– Так ты спал с клиенткой или нет? Законник несчастный!

– Я не сторож брату своему. Я за него не отвечаю. Ты даже не знаешь, что это за тип. Раздолбай недоделанный. Воспользовался нашими отношениями, чтобы добраться до Джули. И добрался. Поверить не могу, что она так продешевила.

– И все-таки, Арт, как ни крути, а ты получил, что хотел.

Да?

– Ты про секс? – Господи, он безнадежен! – Старик, секс – ничто. И тело ничто без головы. Ну да, конечно, это было здорово – но ведь она могла получить настолько больше!

– Ты чувствуешь себя обманутым?

Обманутым? Господи! Ну не знаю я!

– Раз так, – Томас спрыгнул с табурета, – представь, каково будет ей, когда она узнает, что Гордон и Арт едины в двух лицах.

Он полез под пиджак и отцепил от рубашки серебряную звездочку помощника шерифа.

– Запуталась в двух братьях, – горько сказал Томас. – В точности как Мэрилин. А ты в курсе, чем там дело кончилось.

Он швырнул звездочку мне на стол, сгреб ключи от машины и вышел.

И едва я успел подумать, что хуже уже некуда, как все стало еще хуже. Зазвонил мой мобильник.

– Стори? Это Мишель.

Я был совершенно не готов увидеть то, что увидел в больнице. Первая мысль: кто-то здорово обделался. Вторая: уж не я ли?

На подходах к палате Гордона передо мной вырос охранник. Шея у него была диаметром с хороший бочонок.

– Простите, – вежливо сказал я, не ожидая подвоха. – Я брат Гордона Стори.

– Кто б сомневался. – Однако туша не сдвинулась с места. Бугай лишь изволил отлепить ладонь от паха и махнуть на небольшую толпу в вестибюле: – Вот и присоединяйся к остальной родне, коли ты брат.

«Родня» оказалась разномастной и явно заграничной: на головах платки, в руках свечи. В основном испанцы и итальянцы, но мелькали французы. Затесался даже русский. Еще имелась парочка из Японии, мальчик на костылях – среднеевропейского вида – и старушка в инвалидном кресле. «Родня» явно устроилась тут надолго. Кое у кого были с собой термосы.

Все пожирали глазами дверь. И меня. Из палаты Гордона доносились возбужденные голоса.

– Слышите тот голос? – спросил я охранника. – Самый громкий? Это моя невестка. Загляните туда и вызовите ее. Это что, так сложно?

– Извини, мистер, не могу. А теперь отвали!

– Мне надо в эту палату.

– Слушай, ты, мудила… – предупредил охранник.

– Я иду туда, парень. Брысь с дороги, – сказал я. Итальянцы одобрительно загалдели.

Громила обрушился на меня, заломил руку за спину, припечатал лицом к двери и раздвинул ноги. А уж несло от него! Запах самца с бычьей шеей: приторный лосьон после бритья, пот, усиленный синтетикой, табачище (черт, правда пора бросать).

Если бы Тони не стоял у выхода из палаты и не услышал нашу возню (и итальянское улюлюканье), все могло кончиться плохо. Или даже еще хуже. Хотя, по мне, все и так получилось паршиво.

– Скверные дела творятся, Артур, – вздохнул Тони и тихонько прикрыл за нами дверь палаты. – Совсем скверные.

В палату набилось с десяток человек: Мишель, Сандра, Тони, двое врачей, заведующий больницей и личный терапевт Гордона. Сестра Крисси молча стояла у изголовья, ее рука лежала на подушке у самой щеки Гордона. Самое странное, что в углу, спиной ко мне, маячили два полицейских в форме. Они с кем-то беседовали.

– Не пугайся, – шепнул мне Тони, – с Гордоном все в порядке. Ничего плохого ему не сделали, но… Артур, сынок, не знаю, как и сказать… В общем, им… попользовались.

Я посмотрел на Гордона. По виду он и вправду был в норме: покоился себе на кровати, с безмятежностью на лице и бодрым стояком. Его волосы уже доросли до плеч и лежали густыми каштановыми волнами.

– На свете много очень больных людей, – продолжал Тони. – Особенно женщин. Они ходят по улицам и свободны как пташки. Но там, – он постучал себя по виску, – в божьем компьютере, у них разруха. Ку-ку. – Тони мотнул головой в угол палаты. – Во-он как раз одна такая. Лежала ночью в отдельной палате – ей делали томограмму или еще что-то. Сандра сказала, ее привозили и раньше. Видимо, она выбралась в коридор и забрела сюда. Мишель застала ее… ну, в процессе.

