Хотя Сиси и Джилл Сент-Джон не были знакомы с Джерри, моя свадьба была вполне достаточным поводом собраться и выпить. В ночь перед свадьбой мы устроили тихий "девишник" на троих в одном из баров "Фэйрмонт". Никакого дебоша, просто треп подвыпивших девиц. На следующий день была свадьба, из тех, что женщины любят, а мужчины ненавидят - с костюмами, родственниками, друзьями и многочисленными ритуалами. Прием проходил в Золотом зале отеля "Фэйрмонт", был огромный торт, шампанское, и, по-моему, все прошло очень естественно. Я не пыталась передумать и ни о чем не сожалела. Все закончилась на закате.
Бросить букет и прошептать: "Спокойной ночи, Грейси".
После стандартного медового месяца на Гавайях мы вернулись в Калифорнию. Потом Джерри решил, не помню, почему, уехать в университет Сан-Диего. Несмотря на красоту окружающей природы, в Сан-Диего располагалось большое количество ультраправых организаций милитаристской направленности. Джерри учился в университете, а я работала в магазине, с трудом управляясь с кассовым аппаратом, монстрообразной машиной, выплевывающей чеки. Чтобы расслабиться (хм?), мы ходили в гости к двоюродной сестре Джерри и ее мужу, которые были нам ровесниками, но, несмотря на это, состояли в "Обществе Джона Бирча"[14]. У них были настолько ультраправые взгляды, что Чарльтон Хестон[15] рядом с ними казался просто призывником, уклоняющимся от службы в армии. Хотя политика меня тогда не интересовала, мне было трудно удержаться от смеха, когда они начинали толкать пропагандистские речи из серии "вот-так-страна-должна-защищать-свою-свободу-перед-лицом-внешнего-врага".
К счастью, мы недолго прожили в Сан-Диего, потому что в конце первого семестра Джерри перевелся в университет Сан-Франциско. Но денег по-прежнему не хватало, а делать я ничего не умела. Последним моим дурацким занятием перед началом успешной двадцатипятилетней рок-н-ролльной карьеры была работа манекенщицей в модельном доме "I.Magnin". Живя с Джерри в жутчайшей дыре за девяносто баксов в месяц с крысами в подвале и разваливающейся сантехникой, я являлась в ателье каждое утро, чтобы, меняя раз в десять минут платья за четыре тысячи долларов, таскаться по подиуму, демонстрируя богатым старухам новейшие модели сверхдорогого европейского дизайнера. Если им нравилось то, что было на мне надето, директриса, мадам Мун, упрямая жаба с претензиями на социальное превосходство, обмеряла их старые жирные тела. Потом, с помощью толпы швей и закройщиц, она подгоняла его точную копию, волшебным образом меняя размер с шестого на шестнадцатый. Зеркала не врут, но система работала - старые толстухи верили, что выглядят отпадно, и кошелек И. Маньина пополнялся.
Однажды какая-то престарелая вдовушка, закутанная в меха и звенящая бриллиантами, проковыляла ко мне и сообщила: "Дорогуша, тебе необходимо смазывать руки увлажняющим кремом". О чем эта шлюха говорит? Как она вообще посмела обсуждать мою сухую кожу? У самой тело сублимировалось так давно, что добавление воды может ей жизнь спасти! И она считает, что мне нужен крем? Да мне всего двадцать два года! Кожа двадцатидвухлетней девушки может выглядеть чересчур сухой только в центре пожара четвертой категории сложности! Сейчас мне пятьдесят восемь, но я все равно отказываюсь мазать руки кремом. Дурацкое упрямство.
Как ни смешно, именно в поисках "нормальной" работы я написала свою первую песню, не думая, что именно это станет основой моего будущего. Мы с Джерри участвовали в проекте нашего общего друга, Билла Пирсола, начинающего писателя, придумавшего сценарий для любительского шестнадцатимиллиметрового фильма под названием "Каждый хоть раз ударил брата". Сатира о насилии в окружающей действительности. Джерри был оператором, потому что изучал кинематографию в университете и даже получил первый приз на кинофестивале в Энн Арборе. Я написала песню, чтобы заполнить паузы между скетчами, составлявшими этот сорокапятиминутный фильм. Это был первый для меня опыт записи собственной музыки - кусочек с испанской гитарой, записанный в два приема, выглядел почти профессиональной звуковой дорожкой.
