Опьяненный таким необычным приемом, потрясенный бурным приветствием, Эдуар начал свою речь с благодарности. Это усилило всеобщий восторг. Пытаясь как-то успокоить публику, князь жестом призвал собравшихся к тишине.
На какое-то время ему это удалось.
– Как бы ни сложилась моя судьба, – сказал князь, – я навсегда сохраню в своем сердце этот незабываемый прием.
Новый поток оваций заставил его замолчать. Когда восстановилась тишина, князь продолжал:
– Необычная судьба сделала меня наследником князей, многие из которых внесли свой вклад в формирование Европы. У меня нет никаких политических целей, но я даю слово, что если политическая ситуация изменится и народ Черногории будет един в своем волеизъявлении реставрировать монархию, я откликнусь на этот призыв. А пока я от всего сердца благодарю замечательную Швейцарию, этот островок мира и покоя в сердце измученной, растерянной, смятенной Европы! Именно народ Швейцарии открыл двери своей страны и протянул руку помощи членам моей семьи. И мне бы хотелось оправдать ваше доверие. А теперь, дорогие гости, к вашим услугам буфеты. Все готово, устраивайтесь поудобнее, а я постараюсь каждому из вас уделить внимание в этот вечер. Да здравствует наш праздник!
Возможность полакомиться деликатесами и изысканными блюдами, тихая, нежная, как бы обволакивающая музыка немного разрядили атмосферу.
Эдуар и княгиня покинули шатер. Князь проводил Гертруду до ее апартаментов.
– Ты был просто великолепен! Ты умеешь вызывать всеобщее восхищение.
– Я собирался вам сказать то же самое, бабушка Гертруда.
Возвращение князя было встречено с новым энтузиазмом, и что странно, это доставило ему удовольствие.
Как всегда деятельная Элоди представила ему гостей. Среди них были члены многих дипломатических корпусов, государственные деятели, известные банкиры, издатели газет, «мозговой трест» телевидения Французской Швейцарии, директор Большого театра Женевы, знаменитые хирурги, адвокаты, художники, актеры. Князь находил забавным (но не более того), что эти известные люди вставали при его появлении, кланялись и произносили слова, полные почтения и уважения к его титулу.
Этих господ сопровождали очаровательные женщины. Целуя их изящные ручки, Эдуар бросал на них призывные взгляды и находил ответ в их глазах. Он вспоминал фразу из одного раннего фильма Годара: «Самые красивые женщины вовсе не скандинавки; самые красивые в мире женщины живут в Лозанне или в Женеве». Эдуар чувствовал, что любая из этих утонченных, изысканных особ с удовольствием бы откликнулась на его призыв. Княгиня только что сказала ему об этом: он действительно обладал необычайной привлекательностью. В его глазах горел огонь неиссякаемой мужской силы, а женщины прекрасно понимают язык взглядов. Один мимолетный знак Эдуара вызывал в них огонь желания.
Князь с неотразимой улыбкой прогуливался от столика к столику. Улучив момент, Элоди шепнула ему:
– Вы потрясающи, от вас идут токи обольщения. Их любовная авантюра без любви продолжалась.
Они представляли довольно странную пару, со странными любовными забавами. Эдуар звонил Элоди в конце дня, чтобы узнать, мог бы он заехать к ней в офис. Каждый раз она отвечала утвердительно. Когда Эдуар приезжал, он здоровался со служащей, которая о нем докладывала. Элоди никогда не заставляла себя ждать и встречала его в приемной: «Если вы хотите, то можете зайти, Ваша светлость…»
Переступив порог, она закрывала дверь, проверяя для страховки латунные засовы, затем раздевалась. Элоди никогда не надевала трусики перед приходом Эдуара. Князь обхватывал обеими руками ее бедра и приподнимал. Элоди расстегивала его брюки, высвобождая член. Эдуар входил в нее, лукаво гримасничая, и начиналось неистовство.
