– Заткнись! И – вперед! – процедил сквозь зубы Симпсон.

Он вытолкнул меня на улицу. В уши ударил ровный, постоянный гул. Он что-то мне напоминал, что-то знакомое, слышанное не раз. Но вспомнить я не успела, Грег почти волоком тащил меня куда-то за землянки, заставлял бежать, тыкал стволом пистолета то в спину, то под ребра. Наконец мы добежали до высокой колонны метров пять-семь в диаметре. «Мечеть!» – сообразила я. Мы нырнули в небольшую дверку и побежали наверх по узкой витой лестнице.

И тут я вспомнила, что означает гул, который ворвался мне в уши на улице.

Вертолет! Вертолет, от которого Грег почему-то убегает... Это же, наверное, за ним прилетели... Мы вылезли наконец на верхнюю площадку мечети. До меня снизу донеслись звуки стрельбы...

«Да что же там происходит, черт возьми!» – недоумевала я.

– Ах ты, сука, ... твою мать! – донеслось до меня снизу и сладкой музыкой влилось в мои уши. – Он во второй землянке залег! Лешка, подкинь ему гранату, я его пока к полу прижму!

И автоматная очередь прервала эту тираду, которую кто-то прокричал внизу на чистейшем русском языке. Конечно – не литературном. Но оттого не менее для меня приятном...

Так это же наши! Откуда они взялись? Вслед за автоматной очередью внизу прогремел взрыв, одна из землянок взлетела на воздух, и вслед за тем наступила тишина...

И тут же верхушку мечети осветили мощные фары вертолета, а голос, усиленный динамиком, заорал:

– Если хочешь остаться жив, сдавайся, козел драный!

Потом совершенно другой голос, спокойный и ровный, заговорил уже по-английски:

– У тебя есть пять минут, чтобы принять решение. Или ты сдаешься, или мы сносим эту мечеть...

Голос слегка споткнулся и добавил по-русски:

– ...к едрене фене.

– Обещаю тебе, – продолжал голос снова по-английски, что в первом случае ты останешься в живых...

Но Грег не стал слушать дальше. Он вскочил в луче прожектора, схватил меня за руку, приставил к моему виску пистолет и заорал вниз, стараясь кричать как можно громче...

– Эй, вы! Сопляки! Это я даю вам пять минут. Слушайте мои условия. Вы все уходите с вертолета... Пропускаете меня на борт. И даете мне спокойно взлететь. После этого делайте что хотите, хоть перетрахайте друг друга в задницы... Время пошло...

Грег демонстративно посмотрел на часы и сказал мне спокойно:

– Видишь, как удачно все сложилось! Как вовремя подлетели эти твои соотечественники. Теперь у нас будет вертолет... И мы за час долетим до Равалпинди... А там я вытащу из тебя эту кассету...

Грег улыбнулся мне зловещей улыбкой, и вдруг его череп разлетелся осколками, забрызгав меня кровью и мозгом...

Я пошатнулась, чуть не слетев с площадки вниз, потом уселась и начала безучастно стирать со своего лицо то, что еще мгновение назад было мозгом старого и коварного Грегори Симпсона...

Меня сняли с крыши мечети двое солдат и, спустив вниз, подвели к командиру. Тот потребовал мое удостоверение личности, я предъявила ему свой номерной жетон спасателя. Он долго его изучал, потом козырнул и приказал взлетать. Я понимала причины спешки – вертолет как-никак находился на территории чужого государства, и встреча с пограничниками в планы наших спецназовцев не входила.

Сколько я ни приставала к командиру спецназовцев, к пилотам, даже к тому самому Лешке, который бросал гранату в землянку, где укрылся один из охранников, никто так и не объяснил мне, откуда взялся российский вертолет на пакистанской территории и почему он приземлился именно в этом селении, где находились мы с Грегом?

Полетели мы, конечно, не в Кайдабад, а на один из приграничных аэродромов войск ПВО, где меня, не дав даже умыться, пересадили на наш спасательский «Ил-42», неизвестно откуда там оказавшийся.

Мое возвращение из Афганистана произошло столь же стремительно, пожалуй, еще быстрее. И вернулась я не в Тарасов, а в Москву. С аэродрома меня привезли сначала в гостиницу, где дали целых сорок (!) минут на то, чтобы привести себя в порядок.

