Но дальше спускаться и не требовалось. Единственное место, где можно было перебраться на соседний утес, находилось именно там, где мы остановились.
Идти предстояло по узенькому карнизу, шириной не более двадцати сантиметров. Следуя изгибам стены, он тянулся с равномерным подъемом в западную сторону, затем сворачивал немного на юг, открывая идущего по нему человека обстрелу талибов, а затем резко сворачивал на запад и скрывался за поворотом.
Грег сообщил, что за этим поворотом мы будем уже в безопасности. Карниз расширяется там до метра и хорошо защищен скалой от выстрелов талибов.
Я удивлялась, как Поль и Грег без слов понимали друг друга. Я, наверное, была слишком неопытным спасателем, чтобы чувствовать, как ситуация сама диктует и образ действий, и распределение ролей. Только много позже я поняла, что спасатели понимают друг друга без слов, даже если не знают ни одного общего языка. Их коммуникационное пространство – это их опыт. Именно он подсказывает спасателю единственно правильное решение, и, поскольку оно единственное, другой спасатель не ждет от него ничего иного.
Так и Поль с Грегом – не сказав ни слова друг другу, разошлись в разные стороны. Поль спустился по ступеням вниз, а Грег отправился первым по карнизу.
Я тут же поняла, что по-другому и нельзя было обеспечить хоть какую-то возможность удачного перехода через простреливавшееся пространство. Пока идет Грег, его прикрывает Поль выстрелами с лестницы. Потом они оба прикрывают мой переход на другую сторону расщелины. Последним идет Поль, которого прикрывает Грег с карниза. Хуже всего, конечно, приходится Полю. К тому времени, пока до него дойдет очередь, талибы успеют пристреляться к карнизу. А к тому же несколько секунд Поль будет идти вообще без прикрытия, так как окажется на линии огня Грега, – и тому придется прекратить перестрелку...
Грег перешел по карнизу практически без проблем. Под выстрелами нужно было пройти всего метров десять. Пять метров он прошел вообще незамеченным. Автомат Поля залаял только тогда, когда Грег был уже на середине открытого пространства.
Талибы не сумели даже обстрелять карниз, их внимание отвлек Поль, который, судя по всему, поливал огнем любую цель, появлявшуюся в его секторе стрельбы.
Грег благополучно скрылся за поворотом, и автомат Поля замолчал.
Нужно было идти мне.
Глава девятнадцатая
Я всегда считала, что не боюсь высоты. Но только на этом карнизе поняла, что такое настоящая высота. Человек не может, например, «представить» себе высоту. Чтобы испытать ощущение высоты, нужно постоять на узком двадцатисантиметровом карнизе над полукилометровой пропастью и хорошо рассмотреть открывающееся тебе во весь горизонт огромное пространство...
Оно открыто тебе только вниз и вдаль, но настолько велико, что ты даже не можешь сравнить его с собой, чтобы понять истинный масштаб. Ты оказываешься просто несоизмеримым с этим пространством и начинаешь казаться себе какой-то бесконечно малой величиной, которой можно пренебречь, если рассуждать о вас обоих вместе – о тебе и этом огромном пространстве. Твое существование теряет всякий смысл, когда ты понимаешь... нет, не понимаешь... Когда ты просто чувствуешь, что в мире не может быть так много пространства.
И тебе остается только шагнуть вперед и слиться с этим пространством, войти в него, стать его частью, чтобы впитать в себя весь этот лежащий перед тобой огромный и прекрасный мир.
Я знала, что не нужно смотреть вниз. Тем более что совсем недавно уже заглянула в глаза вечности, когда сползала в пропасть с обрыва скалы. Я не хотела вновь испытать этот взгляд, вызывающий покорность смерти. Поэтому старалась не смотреть вниз.
Но куда глядеть, когда ты идешь спиной к стене, прямо перед тобой пропасть, а ступни твои еле умещаются на узеньком карнизе? Я повернула голову направо до предела, так, что шейные позвонки хрустнули, и старалась смотреть только на стену. Ноги сами нащупывали карниз...
