Внезапно, существо, лежавшее подле меня вскочило и побежало к реке, издавая неприятные и резкие звуки. В тот момент я понял всё: это была собака, а я смотрел на мир глазами женщины, сидящей на противоположном от меня берегу. Это настолько поразило меня, что я вскочил.

Когда я вскочил, изображение опять стало меркнуть, и единственным, что я заметил, была фигура на противоположном берегу, вскочившая синхронно со мной. Через три секунды я понял, что стою с закрытыми глазами, открыл их и прищурился от яркого солнечного света. Я вернулся.

Женщина на противоположном берегу растерянно стояла, озираясь по сторонам. Корзина с только что прополосканным бельём лежала около неё на траве, вокруг неё было разбросано содержимое. Опомнившись, женщина наклонилась и стала собирать рассыпанные вещи.

-Пойдём отсюда, - Шан, не дожидаясь меня, развернулся и пошёл по тропинке, ведущей в лес.

Я ещё раз оглядел противоположный берег, пытаясь найти в нём хоть малейшие следы того сюрреалистического зрелища, но всё выглядело так, как и должно было выглядеть. Женщина, рассыпавшая бельё, отчаянно жестикулируя, что-то рассказывала остальным. Я отвернулся и последовал за Шаном.

Я догнал его примерно через минуту и стал расспрашивать о том, что я видел. Он отвечал кратко, не улыбаясь, и казался полностью погружённым в себя. Мне показалось, что у него был вид человека, которому снова не удалось сделать что-то важное, хотя он и старался изо всех сил. Я спросил его об этом, но он просто отшутился, сказав, что он обдумывает очень важное дело, о котором мне ничего не должно быть известно, во всяком случае, пока.

Я не люблю, когда от меня что-то скрывают, и когда мы вышли из леса, я поспешил придумать себе срочное дело и оставить Шана наедине с его разочарованием. Я чувствовал себя обиженным, мне надо было выплеснуть накопившийся неприятный осадок. Поэтому, когда я входил во дворец, я наорал на молодого монаха, стоявшего около двери. Он испугался, покраснел и побежал через поле к монастырю так быстро, что я рассмеялся и тут же забыл причину своего гнева. Я поднялся к себе, взял с полки недочитанную книгу и принёс с кухни чай. Я закончил читать, когда на улице стемнело, а пепельница, стоявшая рядом с кроватью на небольшом журнальном столике была переполнена окурками.

Я помылся, побрился, съел несколько яблок, и поднялся к Холи. Во всех комнатах горел свет, но никого не было. Как это бывает обычно, когда не удаётся сделать то, что собираешься сделать, или застать того, кого хочешь застать, я в растерянности стоял посреди комнаты, пытаясь придумать, что же мне делать. Читать не хотелось, а больше я не мог ничего придумать. Посмотрев на часы, висевшие на стене, я обнаружил, что было уже девять вечера. Я решил пойти в библиотеку и поискать там что-нибудь поинтереснее, чем сбывшиеся пророчества Рапмана Ну (несбывшиеся мне читать не давали, а чтобы не было соблазна, их просто не переводили на русский), но когда я подошёл к двери, ведущей на лестницу, та резко отворилась, и на пороге появилась изрядно запыхавшаяся Холи. Я вздрогнул от неожиданности, она тоже.

Мы прошли в комнату, я сел рядом с ней на диван и внезапно почувствовал себя нехорошо, сначала я не мог понять, с чем это связано, но потом понял, что мне просто стало передаваться её настроение.

-Что случилось? - я спросил искренно, но почему-то в моём голосе прозвучала насмешка. Мне иногда бывает трудно контролировать интонации, особенно когда долго не приходится ни с кем говорить. Так было и на этот раз.

Холи, казалось, не заметила этого. Она вообще не поняла, что я спросил. У неё был вид человека, полностью погружённого в свои мысли, причём, судя по её выражению лица, эти мысли были отнюдь не веселы.

Я пододвинулся к ней поближе и обнял её за плечи. Она прильнула ко мне, словно ища защиты, хотя я был уверен, что это движение не было осознанным. Холи спросила:

-Что ты сегодня делал?

