Для людей под кайфом довольно обычными являются попытки полетать со скалы или обнять проезжающий грузовик (не ради самоубийства, просто в таком состоянии все кажется возможным). Поэтому перед тем, как принять наркотик, мы назначили одну из девушек, Дану, "трезвой". Как потом выяснилось, к счастью, поскольку на пике кайфа мы решили въехать на машине на гору рядом с домом Бакстера. Прежде чем дать нам разрешение, Дана внимательно посмотрела на каждого из нас, пытаясь понять, можем ли мы отследить назначение простейших вещей, типа дверных ручек, кюветов, светофоров и т.д.
В конце концов она отпустила нас, и мы вышли из дома (эпохальный шаг в другой мир). До площадки на вершине мы добирались минут пятнадцать. Вокруг было множество знакомых объектов, которые неожиданно изменились, приобрели новые очертания - каждый цветок, каждый бордюрный камень, казалось, стал в несколько раз длиннее. Так видят дети. И животные. Взрослые забывают, как на самом деле сложен и красив окружающий мир. Пейот напомнил нам об этом.
Лежа на спине в высокой траве на вершине, мы внезапно поняли, как разнообразны облака, воздух, деревья и животные - и как они взаимосвязаны. В отличие от пачки "Мальборо", они выглядели совершенными.
Они и я стали этим.
Это и те стали нами.
Именно на вершине горы я поняла, что "ты" и "я" разделены только нашим ограниченным мышлением. Если я долго смотрела на один и тот же объект, его цвет медленно менялся в соответствии с возможностями моего сознания. Вместо того, чтобы воспринимать людей и предметы, как детали окружающей обстановки, как фон, пейот придавал всему равно большое значение. Я не чувствовала ни пустоты, ни избытка. Это была чистая энергия, распространяющаяся во всех направлениях.
Мы вернулись к Бакстеру, чтобы немного передохнуть и подождать, пока действие наркотика кончится, а потом поехать куда-нибудь еще. Выходя из дома, чтобы сесть в машину, я шла через кухню и заметила рядом с раковиной картофелину. Я взяла ее в руки и ощутила, что она излучает энергию. Было видно, что этот обыкновенный овощ скучного коричневого цвета полон некой жизненной силы. Я чувствовала тепло, как будто эту картофелину только что вынули из земли, питавшей ее своей энергией. Мне нравилось чувствовать это тепло в своей руке, и, хотя я понимала, что картошка отделена от моего тела, она стала частью меня, как рука или нога.
Я взяла картофелину с собой на другую вечеринку и даже, блин, чуть ли не представила ее собравшимся! Но, поскольку большинство наших друзей были столь же "хороши", как и я, никто не удивился включению картофелины в число гостей. По правде говоря, кое-кто спрашивал, нельзя ли рассмотреть ее поближе, и я видела, как они, сидя в креслах, полностью поглощены изучением. Наверное, и сами съели что-нибудь такое, что заставило их думать о возможной дружбе с картофелиной.
Когда я почувствовала, что сознание возвращается в привычные узкие рамки, мне показалось, что мое тело раздувается, как если бы внутренности перестали помещаться в оболочку. Нервная система постоянно подавала сигналы тревоги, но она была слишком утомлена происшедшим - и, чтобы привести ее в норму, я слегка расслабилась, съела немного свежего хлеба и выпила пару стаканов вина. В конце концов, эксперимент оказался довольно приятным. За весь день никто не обломался и не отравился, так что я считаю тот день у Бакстера идеальным знакомством с альтернативной реальностью.
С тех пор я узнала, что действие психоделических наркотиков (таких, как пейот или ЛСД) зависит от конкретного человека. Оно может изменяться, как мутировавший вирус. Опасность зависит только от эмоционального, физического и духовного состояния принимающего. По этой причине (или по какой-то другой) один и тот же препарат может действовать на человека по-разному в разное время. К сожалению, люди иногда принимают кислоту либо в одиночестве, либо в заведомо опасных ситуациях; в результате адские галлюцинации заставляют их прыгнуть из окна - или приводят в психушку. Короче, психоделики могу как подарить тебе замечательные ощущения, так и привести тебя к смерти.