Двигалась я медленно, очень медленно, по сравнению с Грегом, который шутя пробежал по этому карнизу. Пространство лезло в глаза, манило всмотреться в него пристально. Я чуть не поддалась этому искушению, но тут же судорожно закрыла левый глаз, правым уперевшись в стену. Сразу стало намного спокойнее. Я даже смогла чуть увеличить свою скорость... Только левое веко дергалось от напряжения, и держать глаз закрытым стоило больших усилий. Он открывался непроизвольно.
Помогла еще и боль в раненой руке. Не знаю, что это было, может автоматически сработал какой-то бессознательный защитный механизм, но рука у меня вдруг заболела так, что я забыла обо всем на свете и мечтала только добраться до конца карниза, чтобы тут же вколоть себе наркотик...
Хуже всего пришлось на тех десяти метрах, которые были открыты для пуль талибов.
Я слышала, как они защелкали по скале у меня под ногами. Стоило одной из них попасть в меня – и все...
Странно, но я не слышала самих выстрелов. Только щелканье пуль о камень.
Когда мне оставалось уже буквально метра два до спасительного поворота и я уже видела Грега, высунувшегося из-за скалы и одной рукой стрелявшего из дергающегося на весу автомата, я вдруг увидела, что пули выбивают осколки камня впереди, на уровне моей головы. Мне даже обдало лицо каменной пылью.
Я остановилась. Еще два шага – и осколки полетят не от камня, а от моей головы...
– Вперед! – закричал из-за поворота Грег, заметив, что я остановилась, и перестав стрелять, чтобы я могла его услышать. – Не стой на месте! Они не попадут в тебя! Вперед, мать твою! Или я тебя сам пристрелю!
Я заставила себя сделать два шага вперед и оказалась как раз против того места, откуда пули талибов только что выбивали осколки камня...
Странно, но я была еще жива. Это меня поразило настолько, что я забыла напрочь о своей раненой руке и не чувствовала никакой боли.
То ли Поль заставил замолчать талибского автоматчика, пристрелявшегося к карнизу, то ли рука у того дрогнула, но пули теперь взвизгивали, пролетая мимо скалы. Уже смелее я сделала еще несколько шагов и, обогнув выступ скалы, оказалась под ее защитой.
Грег тянул меня за рукав комбинезона, я мешала ему вернуться на огневую позицию. Притиснув меня спиной к скале, он пробрался на свое прежнее место, а я двинулась дальше, с каждым шагом чувствуя как отступает напряжение, сжавшее меня на карнизе, под пулями талибов...
Снова застучал автомат Грега, я приготовилась ждать, когда появится из-за поворота Поль и все наконец кончится. Француз справился с переходом над пропастью еще быстрее Грега. Он даже умудрился дать с карниза несколько очередей из автомата, тоже с одной руки и вряд ли прицельно... Но психологическое действие на талибов они, конечно, оказали. По крайней мере, ни одна пуля не задела и Поля...
Грег, а за ним и Поль присоединились ко мне, и мы втроем уселись на карнизе над пропастью.
Закурили сигареты, которые вытащил Грег из кармана. Помолчали.
– Мы сделали это, ребята! – воскликнул вдруг Симпсон и хлопнул нас обоих по плечам. – А вы уже готовы были распустить сопли... Грегори Симпсон никогда не умирает раньше того, как кто-нибудь сделает ему пару хороших дырок во лбу. А это пока еще никому не удавалось!..
Симпсон взял меня за подбородок и заглянул мне в глаза.
– Ну что, девочка? – спросил он с насмешкой. – Тебе не хочется больше прыгать в пропасть?.. Поверь, мне придется спуститься и разыскать тебя. Но для тебя внимание старого Симпсона будет слабым утешением. Не так ли?
Он старался говорить весело, но глаза у него были холодные. Рыбьи глаза.
Я отбросила его руку от своего лица и встала.
– Пошли, – сказала я, обращаясь к обоим своим спутникам. – А то мы тут сами в горных козлов превратимся...
– Вот, мой юный друг, – тут же подхватил Симпсон, обращаясь к Полю. – Берите пример с нашей бесстрашной леди... Ей на месте не сидится. Так что поднимайтесь и вы... Да и пора, знаете ли. Нам до темноты еще шагать и шагать...