Я рассказал ей о том, что случилось на берегу реки, упустив эпизод с упавшим деревом. Рассказывая, я чувствовал, что она меня не слушает. Мне захотелось выяснить причину её подавленного состояния:

-Холи, что с тобой? Ты меня совсем не слушаешь, как будто всё ещё находишься не здесь, а там, откуда ты только что примчалась.

-Не обращай внимания, мы просто поспорили с Шаном.

Меня осенило. Я уже знал, что все эксперименты, которые со мной проводили, имели своей целью возвращение личности Рапмана Ну. Я понял, почему перед случаем на берегу Шан пребывал в прекрасном расположении духа, а после этого стал мрачен и задумчив. Рапман не возвращался, несмотря на все предпринимаемые попытки.

-Что, не получается с Рапманом? -спросил я.

Холи вздрогнула.

-Да, не получается.

-А о чём вы спорили?

-Мы спорили о дальнейших способах. Шан настаивает на проведении радикальных мер, но я боюсь, что это будет опасно для тебя.

-То есть при радикальных мерах мой рассудок может серьёзно пострадать?

-В принципе верно, но только в принципе. Понимаешь, если Рапман станет возвращаться постепенно, то у тебя будут проявляться некоторые новые качества, а если это произойдёт мгновенно, то может произойти пересечение личностей, и ты окажешься первым человеком, у которого раздвоение личности - это не болезнь, а суровая действительность.

-Но если мягкие меры не помогут?

-Давай надеяться на то, что это окажется не так, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

-Я думаю, что если со мной что-то случится, то я этого тоже не переживу, - я пошутил, но сразу понял, что своей репликой поставил под сомнение слова Холи. Она посмотрела на меня с такой тоской в глазах, что мне стало больно.

-Прости, - сказал я, опустив глаза.

Мы говорили ещё долго, потом легли спать. Я проснулся среди ночи, Холи что-то говорила во сне, я долго не мог разобрать не слова, она замолчала, а потом отчётливо произнесла:

-Не надо этого делать, должен быть другой путь.

После этой фразы она проговорила ещё несколько неразборчивых предложений, перевернулась на другой бок и замолчала. Её дыхание стало ровным и глубоким.

Я посмотрел в окно, В тёмном стекле приоткрытой форточки отражалась луна.

Вскоре наступили странные дни. Я не мог поговорить ни с одним человеком, с некоторыми по причине того, что они просто не говорили по-русски, а с другими потому, что мне их просто было не найти. Все куда-то бегали, к чему-то готовились. Даже когда у меня получалось поймать Холи или Шана, оказывалось, что они в данный момент куда-то очень спешат, но буквально через час они меня найдут и всё объяснят. Час проходил, но никто не приходил и ничего не объяснял, и я начинал злиться. Мне хотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, так, чтобы все встали с ног на голову и оставались в этом неудобном положении как можно дольше.

Однажды, когда я пытался починить найденный мной в комнате Холи радиоприёмник, с улицы донёсся низкий и прерывающийся гул автомобильного двигателя. Я выглянул в окно и увидел там армейский джип американского производства, медленно подъезжавший к дверям монастыря. Я быстро переоделся и слетел по ступеням крутой лестницы на улицу. Быстрым шагом преодолев пространство между дворцом и монастырём, я оказался около машины.

Автомобиль со всех сторон окружили местные детьми, которые рассматривали его с таким восхищением, как будто это был не джип, а живое австралийское кенгуру, причём говорящее. Около машины стоял Узкоглазый и о чём-то спорил с людьми в форме, я подумал, что это полиция из соседнего государства, о котором мне рассказывала Холи. Я достал сигарету и закурил. Дети, заметив меня, кинулись в рассыпную, а Узкоглазый посмотрел меня с нескрываемым недовольством.

Продолжая говорить и размахивать руками, Узкоглазый пошёл к монастырю, полицейские последовали за ним. Я остался у машины один, вокруг меня не было никого, кроме нескольких крестьян, копающихся в земле, но и они были на таком расстоянии, что даже при большом желании мне не удалось бы разглядеть их лиц. Я подошёл к машине, в замке зажигания был ключ.