Женщины были навеселе; они смеялись, визжали, провоцировали мужчин проявить свою мужскую доблесть. Эдуар с наслаждением наблюдал эту картину, притоптывая ногой в такт вальсу и танго, которые исполнял в сопровождении оркестра знаменитый Андре Вершурен.

Князь танцевал с самыми красивыми и с самыми сексапильными женщинами и весь вечер пребывал в крайнем возбуждении. Он предусмотрительно захватил с собой маленькую записную книжечку. Просматривая ее после бала в своей спальне, он насчитал около двадцати телефонных номеров, каждый из которых был помечен таинственным знаком. Это был самый интенсивный период в сексуальной жизни Эдуара. Он даже не подозревал в себе таких способностей по части любовных подвигов. Чтобы не иметь никаких проблем, он снял комнату в дешевом отеле в районе вокзала Карнавен. Эдуар предпочитал отели, ибо обстановка захудалой гостиницы больше соответствовала блуду и разврату, нежели замок. Он выбирал номер из своей записной книжки и, когда на другом конце провода брали трубку, коротко говорил:

– Эдуар де Монтегрен. Вы согласны приехать ко мне в пятнадцать часов в отель «Спландид-Мирадор», комната четыреста восемнадцать?

– Но, Ваша светлость…

– Да или нет? – спрашивал он резко, едва сдерживая раздражение.

– Хорошо… возможно… я постараюсь.

– Вот именно – постарайтесь!

Он вешал трубку.

«Причуды князя», – сказала Элоди. Эдуар в это играл. Он играл в «причуды князя».

Женщина всегда приезжала «в боевом оперении», в самых своих лучших нарядах. Ее, конечно, удивляло место, выбранное князем для свидания, но он объяснял: «Это возбуждает!», и она умолкала.

Эдуар подстегивал свое воображение, требуя от своей партнерши-на-час самых изощренных наслаждений. Она подчинялась его прихотям, даже заново одевалась и раздевалась, если ему этого хотелось.

По окончании «сеанса» он одевался и уходил, даже не назначив второго свидания.

Иногда Эдуар назначал два свидания в день, а ночь из любезности он проводил с мисс Маргарет.

Этот беспорядочный образ жизни начал беспокоить Гертруду, и она решила откровенно поговорить с внуком.

– Мой милый мальчик, – сказала она, – я знаю, что Скобосы были очень лихими в любовных делах, но я боюсь за тебя, ибо ты не привык к беспутной жизни. Это может плохо кончиться. Это уже слишком, Эдуар. Не впадай, мой дорогой, в праздность и займись полезным делом. Есть поговорка: «Женщина, которая не приносит ребенка, приносит огорчения».

Князь не обиделся на Гертруду за эту откровенную беседу. Он всегда был честен с другими и с самим собой.

– Вы правы, княгиня, – сказал он. – Я собираюсь перекрасить наш «роллс»!

Розина решила угостить рабочих шампанским, чтобы отпраздновать завершение стройки. Она соорудила некое подобие стола из двух перевернутых ящиков, покрыв их белыми салфетками. В желтом пластиковом ведре, наполненном льдом, охлаждались три бутылки вина. На блюде были сложены сандвичи с яйцами вкрутую, помидоры, анчоусы и ветчина. Четверо мужчин поставили под навес свои инструменты, помыли руки под краном, вбитом в отверстие трубы, уходящей под землю. За исключением бригадира, трое были арабы, и Розина пожалела, что сделала так много сандвичей со свининой. Она подумала, что и шампанского она купила слишком много, так как эмигранты предпочитают апельсиновый сок. Розина так долго ждала этого момента, так мечтала, представляя, каким великим и радостным будет этот день. И вот наконец работы закончились. А у нее на глазах были слезы.

Розина грустно смотрела на бывшую строительную площадку. Почему Фаусто, несмотря на обещание, не пришел? Он бросил ее несколько месяцев назад, а когда появлялся иногда ненадолго, то даже не пытался ее поцеловать. У него всегда находились объяснения: сверхурочная работа, тренировки со знаменитыми спортсменами, имена которых он перечислял… Розина не была глупа. Она слишком хорошо знала жизнь, чтобы понять причину всех этих отговорок. Просто ее чемпион нашел ей замену.

