«Закричи я сейчас, и меня никто не услышит», — испуганно подумал он.

Деревья впереди расступились, указывая направление, и пикап поплыл через лес.

Двигаясь по неровным колеям, «Тойота» несколько раз опускалась слишком низко и зачерпывала в открытое окно густую влагу. Лобовое стекло покрылось испариной, и Глебу пришлось включить обдув. Капот, словно нос ледокола, раздвигал туман, и тот нехотя расступался. Деревья стояли неподвижные, будто каменные по обе стороны узкого русла. Глеб почувствовал, что вспотел.

Скоро впереди показалась дорога. Белая стена так же внезапно обрывалась, открывая колею, и «Тойота», медленно выкатившись на открытое место, остановилась. Призрачный след, который она оставила за собой, еще минуту читался в белых облаках, а потом исчез. Глеб прижался затылком к подголовнику и глубоко вздохнул.

И снова услышал звуки.

Шелестела листва. Покачивались на ветру высокие кроны.

Он пересек барьер.

«Тойота» разгонялась, как самолет. Глеб с упоением жал на газ, чувствуя, как ускорение плотно прижимает его к спинке кресла. Ощущения езды не было — было ощущение полета. Даже ямки и неровности дороги не портили упоительное чувство стремительного броска. Ветер налетал через открытое окно и ерошил волосы, с ревом закручиваясь вихрями по салону. Чувство свободы, звенящее, как тетива — так чувствовали себя ковбои, перегоняющие стада по бесконечным прериям. Только ты и ветер, и простор, наполненный холодным, свежим, как парное молоко, вкусным воздухом.

Восторг — та самая эмоция, так знакомая детям и почти недоступная в зрелые годы, гнал по венам кровь, и они гудели, как высоковольтные провода. Машина неслась посреди дороги, распугивая птиц, снующих по деревьям у обочины. Стрелка спидометра переступила отметку сто, а Глеб все продолжал давить на газ, завороженный скоростью.

И только когда впереди показался знак поворота, он отпустил педаль. С сожалением, разочарованно, словно опускался с высоты, где все подобны богам, на землю, к ее мелочам и тварям, ползущим между камней.

Из-за поворота показалась машина. Глеб мотнул головой и сильнее придавил педаль тормоза, одновременно возвращаясь на свою полосу.

«Зачем же я так гоню? Черт!».

Машина промелькнула мимо. Глеб переключил передачу.

«Улица Ленина, дом 18».

Глеб сложил бумажку и выбрался из машины. Солнце поднялось высоко и припекало, обещая впереди жаркий день. Народу на площади почти не было, лишь у входа в магазин стояло несколько стариков. Они что-то оживленно обсуждали. Искать улицу Ленина не было необходимости. В большинстве маленьких городов Подмосковья она всегда самая крупная, проходящая из конца в конец, и вновь становящаяся каким-нибудь шоссе или дорогой.

«Так, мне нужен дом восемнадцать».

Глеб включил сигнализацию и неспеша пошел вперед, высматривая искомый номер.

Дома — все двухэтажные, с треугольными крышами и окнами по фасаду, деревянные и выкрашенные в зеленый цвет, тем не менее, не казались одинаковыми. Где-то слуховое окно обрамлял крошечный балкончик с резными перилами, где-то сверкали яркой радугой цветные ставни; и таблички с номерами — квадратные или круглые с крышечкой, новенькие и блестящие на солнце или потускневшие, обесцвеченные многими долгими зимами. Глеб с удовольствием рассматривал новый для него мир провинциального поселка, восхищаясь его простой красотой и спокойствием.

«Интересно, смог бы я жить здесь? Не гостить, не на время — а именно жить?… Нет. Наверное, нет. Умрешь тут со скуки».

Он остановился у дома номер восемнадцать, оглядел калитку в поисках звонка и, не обнаружив его, задумался.

«Может, нужно зайти на участок. Может, так принято? Черт! Откуда я знаю!».

Калитка запиралась на обычную «вертушку». Были там и скобы для висячего замка. Глеб немного потоптался на месте, не зная, что делать. В конце концов он решился и прошел на участок.

«Если бы они не хотели, чтобы кто-то зашел — повесили бы замок».

