— Наверное, все дело в запасе энергии, — подумала я вслух, почесывая нос.

— Это ты о чем? — никто, кроме Гиза, меня не понял.

— Мы ведь только что рассуждали о том, куда девается съеденная сильфами еда, — попыталась объяснить я свою точку зрения. — Весь мир подчиняется общим законам, в том числе закону сохранения энергии. То есть никто не возникает из ниоткуда и не исчезает в никуда. Полагаю, еда в телах сильфов очень быстро преобразовывается в запас сил, то есть в энергию, которую они могут тратить не только на подержание физического тела, на полеты, но и на магические действия. Чем больше сильфы едят, тем больше этот запас, преобразуемый в волшебную пыльцу, а значить эффектнее и эффективнее волшебство. Вот наш Фаль из-за хорошего регулярного питания куда раньше положенного срока обрел взрослую способность к магии, поэтому и Иесса, наевшись хорошенько, вместо шарика вызвала столб молний. Вряд ли в своих лесах сильфы едят так обильно: Фаль нам рассказывал: орехи, ягоды, пыльца, листики, дикий мед — на такой пище особо не разгуляешься.

— Значит, придется нам и дальше этого проглота кормить от пуза, — театрально вздохнул Лакс и мы дружно рассмеялись, даже недоверчивая Иесса сообразила, что рыжий мужчина шутит, и ее звонкий колокольчик присоединился к общему хору.

— Непременно, мы вообще никого впроголодь держать не собираемся, пустой желудок — верный залог скверного настроения! — объявила я и предложила: — Двигаемся дальше? До дневного привала хотелось бы проехать несколько большее расстояние. А то еще баронесса решит, что мы вознамерились оккупировать ее земли.

Наш маленький караван снова тронулся в путь, Фаль, успешно справившись с процессом преобразования пищи в запас энергии, принялся носиться над головами людей, метаться то вправо, то влево, то вперед якобы на разведку, я же думаю, просто от полноты чувств и выпендриваясь перед сильфидой. Какой мальчишка удержался бы от искушения покрасоваться перед симпатичной девушкой? В этом плане, психология сильфов и людей имела несомненное сходство.

Иесса же почти не обращала внимания на подростка, сидя у меня на плече, она озабоченно размышляла о чем-то, а потом тихо, но решительно заявила:

— Пока я не расплатилась с тобой, магева, я не могу вернуться к своему клану!

— О, не сомневаюсь, ты очень быстро отыщешь такую возможность, — ответила я, напряженно соображая, о чем именно попросить сильфиду, да еще так, чтобы она сочла мою просьбу несомненно выполнимой и весомой для обнуления долга. — Для начала помоги Фалю отыскать удачное место для дневной стоянки. Думаю, тебе лучше известны здешние края!

Сильфида бодро кивнула и сорвалась с плеча маленькой золотой молнией, а я продолжила ломать голову над заданием. По сути, просить мне у крохи было нечего: вряд ли малышка была способна на нечто большее, чем Фаль, но и тащить ее с собой в качестве бесплатного приложения к отряду мне не хотелось. А посему я продолжала усиленно думать, будь голова набита булавками, они непременно повылезали бы наружу.

Впрочем, любая мыслительная деятельность требует покоя телесного или, коль деятельность физическая неизбежна, некой ритмичности и однообразности таковой. А думать и действовать с равной эффективностью весьма сложно. Это я веду к тому, что не успела хорошенько сосредоточиться на проблеме, как доблестный разведчик Фаль, захлебываясь волнением, принес очередное донесение, на сей раз не содержащее "сверхсекретной информации" о передвижениях купеческого возка или пешего прохожего:

— Впереди отряд! Пять человек, мужчины, вооруженные!

— Опять морианцы? — схохмил Лакс.

— Нет, другие, — не чуя подвоха, серьезно возразил сильф. — Один богатый, с золотой цепью на груди!

— Кто-нибудь из местных дворян совершает моцион? — предположила я, все еще считая, что происходящее нас особо не касается.

Дорога не куплена, мы движемся в одну сторону, они в другую, уж как-нибудь разъедемся. А на худой конец у нас есть магева одна штука и в качестве секретного оружия два хорошо накормленных сильфа, способных творить магию и выводить противника из состояния душевного равновесия мелкой вредительской деятельностью.

