Слово вошло в широкий оборот благодаря известному библиофилу, другу А. С. Пушкина Сергею Александровичу Соболевскому (1803—1870), который обычно так именовал группу молодых дворян-«любомудров», служивших в 20-е гг. XIX в. в Московском архиве Министерства иностранных дел. Это были он сам, поэт Д. В. Веневитинов, литераторы С. П. Шевырев, В. Ф. Одоевский, братья И. В. и П. В. Киреевские.

А. И. Кошелев, также служивший в этом архиве, позже написал в своих «Записках» (Берлин, 1884, с. 11): «Архив прослыл сборищем «блестящей» московской молодежи, и звание «архивного юноши» сделалось весьма почетным, так что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А. С. Пушкина».

Действительно, сейчас это выражение известно только благодаря А. С. Пушкину, который в романе «Евгений Онегин» (гл. 7, строфа 49) написал:

Поэт пишет об этих юношах несколько иронически, чему есть, вероятно, следующие причины. Дворянские молодые люди зачислялись в Московский архив Министерства иностранных дел не по причине склонности к архивному делу, а для того, чтобы просто числиться где-то на службе. Иначе они не могли набрать необходимый стаж службы для получения следующего звания сообразно Табели о рангах. Формально числясь в архиве, они большую часть времени занимались своими делами. Отсюда и пушкинская ирония, который и сам некоторое время после окончания Царскосельского лицея числился в штате этого архива.

Поэта, видимо, забавляла само сочетание этих слов — «архив» и «юноша». Если первое ассоциируется с чем-то старым, отжившим, пыльным, то второе подразумевает нечто совсем противоположное.

Что касается собственно слова «юноши», то в Министерстве иностранных дел России тех лет оно употреблялось практически как официальный термин. Так, один из трудов, подготовленных в этом учреждении, назывался так: «Дипломатические статьи из всеобщего Робинсто-нова Словаря, переведенные при Московском архиве служащими благородными юношами в 1802, 1803, 1804 и 1805 годах под надзиранием Старшего Советника А. Малиновского».

Шутливо-иронически о молодых людях-книголюбах, начитанных, образованных (особенно в области истории).

Иносказательно: средство, идеально подходящее для решения какой-либо задачи, сколь сложна бы она ни была.

См. Дайте мне точку опоры, и я поверну Землю.

Название сочинения в 3 томах (подзаголовок «Опыт художественного исследования», 1973) Александра Исаевича Солженицына (р. 1918) об истории репрессий в СССР (1918—1956). Под «островами» этого «архипелага» автор подразумевает многочисленные исправительно-трудовые лагеря, которые были разбросаны по всей стране.

ГУЛАГ — аббревиатура сталинского времени, которая расшифровывается как «Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения».

Мысль уподобить эту сеть лагерей архипелагу писателю подала, видимо, река Колыма, в бассейне которой было особенно много такого рода учреждений. В предисловии к своему труду Солженицын пишет: «Колыма была — самый крупный и знаменитый остров, полюс лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, — почти невидимой, почти неосязаемой страны, которую и населял народ зэков (зэк — от «з/к», внутриведомственной гулаговской аббревиатуры официального названия «заключенный-каналоармеец», как именовали в 20—30-х гг. тех, кто отбывал свой срок наказания, работая на прокладке Беломорканала. — Сост.). Архипелаг этот чересполосицей иссек и испестрил другую, включающую страну, он врезался в ее города, навис над ее улицами — и все ж иные совсем не догадывались, очень многие слышали что-то смутно, только побывавшие знали все. Но будто лишившись речи на островах Архипелага, они хранили молчание».

Выражение, ставшее символом тоталитарного советского государства и его репрессивного аппарата.

Из сочинения «Лекции по философии искусства» (1842) немецкого теоретика искусства Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга (1775—1854).

Шеллингу принадлежит сама эта формула, ныне широко известная, но мысль уподобить архитектуру музыке встречается и раньше. Так, французская писательница Жермена де Сталь (мадам де Сталь) в своем романе «Коринна» (1807) пишет, что архитектура собора святого Петра в Риме подобна «непрерывной и закрепившейся музыке». Схожая мысль есть и у И. В. Гете в его «Изречениях в прозе», где он говорит, что «архитектура — это онемевшая музыка».

Видимо, афоризм Шеллинга есть парафраз двух последних, одинаковых по смыслу высказываний.

Из постановления «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», принятого ЦК КПСС и Советом Министров СССР 4 ноября 1955 г.

Употребляется иронически (как часто бывает в связи с реалиями хрущевской эпохи) и вне собственно архитектурного контекста: о чем-то лишнем, ненужном и т. д.

С английского: The Asphalt Jungle.

Выражение появилось в США в 1920-е гг., но широко известным оно стало после выхода в свет (1949) книги «Асфальтовые джунгли» американского писателя Уильяма Бернетта (1899—1982).

Иносказательно о большом городе-мегаполисе.

Перевод с латинского: Sal Atticus [саль аттикус].

В Древнем Риме, как и в Древней Греции, высоко ценились остроты и тонкие шутки, без которых, как считалось, не может быть хорошей речи. Она, как говорили в Риме, обязательно должна быть cum grano salis [кум грано салис] — с крупинкой соли, то есть с «солью остроумия».

Как считал римский государственный деятель, писатель Цицерон (Марк Туллий Цицерон, 106—43 до н. э.), сам прославившийся своим ораторским мастерством, лучшие мастера красноречия были в Аттике (область Древней Греции). В 55 г. до н. э. он написал сочинение «Об ораторе», где (кн. 2, гл. 54), специально рассматривал ораторское искусство греков из Аттики, и их, в частности, умение заставить свою аудиторию смеяться в нужном оратору месте. И это высокое мастерство Цицерон неоднократно называл в своей работе «аттической солью».

Есть и другая версия появления этого выражения. В Аттике, как сообщает римский писатель Плиний в своей «Натуральной истории», соль добывали не из соляных копей, а из морской воды методом выпаривания. Поэтому эта соль была особенно мелкой, высокого качества, что невольно ассоциировалось с не менее ценной солью другого рода — остроумными шутками, меткими словечками местных ораторов.

Таким образом, «аттическая соль» оказалась знаменитой вдвойне.

Иносказательно: тонкое остроумие, удачные, изящные шутки, которыми люди «приправляют» свою речь.