Изменить стиль страницы

И еще - почему только мы с Шер предпочитаем не ломать комедию и открыто говорим о неприятии стареющих рок-музыкантов? Это, конечно, не повод для самоубийства, но ведь можно стараться выглядеть привлекательно! Я же не ношу дурацкие платья в цветочек, как большинство женщин моего возраста! (Правда, пирсинга тоже не делаю...)

Трудность заключается еще и в том, что в семьдесят человек обычно выглядит значительно привлекательнее, чем в шестьдесят. В семьдесят уже позволено все, можно быть эксцентричным, не боясь показаться сумасшедшим. Представьте любую свою знакомую в возрасте пятидесяти пяти лет - разве она может вести себя странно или необычно? Данная возрастная группа (к которой сейчас принадлежу и я) является наиболее консервативной, неспособной преодолеть собственную косность. Мы ходим друг к другу в гости, носим костюмы спокойных тонов и обсуждаем детей - короче, стали похожи на своих родителей. Этого ли нам хотелось?

Лично я, поняв, что никаких операций, маскирующих возраст, производить не хочу, начала носить спортивные костюмы - удобно и в глаза не бросается. Так что, встретив меня в супермаркете, люди проходят мимо - подумаешь, еще одна пожилая тетка, покупающая шесть пакетов сухого корма... Одеваться, как Джоан Коллинз - на это нужно слишком много времени, а я не хочу часами просиживать перед зеркалом или мучиться выбором, что надеть. Оно того не стоит; я уверена, реакция людей на Джоан ограничивается фразами: "А она неплохо выглядит - для своего возраста..." Мне этого недостаточно. Я могу привлечь мужика, просто поиграв кредитными карточками. А если он не клюнет - не больно-то и хотелось. Все, что остается пожилым женщинам - сравнивать себя с ровесницами ("А мое платье от Шанель лучше, чем твое от Донны Каран!"). Но мужчинам наплевать, что надето на шестидесятилетней тетке. От этого можно сойти с ума!

Буддисты делят жизнь на несколько больших периодов, каждому из которых свойственна своя модель поведения:

первый - с рождения до двадцати лет - время учебы, когда старшие разъясняют нам значение социальных и логических символов окружающего мира;

второй - между двадцатью и сорока - время действий. Мы заводим своих детей и устраиваем свою жизнь, заботимся о младших и пожилых;

третий - между сорока и шестьюдесятью - время исследований. Мы копим информацию, необходимую нам в следующей фазе;

четвертый - после шестидесяти - время самодостаточности, когда мы учимся смеяться над собой и слушать голоса природы.

Рам Дасс, мой духовный учитель, ухаживал за своим умирающим отцом. В больницу приходили родственники, улыбались старику, потом выходили в холл и шушукались: "Он совсем на себя не похож, такой спокойный - просто сидит себе тихонечко и смотрит в окно..." Они ожидали увидеть взбалмошного, агрессивного человека, каким он был раньше. "Но," - говорил Рам Дасс, - "я никогда не был настолько близок с отцом. Я ухаживал за ним, а потом мы просто молча сидели рядом, наслаждаясь обществом друг друга. Этого никогда не произошло бы, не случись его болезни. Мудрость, как ни жаль, приходит только с годами и с несчастьями..." Его отец, как и многие другие, прозрел лишь незадолго до смерти.

Мне бы, наверное, понравилось заснуть и не проснуться. (Хотя, некоторые теологи утверждают, что именно в этом случае мы впервые по-настоящему "проснемся"...) Не хотелось бы покидать этот свет прямо сейчас, но лучше согласиться с потерей, чем пытаться бороться с ней.

Лучше время для размышлений - сразу после поражения. Ничто не отвлекает - можно просто сесть и медитировать, плавно переводя силы из физической оболочки в дух. Это кажется трудно выполнимым, если думать только о себе. Но у нас есть выбор: свихнуться от того, что не можешь больше играть в боулинг и пьянствовать - или, расслабившись в тишине, открывать в себе новые стороны, до которых невозможно добраться, пока не отбросишь материальную сторону жизни. Я предпочитаю второй путь, путь совершенства.