Князь овладевал ею стоя, его мужская сила была неисчерпаемой, грубые толчки внутри лона заставляли Элоди дрожать от возбуждения. Чтобы сдержать крик, она впивалась зубами в воротник его пиджака, они переворачивали кресла, стулья, телефонные аппараты, столики со справочниками. Это был ураган страсти! Иногда в конце совокупления он валил ее на письменный стол из красного дерева и кончал так бурно, что доводил свою партнершу до полного изнеможения, до обморока.
Естественно, что цель этих визитов не могла оставаться тайной для сотрудников Элоди, да она и не пыталась ничего скрывать.
Провожая обычно князя до дверей своего кабинета, она бросала на своих служащих ледяной взгляд.
Во время этих лихих свиданий князь действовал без слов. После акта, приводя себя в порядок, он бормотал:
– Что я еще должен сказать? И тут же добавлял:
– Сказать больше нечего.
И уходил. Во время свиданий они никогда не говорили о делах. Все серьезные проблемы обсуждались по телефону.
Закончив то, что князь называл «кругом почета», он отправился вместе с Элоди в буфет и попросил сандвич с гусиной печенкой. Он предпочел бы круто сваренные яйца под майонезом, так как, несмотря на изысканность блюд, к которым его приобщали, он постоянно испытывал неутолимую тоску по свинине с картофелем и кислой капустой, а еще по селедке с картошкой, политой растительным маслом.
Они сели за столик герцога Гролоффа. На старике теперь был зелено-желтый мундир, в котором он напоминал недозревшую тыкву. Мисс Маргарет в черном узком платье сидела в конце стола, едва дотрагиваясь до еды. Она опустила глаза и только иногда бросала на князя взгляд, полный тоски, любви и неосознанной ревности. Эдуар заговорил с Элоди о том, как великолепно удался вечер. Оркестр исполнял Моцарта. Толстая герцогиня обожралась и осоловело смотрела в тарелки. Князь забавлялся, глядя на этих трех столь разных женщин, вспоминая, как проводил с ними время.
Ему вдруг пришла в голову мысль: ведь когда-нибудь ему придется жениться, чтобы сделать Гертруду прабабушкой. Такая перспектива не очень его радовала. Старая дама уже неоднократно высказывалась по этому поводу. Она говорила о титулованных семьях, в которых были дочки на выданье. Гертруда хотела, чтобы Эдуар женился на девушке из благородной семьи, дабы разбавить в его детях гены простонародья. Князь не возражал ей. Но он был уверен, что никогда не сможет никого полюбить так, как свою Эдит. Зато будущее предвещало легкие победы; он хотел бы жениться на какой-нибудь дурехе, чтобы легче было ее обманывать.
– Следующий прием, – предупредил Эдуар, – будет озорным народным гулянием.
– Прекрасная идея, – одобрила Элоди, – это понравится моим кальвинистам.
– Будут танцы под аккордеон! – продолжал князь. – Я хочу, чтобы был только аккордеон, колбаса с чесноком, бочонок божоле и лампиогирлянды, как на ярмарке!
– Гениально! – ликовала Элоди. – А когда состоится этот праздник?
– Как можно скорее. В следующем месяце, например.
– Не слишком ли рано? Пусть пройдет какое-то время после сегодняшнего приема. Не балуйте их слишком!
– Минуточку! – сказал князь. – Я устраиваю праздник не для них, а для себя.
Элоди улыбнулась:
– Причуды князя, Ваша светлость?
– Возможно.
И он убрал свою ногу, которой пыталась завладеть под столом толстая обожравшаяся супруга Гролоффа.
Новый прием состоялся через три недели и принес настоящий успех. Приглашенных на этот раз было меньше, и меньше было дипломатов и высокопоставленных чиновников, которые своим присутствием наводили бы тоску. Они плохо сочетались с аккордеоном, шейными платками и рубахами апаш.
На сей раз не стали прибегать к услугам изысканной кухни отеля «Ричмонд», а заказали все у немца, владельца загородного бистро «Ле Валлон»: сосиски под белым вином, солонину с чечевицей, жареную колбасу с картошкой, рубцы и многое другое, чем так славится французская кухня. Гости набросились на требуху, запивая ее вином, которое официанты разливали из бочек. Бочка стояла возле каждого стола.
Гости быстро напились и расковались.