В этот момент полицейские обернулись и шагнули друг к другу, чтобы сверить записи. За ними обнаружился стул, а на нем – немолодая женщина с блаженным лицом. Она вся сияла: ярко-голубые глаза блестели, щеки раскраснелись. О боже. Дебора Тринкер.

– Она говорит, что ее сюда привели, Артур. Что ее позвала высшая сила или еще какая-то дребедень, – бубнил Тони. – Твердит, что не делала ничего плохого. Но Мишель обнаружила ее на кровати, верхом на… э-э… скажем, удлинении Гордона. Когда пришли медсестры и стали ее оттаскивать, она вцепилась в него, извиняюсь, как птичка в жердочку. Чуть не стащила Гордона с кровати вслед за собой.

Я посмотрел на мать Джули, и она мне подмигнула. Дебора совершенно не выглядела чокнутой. По крайней мере, в сравнении с тем, как она выглядела на днях в собственном саду.

Но Тони разошелся:

– Между прочим, она, судя по всему, не первая. Эта женщина, которая развозит чай, – как ее, Фатима? Кстати, мне она сразу показалась подозрительной. Когда она была поблизости, я всегда просил Сандру покрепче держаться за сумочку. Так вот, Фатима, оказывается, продавала билеты! Она заявила, что… э-э… дружок Гордона – это божье чудо. За неделю сюда успели свозить полреанимации. У них тут храм, Артур! Медсестра сказала, что вчера видела здесь монахиню!

Один из полицейских стал проталкиваться ко мне, на ходу открывая блокнот.

– Я – констебль Бейли, а вы у нас кто? Ответить я не успел. Дверь распахнулась, и вошла Джули Тринкер. Она прошла мимо меня прямо к матери.

– Я дозвонилась до Марджи и Триш, мам. Они уже едут.

Джули опустилась на корточки перед Деборой – будто защищала – и взяла ее за руку. Совершенно убитая.

– Ее дочь, – шепнул Тони. – По виду вроде нормальная, но иногда ведь это не проявляется годами.

– Ваше имя, сэр? – повторил констебль Бейли.

Я отвернулся к стене, чтобы Джули с ее места не было видно моего лица.

– Стори, – вполголоса сообщил я констеблю.

– Простите?

– Стори!

Я попятился к двери. Если повезет, успею выбраться до того, как Джули меня заметит.

– Как вы сказали?

– Стори. Он сказал С-Т-О-Р-И! – влезла Мишель. Вот уж у кого талант всюду совать нос, и всегда некстати.

Услышав знакомую фамилию, Джули обернулась. Лицо у нее стало… гм, удивленное. И радости я на нем не уловил.

– Простите, мадам. – Констебль Бейли взял Мишель за локоть и попытался отодвинуть. – Позвольте этому господину лично ответить на вопросы. Итак, сэр. Кем приходитесь потерпевшему?

– Брат. – Я старался говорить очень тихо. Надо было еще тише.

– Брат? – Джули так и подпрыгнула и направилась ко мне. – И сколько у вас братьев?

– Всего один.

– Зачем тогда вы врете полиции? – Джули развернулась к констеблю: – Этот человек не имеет права здесь находиться. Он преследует меня. У меня роман с его братом, вот он и бесится.

– Что? – взвилась Мишель. – Что вы сказали? У вас роман с моим мужем?

– С вашим мужем? Он что, женат? – Джули была в шоке. – Он не говорил, что женат… – Она повернулась ко мне: – И вы не говорили, что он женат!

– Что она несет, Стори?! – заверещала Мишель.

– Мадам, вопросы здесь задаю я. Если вы еще раз вмешаетесь… – Констебль щелкнул пальцами – звал напарника на подмогу.

– Мишель у нас всегда такая, сэр. Такой характер, – встрял Тони. – С самого детства. Видимо, нам с ее матерью надо было быть построже.

– Еще одно слово – и я выгоню всех из палаты, – предупредил констебль Бейли. – Прежде всего я закончу начатое, а уж потом перейдем к новым обстоятельствам.

– Новые обстоятельства! Вот, значит, как это теперь называется, – ядовито прошипела Мишель и послала Джули убийственный взгляд.

Констебль занес ручку над блокнотом:

– Начнем, мистер Стори. Ваша профессия?