53. Отбросить тело

Только призраки могут смело сказать, что их диета принесла стопроцентный результат. Сейчас предпочитают ничего не говорить прямо, придумывая миллионы замен простому слову из четырех букв: "УМЕР" - "ушел", "стал прахом", "отошел в мир иной"...

Может быть, вся эта языковая эквилибристика происходит из-за того, что мы ничего не знаем о смерти и боимся почувствовать ее реальность. Часто мы не хотим верить, что великие люди тоже могут умереть.

Билл Грэм - один из таких людей. Он был гигантской фигурой, способной объединять и участвовать, развлекать и слушать, идти вперед методом проб и ошибок - и все это благодаря своей немыслимой энергии. На его похоронах в 1993 году в храме витал дух скорби, но скорби семейной: здесь собрались люди, гордые, что были знакомы с этим человеком, в равной степени отдававшим себя обществу, друзьям и гневу. Я не очень люблю похороны, но в этот раз атмосфера была, скорее, умиротворенной. Не было ни одной из формальных процедур, превращающих прощание в балаган.

Когда кто-нибудь умирает, окружающие обычно говорят: "Он еще столько мог сделать в жизни..." Но это напоминает нам также и о нашей собственной смертности - самому большому в жизни страху и самой большой в жизни тайне. Во всех религиях есть "потом". Только атеисты считают, что смерть есть окончание всего. Но большинство верующих просто не знают, что и думать - им трудно представить, что будет потом (за исключением того, что им это, скорее всего, не понравится). Мы надеемся прожить подольше, а медики считают смерть человека своей неудачей.

У французов есть выражение "petit mort", означающее "маленькая смерть". Оно применяется для описания посторгазмической слабости. Лично я ничего подобного не чувствую, наоборот, ощущаю прилив сил. Но мне нравится использовать его для чувств и эмоций, не касающихся духовной стороны человека. Когда люди врут вам, это "маленькая смерть" - смерть веры. Когда вы не можете чего-то достичь, вы тоже чувствуете "petit mort". Когда уходит любимый человек, когда выгоняют с работы, когда остаешься без крыши над головой, когда дружба становится злобой - приходит "маленькая смерть", и маленькие частички вашей души начинают медленно падать в могилу грусти. Потери либо учат нас, что нужно сплотиться перед лицом боли, либо превращают в циников - чаще понемногу того и другого.

Я не боюсь смерти. У меня было несколько случаев "deja vu", поэтому я верю в реинкарнацию. Мне нравится все испанское настолько, что иногда кажется, что вся моя жизнь прошла в Калифорнии прошлого века, когда она была под испанским владычеством. Фламенко, испанская гитара, "Gypsy Kings" - эта музыка заводит меня сильнее, чем любая другая. Но это не сознательный выбор, я не считаю, что испанское лучше всего остального, просто оно внутри меня.

Один пример моей таинственной связи с Испанией: как-то я смотрела фильм, где была сцена снятая на берегу океана. Когда на экране показалась церковь, я заплакала, потому что знала, что это храм Сан Хуан Капистрано, задолго до того, как это название было произнесено. Я никогда там не была. Это не было слезами грусти; просто вдруг откуда-то пришло ощущение глубокой связи с этим местом на берегу, когда-то принадлежавшим Испании.

Я никогда не вступала ни в какие секты или странные группы (за исключением рок-групп): не в моих привычках позволять вешать себе лапшу на уши. Но я обращаю внимание на вещи, постоянно появляющиеся в моей жизни. Мне все равно, что думают об этом люди, я никого ни за что не агитирую, просто констатирую факты - или, хотя бы, предположения, - странностей, сыгравших огромную роль в моей жизни.

В спорах о душе безопаснее всего быть агностиком. Вселенная настолько велика и неизведанна, мы знаем только ее малую часть. Поэтому, когда люди говорят, что знают, "как это было, есть и будет", я им не верю. У меня тоже есть мысли по этому поводу, но кто может их подтвердить или опровергнуть? Как узнать, кто создал все это, или почему вселенная именно такова? Но кое в чем можно быть уверенным: