Послышался неуверенный стук в дверь.

– Да-да! – спокойно отозвался Резник, уже научившийся по стуку определять, что его ждет: хреновый человек, как и хреновая новость, стучит более нагло.

Дверь приотворилась, и зашла Марина.

– Добрый вечер, Петр Алексеевич, – вкрадчиво поздоровалась она, еле сдерживая довольную улыбку.

Маринино сердечко радостно билось в ритме чечетки, но она постаралась, насколько возможно, скрыть свои чувства.

Если Резник ей сейчас предложит кое-что сексуальное, а это несомненно, то это будет означать, что ее карьера резко пошла вверх.

Да так и должно быть: неужели, если честно-то, она не умнее Оксанки с Надькой? Одна просто кошелка, другая хоть и подруга и одноклассница, но, надо признаться, дурочка какая-то недоразвитая... Любовь себе нарисовала, проститутка со стажем... Реалисткой надо быть. Если чувствуешь необходимость и желание, сразу же следует брать мужика за самое ему дорогое, за два таких перекатывающихся под пальчиками компонента. Вот и весь секрет. А других путей люди еще и не придумали!

Среди своего средненького контингента Марина обязана выдвинуться, и вот, кажется, уже замаячил следующий шаг на этом пути.

– Ни хрена он не добрый, вечерок-то, Мариночка, – жалобно произнес Резник, думая, с чего бы ему начать: с минета или сразу развернуть ее спиной к себе, нагнуть и задрать юбку?

– Я не отвлек тебя от работы? – спросил он, скручивая пробку бутылки с коньяком «Курвуазье».

Петр Алексеевич держал этот флакон для солидных гостей, но если завтра уходить – не забирать же его с собой!

А пропади все пропадом! Сам выпьет и Маринке плеснет граммульку, нормальная баба и, кажется, понимающая – рада услужить и на большее не замахивается.

Вот такими, между прочим, бабы и должны быть, а то его бывшая жена – дай ей бог здоровья, конечно, – но вот уж была ходячая тоска в макияже, все не так, всегда не так, и всегда он не прав...

Да будь ты хоть Александром Македонским, в глазах своей жены навсегда останешься самым распоследним идиотом.

Марина понимала, что вопрос был задан только из вежливости. Так же из вежливости она и ответила:

– Нет, конечно, я не занята, нормальных клиентов еще не было. Но вы не правы, Петр Алексеевич!

– Ба! В чем же это? – удивился Резник.

Он даже коньяк разливать не стал по приготовленным стаканчикам и с любопытством посмотрел на Марину.

Судя по ее лицу, неприятностей никаких она ему не должна была сказать. А тогда что же?

– Это день был недобрый, Петр Алексеевич, – негромко произнесла Марина, старательно соблюдая робко-милые интонации и страшно боясь переиграть и показаться обыкновенной сюсюкающей телкой, – а вечер только начался. Чем он вам не нравится? – Последнюю фразу она произнесла улыбаясь и почти весело.

Пусть кобель видит, что с ней общаться легко и просто и она не намерена загружать его еще больше. Рановато пока.

– Только начался, говоришь? – повторил Резник, приятно радуясь тому, что он не ошибся в этой девахе. – А мне кажется, что он никогда не закончится, – сказал он, разливая «Курвуазье» и протягивая Маринке стаканчик. – Садись, Марина, поболтаем, а то такая скукотища. Мне кажется, я сейчас совсем ни на что не способен, да и не хочется...

Петр Алексеевич не закончил, показал жестом на диван, и, когда Марина аккуратно села девочкой-паинькой, плотно сжав коленки и осторожно держа стаканчик обеими руками, Резник с удовольствием плюхнулся рядом и обнял ее левой рукой за плечи.

Марина работала не первый день в клубе и вообще-то не первый год жила на этом свете. Если мужчина зовет к себе женщину и при этом жалуется на то, что ничего уже не может, это просто означает, что кобелю лень до смерти и работать не хочется.

Она не сдержалась и тонко улыбнулась, ясно представив на своем месте Оксану. У той бы не заржавело ляпнуть:

– Не хочешь ничего? А тогда какого хрена позвал?

Марина не могла себе позволить такой роскоши, потому что, кроме тех жалких денег, какие ей давала работа, было еще кое-что, чего очень сильно желала: вырваться из этого круга бытия, вырваться любой ценой, подняться над ним и стать наконец-то кем-то.