По выложенной плиткой дорожке бежала небольшая дворняга. На половине пути она остановилась, не решаясь подходить к нарушителю близко. Загнутый «бубликом» хвост метался из стороны в сторону.

«Если собака виляет хвостом, значит, она настроена дружелюбно. Наверное».

Глеб шагнул вперед. Собака отступила и снова остановилась, огласив участок заливистым лаем.

«Черт, не могли сделать себе нормальный звонок! Как я пойду? А вдруг она набросится?».

Из-за дома вышла девушка.

— Вам кого?

Глеб посмотрел в бумажку.

— Анатолия Ивановича Неверова. У меня для него… э-э-э… посылка.

— Что за посылка?

— Не знаю. От Бескова.

Девушка подошла к собаке.

— Жулик, успокойся! Замолчи!

Дворняга обернулась к хозяйке и умолкла.

— А вы кто?

— Я племянник Сергея Викторовича.

— А, понятно.

Она потрепала собаку по загривку и улыбнулась.

— Отца нет. Давайте мне — я передам.

Девушка направилась к Глебу.

Он смотрел на нее, и каждая черта, которую отмечал глаз, ему нравилась: широкое, богатое мимикой лицо; волосы, свободно разбросанные по плечам; стройная, немного мальчишеская фигура. Ему нравилось, как двигались губы, когда она говорила. Ее бежевые вельветовые штаны и футболка с длинными, закатанными до локтя рукавами. Маленькая грудь, и то, как она держит руки, переплетя пальцы.

Девушка поймала направленный на нее взгляд, и Глеб смутился.

— Как вас зовут?

— Глеб.

— А меня Настя.

— Очень приятно.

Она остановилась в шаге от него.

— Вы не торопитесь? Чаю хотите?

— Хочу!

— Идемте.

Она отпихнула крутящуюся под ногами собаку.

— Жулик, отстань!

Глеб последовал за ней, стараясь не смотреть на ладные округлые ягодицы.

«Ну что ты пялишься! Девчонки же это чувствуют!».

Настя открыла дверь и посторонилась, пропуская гостя вперед.

— Заходите. Вон в ту дверь. Я сейчас.

Глеб оказался в узкой прихожей. Ему пришлось встать боком, пропуская Настю вперед. Ароматные волосы коснулись лица, заставив сердце колотиться.

Дождавшись, когда она скроется за дверью, он снял ботинки и принюхался.

«Вроде, ничего».

Центр комнаты занимал небольшой стол. На маленьких подоконниках цветы в горшках; полосатый коврик на полу; тикали часы. Под тяжестью шагов слегка поскрипывали половицы. В углу телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Под окном пару раз отрывисто тявкнул Жулик.

Глеб прошел к столу и сел, сложив руки на коленях. Пахло деревом и хлебом.

— Вы к нам надолго? — крикнула с кухни Настя.

— На месяц.

— Отдыхать?

— Что-то вроде.

— Кстати, ванная напротив. И там можно вымыть руки. Не стесняйтесь!

Глеб поспешно встал.

Когда он вернулся, на столе уже стоял поднос. Настя расставляла чашки.

— Давай помогу.

— Я сама.

«Ой, черт!»

Переход на «ты» случился как-то неожиданно, помимо воли. Глеб сел на стул, размышляя: извиниться или сделать вид, что ничего не произошло?

«И не побоялась впустить меня в дом. Совершенно незнакомого человека. А вдруг я маньяк?».

— Я видела твою фотографию, — словно угадав его мысли, сказала Настя. — Твой дядя показывал моим, а они, конечно, озаботились, чтобы она попалась мне на глаза. Так что заочно я с тобой знакома.

— А-а-а…

— Бери чашку и наливай.

— Спасибо.

Глеб осторожно налил себе кипятка и поставил чайник на место.

— Ну и как тебе у нас?

— Ничего. Занятно. Все такое… натуральное.

Настя засмеялась.

— Да нет! Я про другое спрашиваю!

— Я понял, — соврал Глеб, не имея ни малейшего представления, о чем она говорит.

— Натуральное — здорово! Такого еще никто не говорил!

«Глупо! Как легко, оказывается, выставить себя дураком».

— Чем занимаешься?

— Да так. Учусь.

— В институте?

— Да. Перешел на четвертый курс.