Никто в компании точного ответа на мой почти риторический вопрос не знал, сильфы снова умчались на сей раз вдвоем и вернувшись выложили:

— Мужчина едет с целью. Он кого-то ищет, а четверо — его охрана.

— Ну и пусть ищет, — согласилась я, не оспаривая чужого права на поиск, справедливо рассудив, что если пятеро кого-то и ищут, то не нас. Лакс в здешних краях давно не появлялся, Кейр вел жизнь законопослушную, а Гиза никто не стал бы искать, коль не желал покончить жизнь самоубийством. Четыре охранника — ничтожно малая гарантия безопасности при встречи с киллером Тэдра Номус. Нет, я вовсе не одобряла прежней профессии Гиза, но не могла не признавать его высоких профессиональных навыков, ныне поставленных на службу мне.

Гадание на кофейной гуще довольно скоро окончились, предсказанную разведкомандой сильфов группу всадников мы увидели лично, в том числе и возглавлявшего ее типа с цепью. Ну что сказать, черная грива волос, стелющаяся по плечам, широкий разворот плеч, соболиные брови, хищный нос с тонкими ноздрями, упрямый подбородок, полногубый рот — такими рисуют благородных героев женских романов. Красавец-самец в зрелом возрасте. Если б я вечно не западала на мужчин с неправильными чертами лица, непременно влюбилась бы, а так просто смотрела с равнодушным любопытством на то, как завидев нашу скромную компанию и признав во мне магеву, он вскинулся и погнал горячего жеребца на сближение. Охрана, повинуясь единственному жесту господина, осталась на месте.

— Магева, — придержав поводья, мужчина приложил руку к груди и слегка поклонился, вроде бы и формальное почтение выразил, но без души. — Я желал бы просить твоей помощи в розыске пропажи.

— И что же ты потерял? — поинтересовалась я, изучая не столько мужчину, сколько коня — статного вороного красавца, весьма напоминавшего сложением лошадку Вейлисы. Некоторые запоздалые подозрения зароились в голове.

— Я барон Мангонт. Три дня назад из замка исчезла моя падчерица Вейлиса. Я не знаю точно, была ли девушка похищена или ей задурили голову и убедили покинуть родной кров, — голос мужчины дрогнул от вполне искреннего волнения.

— Девушка очень наивна и доверчива, право, я чрезвычайно беспокоюсь о ее благополучии. Ее неопытностью могут воспользоваться с недобрыми намерениями: ограбить, надругаться, даже убить! — Мангонт занялся нарочитым нагнетанием атмосферы, по-видимому, надеялся пробудить во мне безмерное сочувствие и подвигнуть к оказанию немедленной помощи в розыске беглянки. Не знай я саму "несчастную" Вейлису и первопричину проистекающих несчастий, вполне вероятно могла бы попасться на удочку ложного сочувствия озабоченному опекуну.

— Значит, все дело в беспокойстве о пропавшей, — задумчиво протянула я, якобы склоняясь к оказанию помощи, а на деле проверяя до какой степени способен завраться собеседник.

— Мой долг попечителя, обещание, данное у смертного одра супруги, и собственная душевная привязанность к той, которую я полюбил как дочь, — патетично поддакнул барон, засверкав темными бриллиантами глаз так, будто вот-вот обронит скупую мужскую слезу. Известно, ничто не пробивает женщину на жалость, как сильный красавец, позволивший себе открытое проявление пылких чувств.

Наверное, мужчина весьма привык полагаться на личное обаяние и сейчас использовал старые трюки совершено рефлекторно, с привычным самодовольством полагаясь на их эффективность. Вот только я сразу поняла, в какой части своей речи Мангонт врет, а в какой не кривит душой. Почему? Точно не знаю: то ли в силу внезапно резко развившейся интуиции, то ли из-за обилия сильфьей пыльцы, вытряхнуть которую из одежды так и не удалось, да к тому же мои "живые эполеты" продолжали усиленно засыпать насест новой порцией искрящегося чуда. Клятва и долг заботы барона существовали на самом деле, а вот насчет отеческой любви к приемной дочери мужчина явственно чего-то недоговаривал. Не договаривал причем в такой же степени, как Герасим, отправившийся топить Му-му.