Причем от меня ни на шаг не отходили два лейтенанта, которых я еле выгнала из душа, они, видите ли, и там меня охранять собрались... У них, видите ли, приказ... Пришлось им объяснить, что если из-за них я не успею выполнить свой приказ, то они вылетят из войск МЧС со скоростью пули. После этой фразы я получила возможность спокойно вымыться в душе...

Но ровно через сорок минут оба лейтенанта подхватили меня под белые ручки и, несмотря на все мои протесты типа: «У меня только один глаз накрашен» – повлекли в министерство чрезвычайных ситуаций, где я должна была сделать доклад начальству.

Я бы, честное слово, заблудилась в бесконечных коридорах министерства, хотя бывать мне там приходилось, и не раз, все по каким-то мелочам... Но на докладе у руководителя отдела после выполнения самостоятельного задания в составе международной самоорганизующейся группы я еще ни разу не была. Это мне представлялось как выход для молодой артистки на сцену Большого театра.

Я прокручивала в голове и так, и эдак варианты своего отчета, думала, все ли рассказывать или стоит кое о чем умолчать... Например, о моих вынужденных опытах с употреблением кетамина в конспиративных целях... Два лейтенантика уверенно вели меня по коридорам, которым я и счет потеряла. Я уже начала подозревать, что это они надо мной подкалывают, как вдруг мы остановились и один из лейтенантов, взглянув на часы, сказал мне важно:

– Полковник Поляков ждет вас.

Я, слегка волнуясь от встречи с довольно высоким для меня начальством, вошла в кабинет и чуть не открыла от удивления рот.

За столом, уставленным телефонами, в форме российского спасателя с полковничьими погонами сидел Поль и, улыбаясь во весь рот, смотрел на меня.

– Ну что же ты, девочка, не узнаешь? А еще говорила – спать тебе на моей руке понравилось... Вот женщины! Короткая же у вас память...

– Господин полковник... – пролепетала я растерянно, словно белого медведя в пустыне встретила, – так вы русский?

«Ну ты не могла ничего глупее спросить? – съехидничала я. – Теперь остается добавить – и я русская! Какое, мол, совпадение!»

– Да я такой же француз, как ты – негритянка! – сказал Поль... То есть полковник Поляков, конечно.

– И если честно, – вздохнул он, – то никакой я не полковник, а майор. И не войск МЧС, а ФСБ.... А вот Судаков был полковником... Да. Жаль человека. Хорошо хоть погиб с честным именем, без подозрений. Это тебе спасибо...

– Я надеюсь, что Поляков – это настоящая ваша фамилия? – спросила я. – Или такая же бутафория, как и все остальное?

Поляков смущенно улыбнулся.

– И объясните мне, наконец, – продолжала я уже с некоторым негодованием на то, что этот человек так долго водил меня за нос там, в Афганистане. – Объясните мне, зачем понадобилось посылать меня, спасателя-психолога, за вашим Судаковым? Что у вас, своих людей мало?

– А что ты кипятишься? Смотри – перегреешься. Своих послать не могли. Нам запустили оттуда информацию, что Судаков перевербован. У нас же все бывает. Человека из своей системы мы послать не могли, пока не раскроем источник этой анонимки-ориентировки на Судакова... А тут от него сообщение, что ему срочно требуется человек, чтобы с ним передать сверхсекретную и сверхважную информацию. Кого послать? Обратились в ваше ведомство, попросили человека опытного, самостоятельного, чтобы в людях хорошо разбирался и чтобы хоть раз в Афганистане побывал... Ваш компьютер подумал четверть секунды и выдал нам тебя... Вот ты и полетела на задание. А что сразу не могли тебе все объяснить – извини, служба такая, темнить больше приходится, чем откровенно говорить...

– А что же вы мне не прикажете срочно сдать эти ваши сверхсекретные материалы?

– И в самом деле, – спохватился Поляков. – Где же они?

– Грег в руках их держал и не догадался! – Я была очень довольна собой. – Вот они, смотрите...

Я достала из кармана шприц-тюбик с наркотиком, сняла колпачок-иглу и вытряхнула из него... три капли прозрачной жидкости...