Изменить стиль страницы

Насмотревшись и сделав выводы, я оттеснил её от огня, которому пришлось скормить добрую половину подстилки, и занялся жаркой сам. Всё-таки, пеший переход от Овары до Тоси многому меня научил.

Не знаю, высоко бы оценили наше творчество придворные чревоугодники, или побрезговали даже понюхать, но всем понравилось. Не так уж много и насобирали, как выяснилось. Или оно ужарилось? Или кто-то, стоило отвернуться, таскал дымящиеся кусочки, обжигаясь и ойкая? А ещё травоядный…

— Спасибо за ужин и приятное общество! — Коюки первая отсела от костра, запахнула косодэ поплотнее и уставилась в звёздное небо. — Красиво! Смотрите, Млечный Путь! Говорят, если ступить на лунную дорожку и взойти на него, можно попасть к бессмертным небожителям! Может, попробуем?

— Не надо! Они и так, горемыки, только и знают, что сталкивают вниз излишне любопытных, — фыркнул Ю. — И новолуние было два дня назад.

А я подумал, что к бессмертным уже попадал, и в ближайшее время как-то не хочется повторять этот опыт.

— Зачем вам небожители, госпожа Коюки? — вкрадчиво спросил я.

— Узнала бы, как там мама. И… отец.

Ага, дело-то проясняется! Сирота даже в благородном семействе лишний кусок съедает. Вот и сплавили подальше от дома, не дожидаясь, пока в лета войдёт. История не из редких.

Похоже, девочке и впрямь можно доверять. Те мелочи, которые не дают мне покоя, наверняка имеют разумное объяснение. Не буду допытываться. Если желает хранить тайну — пусть хранит. Я не Хоно, да и Коюки — не Мэй. Бедняжка, ещё неизвестно, кого тебе в супруги определили любящие родственники! Как несправедливо…

— Хорошо! — насытившись, я поднялся на ноги. От жара одежда задубела окончательно. Спать в корке из грязи? А раны, их было бы неплохо промыть, саднят невыносимо! — Как насчёт омовения на сон грядущий?

— Ты спятил, мой дорогой друг? — ласково обратился ко мне Ю. — Осень. Север. Ночь. Какое купание?

— А если мы ещё несколько дней проведём в пути? — возразил я. — Так и будем слоями грязи покрываться, как столичные красотки — шелками? Быстро окунусь, прополощу одежду с повязками — и к костру. Тут затишье, тепло. Высохнет мигом!

— А мысль здравая, — подумав, согласился он. — Если наша спутница будет столь любезна, что закроет глаза на нашу наготу.

Можно подумать, ты ей в этом не поможешь…

Та кивнула, скрывая смущение.

— Только надо постеречь огонь, — добавила она. — И собрать новую лежанку, я видела поблизости немало исколошмаченного дерева. Такое мягкое, кто бы мог подумать…

Отлично! Всё-таки, славная девчушка…

Мы поблагодарили отнекивающуюся Коюки и зашагали к воде, пока горячее желание не уступило ледяному ветру. Вперёд, к чистоте! Обратного пути нет!

— А п-п-повез-зло нам со с-спутниц-цей, — мои зубы выбивали дробь, пока я остервенело смазывал с тела размягчённую грязь. Окунуться мы попытались и тотчас же выскочили на берег, трясясь и ругаясь, на чём свет стоит. Вода обожгла сердце таким холодом, что оно едва не остановилось. Пришлось ограничиться мытьём на суше.

— Несказан-н-но, — раздалось ответное клацанье. — Ещё б-бы так с дор-рогой повез-з-зло!

— Т-то есть?

— З-за день ход-д-дьбы, — пояснил тот, пытаясь вытереться ещё не стиранной одеждой, и при этом остаться чистым, — н-ни одного селения! Н-непорядок!

А ведь он прав. Брат рассказывал, что рыбачьи деревушки усеивают каждую бухточку, а нам встретилось столько подходящих мест — и ни признака жилья. Это не посёлки в срединной части острова, которые держат соседей на безопасном расстоянии, чтобы те не отхватили лишний лоскуток рисового поля. На побережье делить нечего, моря на всех хватит…

— Мож-жет, на Фунао н-народа меньше? — предположил я.

— Он-но, конечно, т-так и есть… — не стал спорить мой собеседник, поглощённый полосканием одежды.

Набравшись храбрости, я предпринял последнюю вылазку на глубину. Или окончательно закоченел, или в воде теплее! На ветру кожа покрывалась мурашками, я сделал ещё дюжину осторожных шагов, пока вода не достигла плеч. Несколько раз окунулся с головой. Промыл волосы. Наверняка, стою в облаке грязи… Отошёл в сторону. А недурно! Совсем недурно!

— Ты не утонул? — окликнул меня знакомый голос.

— Иди сюда, тут тепло!

— Ага, как же!

— Правда!

— Я уже обсох. Давай скорее, селезень!

— Смотри, и впрямь дорожка от Млечного Пути! Здесь, на воде. И никакой луны не нужно, такая яркая!

— Дорожка? — удивился Ю. — Не вижу никакой дорожки. Выходи.

— Да вот же она, — рассмеявшись, я указал перед собой, и тотчас же подался назад. Что-то, покрытое серебряной чешуёй, взметнулось из глубины и скрылось, обдав меня веером брызг. Рыба? Акула?!

Не успел я в испуге броситься на сушу, как забарахтался в воде, сбитый с ног метким ударом под колени. Чьи-то руки поволокли меня прочь. Сначала подумал, что это Ю кинулся на помощь, но с чего бы ему тащить меня в море?! Поверхность оказалась недосягаемой, я наглотался воды, но вырваться из хватки не мог. Нуси? Морское чудовище?!

Внезапно объятия разжались, и моё безвольное тело опустилось на светлое дно. Дно? Светлое?! Здесь глубоко, почему я вижу?

— Я принесла тебя к ступеням из чистых раковин жемчужных, — раздалось в моей голове. Похоже на то, как Ю говорил со мной во сне. — Ступени цвета дивной пены, оттенка облаков над морем… Тропа, ведущая из мира людского в мой, и нет возврата…

— Это мы ещё обсудим, — не открывая рта, сообщил я. — Покажись… пожалуйста. Ты так красиво говоришь, почти поёшь. Кто ты?

— Я и не думала скрываться, — обольстительный смех заполнил моё сознание. — Смотри! Ну разве не прекрасна?

Серебристый след слева, росчерк справа. Руки гладят меня по груди, хохот у самого уха, но это обман! Русалки не говорят… вслух. Но они действительно прекрасны! Гибкое сильное тело, покрытое блистающей чешуёй, которая лучится собственным светом. Не хвост, а вуаль тоньше южных шелков, и волосы, жемчужная пелена, окутывающая голову… наши головы.

— Иди ко мне! Иди, мой милый… — улыбается она, и я поддаюсь, зачарованный этим зовом. В нём голос любимой женщины, которой у меня никогда не было. Плеск моря, чьи волны так нежно баюкают меня. И песня смерти…

— Кай, очнись! Красота — только видимость!

Кто это? Зачем?.. Так хорошо…

— Приди в себя, недоумок! Ах ты, гнусная рыбина, дай до тебя добраться!

Ю. Злой. Тоже хорошо… Или не очень?

— Его не слушай, это зависть, — шепчет русалка, и смотрит на меня так нежно, что голос юмеми превращается в монотонное зудение, в котором и смысла-то нет. Кто будет прислушиваться к москиту, ноющему за сёдзи? — Ты ни словечка не расслышал?

— Ни слова, — покорно соглашаюсь я, даже забыв, с чем. — Ничего не слышал…

— Ведь ты рождён для лучшей доли, — воркует она, склонив голову мне на плечо. — Любовь — прекраснейшее чувство! Любовь русалки — дар бесценный. И может ли на свете что-то важнее быть?..

— О нет, не может, — я подношу руку к её волосам, отвожу от губ струящийся по воде локон. — Не может!

— Пусть поцелуй скрепляет клятву! Пообещай мне, что отныне ты никогда…

На что меня подбивали, услышать не довелось. Русалка взвизгнула, на удивление противным голосом. И тотчас же несколько рук стали тянуть меня в разные стороны, словно дети — понравившуюся куклу. Вмиг отрезвев, я успел выругаться, осознать, что захлебнуться пока не грозит, и прийти на помощь Ю, который, едва ступив на белое дно, стал стремительно перевоплощаться. Моя похитительница взвизгнула снова, когда осознала, что заступник — вовсе не смертный. Потом ещё разок, когда поняла, кто он. А я наглядеться не мог на превращение! Красиво, только голова кружится от такого зрелища. Выходит, эти ступени — Юме?

— Ну, — грозно спросил ки-рин, топнув копытцем по жемчужному песку. — И как сие понимать?

— Господин, — русалка приникла ко дну, трепеща всем телом, напрочь забыв о чарующих песнях, — я и помыслить не могла! Простите, ради тысячи морских духов! Я никогда не стала бы есть вашего спутника…