Поначалу Розине было очень больно, но потом она смирилась. Двадцать пять лет разницы – ничего удивительного, что все закончилось столь печально. Она-то всегда знала: в конце концов судьба предъявит ей счет.

Свежий асфальт дымился на солнце, распространяя въедливый острый запах. Асфальт блестел, как панцирь насекомого, он окаймлял площадь правильной геометрической фигуры, внутри которой разбили газон с зеленеющей травой. В центре газона из-за прорыва канализационной трубы стояла вода.

На глинистой почве в этом районе, где часто идут дожди, вода еще долго будет стоять, пока не испарится. Но природа не терпит нарушения равновесия: достаточно появиться воде в неположенном месте, как сразу же возникает новая фауна: появляются водяные пауки с длинными лапками, голубые и зеленые стрекозы и даже странные моллюски, питающиеся водорослями.

– Подходите! Подходите! – крикнула Розина мужчинам, которые, стоя поодаль, неловко переминались. – Кто из вас откроет шампанское? У меня слабые руки!

Один из арабов открыл бутылку и налил себе первому. Другой араб выбрал апельсиновый сок. Только бригадир, волосатый южанин, попробовал сандвич с ветчиной.

Розина пила, чтобы опьянеть, осушая стакан за стаканом, что, безусловно, вызвало неодобрение у арабов.

С трудом осилив одну бутылку вина и едва притронувшись к сандвичам, рабочие ушли.

Оставшись одна, Розина разрыдалась. Окончание работ не принесло ей радости. Эта стройка была для нее смыслом жизни. Розина вложила в нее все, начиная с собственных сбережений, маленького наследства, завещанного ей матерью, и грандиозных планов, связанных с осуществлением ее мечты – строительства велодрома для своего Фаусто. Словно упрямая Пенелопа, она день за днем вышивала свою скатерть, но вот, когда наконец все закончено, тот, для кого она так старалась, бросил ее, оставив ей лишь горечь разлуки.

«Что я буду со всем этим делать?» – спрашивала она сама себя. Но ответа не было. Внезапно она посмотрела трезво, без иллюзий на окружающий ее маленький мирок, который она нежно любила, и увидела вдруг сумрачную и неприглядную картину. Три вагончика, которые ей прежде так нравились, напоминали жалкую опереточную декорацию.

Одиночество стало невыносимым. Розина ощутила его внезапно со всей остротой и болью. Это было похоже на болезнь. Она не видела теперь смысла и дальше оставаться в этом мрачном месте.

Розина могла бы уехать в Версуа: сын ее – наследный принц, она – герцогиня. Но Розина понимала, что для обитателей замка она навсегда останется горничной, которой пожаловали титул из государственных соображений. Уклад жизни в Версуа наводил на нее ужас: игра в карты с герцогиней Гролофф, чей титул был такой же фальшивкой, сиденье у телевизора, чопорные беседы за столом с княгиней Гертрудой. Она знала, что ее будет угнетать сама атмосфера замка. Застывшая тишина парка, озеро, величественные и злые лебеди – все это напоминало кадры из довоенных фильмов. Такой почти монастырский образ жизни для Розины был немыслим, он вызывал у нее протест, бурная, жизнелюбивая натура простолюдинки не могла с ним смириться. Эдуар в Версуа чувствовал себя как дома, в нем заговорили гены князей Скобос: он был теперь больше Скобос, чем Бланвен. Розина же обречена вечно ощущать себя в замке служанкой, воспитанной родителями-коммунистами, для которых Ленин заменил Бога.

Розина села на большой плоский камень, рядом с импровизированным столом, на котором остатки пищи уже стали разлагаться на солнцепеке. Будучи оптимисткой, Розина пыталась внушить себе, что она крепкая, здоровая женщина, любящая жизнь и мужчин, и что она обязательно кого-нибудь встретит.

Розина все еще витала в облаках, переходя от хандры к надежде, когда услыхала шум. Из-за поворота выскочил мотоцикл, на нем сидели двое – мужчина и женщина. Парень был в голубых джинсах, с обнаженным торсом. У него было тщедушное, безволосое тело: непропорционально большой шлем делал его похожим на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов или фантастического романа. Его спутница выглядела не лучше. Когда мотоцикл остановился, она сняла шлем, и Розина узнала Мари-Шарлотт.