Одним из самых приятных моментов в возвращении в Сан-Франциско был старый круг друзей - с несколькими новыми дополнениями. Дарлин Ермакофф вышла замуж за человека по имени Айра Ли, обладателя гигантского IQ. Симпатичный и эксцентричный, он работал натурщиком на полставки, при этом учась в университете. Он был человеком-энциклопедией, ходячей версией "Брэйн-ринга". Именно Айра сказал мне как-то (очень аккуратно, правда), что я просто дура, и предложил мне кое-что почитать. Я была поражена тем, что он мог с горящими глазами объяснять тонкости самого невообразимого предмета. Вспышки его энтузиазма перерастали в монологи на всю ночь. Дарлин этого не одобряла, предпочитая пойти спать, но мне нужен был наставник, а ему - аудитория.
Дарлин с Айрой и мы с Джерри ездили в Мексику в старом фургоне, загорали на девственных пляжах в Байа и, как друзья-хиппи, пускали по кругу косячок. В те дни "к югу от границы" было не просто фразой, это был путь к состоянию ума.
14. Пользуйся!
Был 1965 год, пару квартир и столь же дурацких, как и раньше, работ спустя. Как-то вечером Дарби, Джерри и я решили пойти в небольшой клуб под названием "The Matrix", чтобы послушать группу "Jefferson Airplane". Марти Бэйлин, один из двух вокалистов, обустроил этот клуб на свои деньги, с небольшой помощью других участников группы да двух странного вида врачей.
Когда я увидела "Airplane" на сцене (они были тогда слегка эклектичной группой, исполнявшей электрический фолк-рок, блюзы и довольно попсовые песенки), я поняла, что играть в группе - замечательное занятие. Получаешь деньги за концерты, пишешь песни, если хочешь, работаешь всего пару часов, да и то по вечерам, тусуешься, принимаешь наркотики, где и когда захочешь... После концерта мы вернулись домой и занялись подсчетами. Получалось, что музыканты "Airplane" за один вечер зарабатывали больше, чем я за неделю в "I.Magnin". Не прошло и пяти минут, как мы начали строить планы по созданию собственной группы.
У Джерри была старая ударная установка, пылившаяся в гараже у родителей. Дарби умел играть на гитаре. Мой голос, пусть и не поставленный, был, как минимум, достаточно громким, чтобы я могла перекричать усилитель. Наш приятель, Дэвид Майнор, тоже мог петь и немного знал аккорды, да еще и внешность у него была неплохая. Питер ван Гельдер играл на саксофоне, а Бард Дюпонт обычно мог найти подходящие ноты на басу.
Теперь нужно было название. Как насчет "Acid Fraction" ("Кислотная фракция")?
Нет.
Тогда как насчет "The Great Society" ("Великое общество")? (Заодно посмеемся над грандиозным названием, которое Линдон Джонсон придумал для населения Штатов.)
Это было прикольно.
В то время, к счастью для нас (и к несчастью для аудитории), не нужно было быть виртуозом, чтобы играть в клубах. Поэтому, как только мы сформировали группу, пошли и довольно частые концерты. Иногда мы играли для трех пьяниц, которые либо были слишком пожилыми и умными, либо слишком много выпили, чтобы смотреть на сцену. Иногда клуб был заполнен "под завязку", но публика полностью состояла из музыкантов других местных групп, которые пришли потусоваться. Однажды пришел представитель какой-то фирмы грамзаписи и распинался передо мной, рассказывая, какие мы крутые и как он сделает нас богачами. Другой парень как-то кричал, что сделает из меня новую Эдит Пиаф.
Интересно, как? Сломав мне шею?
В прессе мнения расходились: одни считали нас бездарями, другие, наоборот, хвалили за оригинальность. Хороши или плохи - кто знает, но уж оригинальными мы были точно. Тексты песен тогда сильно изменились, классические романтические истории с парнем/девушкой в главной роли сменились огромным разнообразием тем. Каждый считал своим долгом принести материал для группы. Вскоре единственной "чужой" песней осталась "Sally Go 'Round The Roses". Мы отказались от аранжировки в стиле соул в пользу индийских ритмов, которые любили Дарби и Питер; получалось похоже на мантру.