Глава 11

Искушение

(Потоки времени обходят остров Хорай стороной)

Потрясённый, некоторое время я не мог вымолвить ни слова, и тупо смотрел на пальцы, перебирающие шелковистое великолепие его гривы. Существо урчало от удовольствия, зажмурившись, словно кошка. Оно настолько уподобилось неразумному зверю, что я даже засомневался, от него ли исходили слова! Но никого другого рядом не было. Невероятно! Неужели и правда Ю? Хотя, кто бы ещё стал язвить по поводу моей догадливости… да и разговор о персиках состоялся наедине. Но что так изменило моего друга? И, кстати, откуда он здесь, почему исчез?

Я сграбастал несколько радужных прядей и проникновенно посмотрел в глаза этой скотине.

— И где же ты шлялся, животное?

— Так говорят женщины из низших слоёв, встречая подгулявшего муженька, — отпарировал тот. — А ки-рин заслуживает лучшего обращения. Отпусти! Я просил гладить, а не выдёргивать.

Я с ошалелым послушанием выполнил просьбу, больше напоминающую повеление. Так это обличье — не видимость?! Хорошо, не человек, но четвероногое?!!

— Ки-рин?

Ю фыркнул. Прозвучало вполне естественно.

— Тебе ведь знакомо это слово.

Я покопался в памяти.

— Всё, что припоминаю, — честно сообщил я, — это сказание об олене с одним рогом, повелителе всего живого, олицетворявшем милосердие Небес. Говорят, от его шагов не приминалась трава, а зверям в окружении ки-рина не было нужды убивать ради пропитания. Ещё на теле его произрастало по шерстинке от каждого существа, а голос был "подобен снегу и дождю, падению листвы по осени и раскатам грома, трелям угуису[53] в сливах и журавлиному кличу". Кажется, поэтические сравнения я запомнил дословно, а вот как такое возможно, представляю с трудом.

— Ещё успеешь представить. В целом всё верно, хотя я не олень.

Замолчав, он направился к ручью и некоторое время пил, а я смотрел на него. Удивительно, но при всей странности и, казалось бы, несообразности строения тела оно казалось воплощением красоты, утонченности и гармонии. В движениях, скользяще-плавных, было что-то и от змеиной молниеносности, и от точности, присущей ударам тигриных лап. Действительно, по шерстинке от каждого!

— Скоро рассвет, — он оторвался от воды и повернул морду в мою сторону, — Спешить некуда, может, отдохнём чуть повыше, в долинке?

— Некуда? — мне показалось, что эхо прочло мои мысли.

— Мы на острове Хорай. Время не властно над ним, и течение дней — лишь видимость, необходимая для деревьев, трав и таких гостей, как ты.

— Это Юме? — уточнил я, хотя уже уверился в правильности своей догадки.

— В такой же мере, как дворец Сына Пламени — Империя. Но у правителя таких дворцов два, причём можно выстроить третий и четвёртый, а Золотая Гора — место, единственное в своем роде. Она — средоточие Юме, душа Мира Грёз, а потому находится повсюду и нигде одновременно. Разумеется, тебе непонятно, но тут уж ничего не поделать. Так мы идём?

— Ну почему же, — слегка обиделся я, но последовал за ним, — понятней не бывает. Чтобы располагаться в середине того, что не имеет границ, надо быть везде сразу, а это невозможно. Поэтому ты мог не махать веслом так усердно, всё равно бы приплыли… куда-нибудь. Ведь так?

— Мне хотелось поразмяться напоследок, — легкомысленно фыркнул он.

— Что значит, "напоследок"? — я насторожился. — Мы не собираемся застрять в сих благословенных краях, как это случилось с Мэй?

— Едва ли остров стал бы её задерживать после того, как девушка обрела себя, — возразил тот. — Земля Хорая — не для страданий и тоски. Твой отец был прав, это доброе место. Смотри, как красиво!

Мы вышли из рощицы, и вокруг снова сделалось светло, как днём. Миновав травянистый пригорок, за которым последовал другой, а затем ещё и ещё, мы поднялись на возвышенность, представляющую собой отрог вершины. Отсюда Гора казалась даже величественнее, чем с побережья. Скальные зубцы, венчающие её чело, тянулись к светлеющему небу, а бледная предрассветная луна лежала в их оправе, словно жемчужина.

Ю отвлёк меня от умиротворённого созерцания тем, что опустился в высокую траву, подогнув задние ноги, как кошка. Я сел рядом, сделав пометку на будущее рассмотреть, как же устроено его тело: всё-таки из известных мне животных он больше всего походил на оленя. Хотя что им, волшебным существам, до людских ахов и охов? Да, не человек, но чтоб настолько?! Ки-рин… Животное, покровительствующее другим и уберегающее их от убийства себе подобных. То-то его замутило при одном виде крысиной крови! А я думал, это от осознания опасности.

Совсем ничего я о тебе не знал, друг мой, совсем! Да и друг ли? На кой я тебе сдался, такому могущественному? Теперь даже вспомнить стыдно! Волновался, беспокоился, на выручку летел… А было ли тебе это нужно? Какая глупость…

— Но ты ни разу не спрашивал об этом себя, — прозвучал из травы тихий голос.

— О чём? — захлёстнутый вновь накатившей волной отупения, я не сразу осознал сказанное.

— Нужно ли это тебе самому. Что тебе это даст. Ты не искал корысти, и дружба, протянутая в открытой ладони — дар, который способны ценить не только люди. Теперь понимаешь?

Я кивнул, избегая смотреть в его сторону.

— Мне ведь повезло куда меньше, чем Мэй-Мэй, — всё так же едва слышно прошептал Ю, — ей довелось встретить многих, кто стал ей дорог, а мне — только двоих за всю жизнь.

Тоси и?..

— Тебя, недоразумение! — несмотря на подначку, голос прозвучал мягко.

Опять мысли читает. Вот сейчас — наверняка! Ну да, это же Юме, как я мог забыть?

— Не хотелось напоминать тебе, ну да ладно. И мысли, и переживания, — подтвердил тот. — Так что выбрось из своей умной головы то, чему место лишь в дурной.

Почувствовав себя увереннее благодаря этой сомнительной похвале и не только ей, я откинулся на спину, уставившись в небесную бесконечность. Звёзды успели потускнеть, ветерок колыхал метёлочки травы над головой, что-то тёплое щекотало щёку. Ай, это же хвост! Точнее, один из завитков, а остальное…

— А я всё гадал, когда же ты соблаговолишь его заметить, — ворчливо сказал Ю, как только я вскинул голову.

— А ты не подставляй! — прыснул я. — Извини, разве сразу привыкнешь? Тем более, что он тут повсюду…

— Хвосты Химико ему, видите ли, не мешали, — прозвучал едкий ответ. — А мой единственный драгоценный хвост…

— Ладно, разжалобил, несчастный. Впредь обещаю относиться к нему бережно!

— Было бы сказано… Хорошо, разрешаю меня задобрить и тем заслужить высочайшее прощение.

Догадавшись по намёку, я придвинулся ближе и снова занялся гривой. Эх, гребешок бы, расчесать всё это богатство…

— Забыл, где находишься? — строго спросил мой друг. — За чем дело-то стало?

Я вспомнил, как требовал татами в Пустом Сне, а затем усомнился, сработает ли мой приказ здесь. Хотя, Ю ведь сам только что сказал?..

— Могу я попросить гребень? — с поклоном обратился я в никуда. — А то одного ки-рина блохи одолели.

— Остряк… — недовольно заметил тот, и указал носом куда-то в траву. — Бери, раз уж выклянчил. Хотя обманывать нехорошо, нет на мне никаких блох. А вот вежливость — это правильно, она в почёте повсюду.

Гребешок, будто забытый кем-то, был широким костяным, с черепаховыми вставками. Я занялся распутыванием прядей, ки-рин снова заурчал, перемежая горловые звуки удовольствия с капризными просьбами не дёргать, не запутывать и не царапать; за этим занятием нас и настигло утро.

Когда рассветные лучи проросли из-за вершины, я понял, почему Гору Вечной Жизни также именуют Золотой. Камень. Там, где огненные поцелуи солнца касались скал, их поверхность блестела, будто покрытая позолотой. Я спросил у Ю, действительно ли эта громада сложена из драгоценных металлов и камней, как повествует легенда, но тот звонко рассмеялся.