16. Сцена
Все большие города серые - по необходимости. Серый цвет - дешево, да и глаз не раздражает; цемент - светло-серый, асфальт - темно-серый, здания тоже разных оттенков серого. (Можете представить себе ярко-красный город?) Население тоже любит приглушенные тона, даже не на работе - коричневый, темно-синий, темно-зеленый, серый или беж. Люди в городе предпочитают не разговаривать друг с другом, для них все - чужие; на лицах отражается борьба чувств, периодически на бегу проскальзывают какие-то мысли, обычно - о том, что они уже пять минут как опаздывают.
Таковы большие города сейчас. Такими же они были и в шестидесятые.
Но в 1965 году на углу двух серых улиц, Гири и Филлмор, цветовая схема, казалось, начала меняться...
Представьте себе: субботний вечер, разноцветная толпа клоунского вида молодых людей собралась перед одним из этих серых зданий, "Fillmore Auditorium". Парней от девчонок не отличишь. Ни одного пиджака. Происходит постоянное движение. Все общаются, хотя многие впервые видят друг друга. Единственное цветное пятно вне здания, помимо одежды, - плакат, нарисованный фосфоресцирующими красками. На нем крупные буквы, но смысл слов не ясен: "Jefferson Airplane", "The Charlatans", "Moby Grape" и "The Great Society".
Джерри, Дарби, другие ребята из "The Great Society" и я играли в "Филлморе" довольно часто, "разогревая" зал перед выступлением более популярных групп, таких, как "Jefferson Airplane". Перед выступлением мы загружали инструменты в фургон, подъезжали к служебному входу, а ребята, которые стояли в очереди, подходили потрепаться с нами, пока мы вносили аппаратуру. Никаких металлоискателей, никакой охраны, никаких пропусков за сцену, никаких гостевых мест. Все вокруг были "нашими".
Когда двери открываются, серость исчезает окончательно. Кончается лестница, ведущая в главный зал "Филлмора", и вы упираетесь в стену из разноцветных постеров. Их столько, что самой стены не видно. В цветных изображениях девушек с гирляндами цветов в руках, указывающих на причудливо изогнутые буквы, составляющие названия групп, чувствуется влияние арт-нуво. На одном постере можно увидеть теперь уже многим знакомый череп "Grateful Dead", увенчанный розами; на другом - стилизованная под ретро-вестерн фотография "The Charlatans" в овале. А рядом длинноволосый юноша пускает мыльные пузыри.
Войдя в зал, вы ловите себя на мысли, что в комнате смешались семь разных эпох. Интерьер оформлен в стиле рококо, характерном для рубежа веков. Кто-то в красных трусах, раскрашенный серебрянкой, раздает индийские благовония. Девушка в костюме эпохи Возрождения кружится под музыку барокко, слышную ей одной. Компания в джинсах и индейских налобных повязках, усевшись в кружок на полу, курит траву. Рядом симпатичный мужик в мушкетерском костюме расставляет пепельницы на дешевых столиках годов пятидесятых, стоящих вдоль стен. В углу люди скидывают одежду - когда "кислота" подействует, они раскрасят друг друга флуоресцентными красками, чтобы светиться в темноте. Те же, кто еще одет, выглядят, как Клинт Иствуд в вестернах, или попросту носят футболку и джинсы - но вспыхивающие прожектора заставляют светиться даже обычную одежду.
Вокруг кустари продают самодельные цепочки, жилетки, шляпы, рисунки и феньки из кожи. Они не зазывают покупателей, предпочитая никому не мешать; приветствуется бартер. Занавес отсутствует, поэтому аппарат и инструменты подключают на виду у зрителей. Иногда музыканты спрыгивают со сцены, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь в зале. Стулья когда есть, когда нет - поэтому люди сидят, где хотят, танцуют или просто валяются на полу. Здесь смешались электроника и индейцы, дискотеки и средневековые флейты, космические флуоресцентные краски и дух Боттичелли, рев усилителей и звяканье браслетов на запястьях.