый пациент.

Между прочим, «пациент» на латыни значит «страдающий»…

— «Если входящий в бар человек одет как деревенщина, но при этом ведет себя словно владелец заведения, можете быть уверены — перед вами космонавт…» У-у-ух-х… — начал я.

— Воете вы от себя или там так написано? — поинтересовался Володя.

— Угадайте, — буркнул я и снова охнул.

Володя довольно хихикнул.

— Так как вам нравятся результаты вскрытия?

— Я… я не понял, что это уже вскрытие… хотя должен был догадаться по ощущениям… О-о-ой… Вот это то самое место, Володя.

— Я чувствую, Вадим Андреевич, у меня очень чуткие пальцы.

— А особенно нежные, — поддержал я.

— Но я имел в виду пока не ваше вскрытие, а покойного мэра.

Про вскрытие мэра я ничего не слышал.

— Володя, если вы на минутку снимете с меня испанский сапог, то я смогу даже услышать, что показало вскрытие.

— Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия, — произнес Володя любимую в этом сезоне остроту медиков. — Оказывается, он не убился, а просто умер от разрыва сердца.

— Откуда сведения?.. Воло-о-одя, имейте со-оох! — весть…

— Простите, ещё раз последнее слово?..

— О-о-ох…

— А, вот что вы имели в виду… Оказывается, наш патанатом — один из лучших специалистов города… если что, сможете хвастаться личным знакомством… его приглашали на консилиум… давайте-ка пройдем сегодня выше по ноге…

— Только помните, сегодня меня колола Софья, с левой стороны.

Володя прошелся в щадящем режиме по обеим ногам, спросил, почему я не читаю дальше и тут же сообщил, что, к сожалению, его медицинских познаний оказалось недостаточно, чтобы усвоить всю информацию, принесенную патанатомом.

Само собой, сразу после массажа я поплелся в ординаторскую. Гущин вытащил доску, расставил фигуры. Пробормотал:

— Гроссмейстер пошел e2 — e4…

Врачи обсуждали результаты аутопсии более квалифицированно, хотя и их постоянно сносило на черный медицинский юмор. Доктор Коновалов заполнял истории болезней, бормоча под нос:

— Естественная смерть от удара по голове тупым предметом, возможно, буфером грузовика…

Я вполголоса спросил:

— Сергей Саныч, это он всерьез или шутит?

— Шутит, Дима, шутит… Где-то я прочитал, что люди больше всего шутят на самые страшные темы — смерть, травмы, болезни… супружеские измены… Юмор помогает уменьшить масштаб беды, опустить ниже порога ужаса… Медики каждый день имеют дело с ужасами, но им работать надо, а не ужасаться… Так я слона возьму?

— Воля ваша… Так что же вскрытие?