Ни фига не стыдно в молодости подработать проституцией. Стыдно остаться старой проституткой. А вот этого ей совсем не хотелось.

Слова Резника Марина правильно оценила как предложение взять инциативу в свои руки.

Какие проблемы? Сейчас сделаем.

Заметив улыбку на лице Марины, Петр Алексеевич подумал, что, пожалуй, девочке нравится с ним кувыркаться – у нее же на лице это написано, вон как разулыбалась в ответ на его слова... Может быть даже, когда он перейдет работать в другую контору, он и ее с собой перетащит.

Такие кадры нужно ценить.

– Как жалко, что вам ничего не хочется, Петр Алексеевич, – разочарованно протянула Марина и еще раз улыбнулась. – А я почему-то была уверена, что вы меня через стол перегнете. Может, попробуете?

Резник ничего не ответил и отпил глоток коньяку. А что: перегнуть Маринку через стол – неплохая идейка, можно даже сказать, что перспективная.

Марина, сделав глоток, нагнулась и поставила стаканчик на пол. Подальше, чтобы ногой не столкнуть, когда обстоятельства вынудят ее саму на пол сползти.

Потом она, нагнувшись, прижалась головой к груди Резника и, левой рукой нащупав, расстегнула ему «молнию» на брюках.

Эх, этим бы коньячком да продензифицировать ему что положено, да, не дай бог, подумает, что она брезгует. Ну что ж, потерпим, не в первый раз.

Высвободив из шелкового плена неудобно изогнувшийся член, Марина, не выдержав, вздохнула. Кто бы ей пару лет назад сказал, как будет выглядеть ее шанс в жизни, рассмеялась бы в глаза и не поверила. Кино, а не жизнь!..

...Через пятнадцать минут, оставив в покое быстро слабеющую плоть, Марина все-таки подняла свой стаканчик и сделала глоток, незаметно прополоскав рот.

Откинувшийся назад Резник, как бы в задумчивости о чем-то высоком, смотрел в потолок и путано думал, что действительно жаль было бы уходить из этого заведения и что девчонке он, похоже, нравится, да и она ему тоже.

Умеет, дрянь, работать, умеет, ничего нельзя сказать против.

А вот ту же Надьку он так и не может вспомнить.

А вообще-то он ее трахал или нет?

Поглаживая Марину по голове и сминая ее прическу и нарушая макияж – Марина только вздыхала и терпеливо молчала, – Резник подумал, что эта баба заводится с пол-оборота – вон как развздыхалась, и, чтобы не молчать, по инерции продолжил жаловаться.

Он охаял погоду, бухарского еврея Маматова и, попивая коньячок, похвалил себя, не покладающего рук на ниве реального бизнеса.

Марина слушала размякающего от нервной усталости мужика и молча поглаживала его по груди, выжидая момент, когда он жестом или словом выскажет пожелание продолжить работу.

Резник отжаловался и решил, что достаточно он уже порасслаблялся, нужно сменить тему, отдохнуть, на самом деле трахнуть ее на столе и выгнать в зал, пусть пашет, нечего ей бездельничать, когда другие при деле.

А то бабы борзеют после секса, они думают, что если сумели разок что-то приятное сделать, то им уже и зеленый свет везде.

Не хотят знать своего места, дряни. Отсюда и все сложности в нашей жизни.

– Ну ладно, Марина, что там в зале творилось, когда ты уходила? – Резник откашлялся и повел нарочито рабочий разговор.

– Все нормально, Петр Алексеевич, все как обычно. – Марина посмотрела на Резника снизу вверх. – Сегодня солидных людей маловато, все какие-то старички-ветераны из средненьких. Но, кстати, развоевались они и мою Надю взяли. Сумела она как-то войти к ним в доверие.

– Ну, может, не на нуле пройдет ее день, да, в общем-то, плевать. Меня ее выработка вообще никак не колышет. Это так, семечки. Надо было только жуть нагнать, чтобы впредь неповадно было. Вот я и нагнал. Скажи честно: она же на леваке была и там по морде получила, да?

– Да, – согласилась Марина, очень легко сдавая свою подругу. Причем она даже сама удивилась этой легкости.