С женитьбой Секундова рушились последние иллюзии. Но лучше уж раньше, чем потом, когда время будет безнадежно упущено.

Иногда я опускал глаза на ее ноги (очень красивые, между прочим!) и любовался изящными линиями. Будь она такой же, как мы, цены бы ей не было!

Ее бытие приносило ей страдания. Ухаживания старых знакомых ее раздражали. Она спала с ними, конечно…

На прощание я искренне пожелал ей счастья.

Она пошла в Кремль, к своему дому на острове.

Я представил рядом с ней себя. Представил нас в постели. Представил, как она готовит что-нибудь, а я пишу роман. Ведь моя же мать вышла за отца, который не имел такого образования, как она. Иногда же ум заменяет образование! Впрочем, поменять Настю на нее — значит, поменять шило на мыло. Оля желанна, пока не исследовано ее тело. А потом только тоска и сожаления. Это ли подвиг Николая Ставрогина? "Предоставьте мертвым хоронить мертвецов".

В библиотеке солнечно и прохладно. Я вспомнил, как Монжи проводили здесь дни напролет: ели, "тусовались", влюблялись и расставались.

Я стал другим. Стал незаметно для себя. И мне кажется, что я стал другим из-за Лены, Светы, Насти, а на самом деле — всему виной Время. Неумолимый ход его преображает нас незаметно, взваливая вину на мир. Хитрая маскировка хищника по имени Время.

Я смотрел на студентов, и видел пропасть, разделяющую меня и их. Другие интересы, другие желания. Я не смог бы быть со студенткой.

Город был тих. Воздух прогрет. Они уже ждали меня. Я знал, с каким восхищением разглядывает меня Света — бугры мышц проступали сквозь футболку.

— Куда пойдем?

Света не знала города. Настя пожала плечами.

— Пойдем к Скорбящей. На пруд. Там тихо и хорошо.

По дороге я купил им мороженое. И даже сам съел, забыв на время о горле.

Мы расположились на лужайке. При себе у нас было три бутылки пива, сушеный кальмар, мои знания антички и их тетради.

Я вспомнил Ромаша, читавшего курс, и решил превзойти учителя.

Мы начали с коротких произведений, но уже следовало подумать и о том, как быть с остальными. Вопросы, касающиеся "Илиады", "Одиссеи", "Энеиды" были тесно связаны с содержаниями, а как его изложить сжато, быстро и качественно?

Я столкнулся с непроходимой необразованностью этих женщин. Иногда они уставали от слов.

В это время я расспрашивал Свету о ее житье-бытье. Она жила в Москве со своим любовником — оператором одной из московских телерадиокомпаний. Родилась же она в Касимове, поэтому прочно ассоциировалась с Мартыновой: тот же город, тот же литфак, также зовут, также необразованна, также красива и т. д. Очень много было внешнего сходства.

У нее были красивые ноги. Она была без чулок — было жарко. Линия ступни была совершенной. Большая грудь. Изящные пропорции. Телом напоминала Жеребко. Такая же породистая коняшка!

Настя заметила, что я приглядываюсь к Свете, но не обратила на это внимания. Она понимала, как это понимал и я, что у нас ничего бы не вышло.

Мы закончили, когда солнце задумалось о закате. Я работал с ними около четырех часов. Мы прогулялись в обратную сторону, полностью повторив маршрут. Света рассказывала о своем любовнике, о работе в страховой компании, но ее болтовня утомляла. Я устал. Просто по-человечески устал. Когда она села в маршрутку, мы с Настей продолжили движение в сторону остановки. Именно в этот момент я увидел на асфальте пятирублевую монету.

— Стой!

Наклонился, чтобы подобрать — увидел еще одну. Рядом лежало два рубля, в полуметре еще несколько рублевых. Я не успокоился, пока не собрал все.

Я не видел, какими именно глазами смотрела Настя. То ли презрительно, то ли снисходительно, то ли брезгливо. Но я знал одно — у меня не оставалось денег даже на дорогу. Я потратил все деньги на мороженое и пиво. А тут лежит несколько десятков рублей — будто специально для меня. Я не мог не подобрать их.

Когда я встал, Настя стояла метрах в десяти, повернувшись ко мне спиной.

— Что ты молчишь? Хочешь сказать, что мои действия недостойны? У меня нет денег. Да, у меня нет денег! Думаешь, это моя вина? Это вина государства. Я честно выполняю свой долг, а общество свой не выполняет! У меня нет денег даже на дорогу!

— Ты мог бы сказать. Я бы тебе дала.

— Не надо мне твоих.

— Зачем же ты тратил последнее?

— Хотел сделать приятное. Долг и такт.

Настя позвонила во вторник, предложив продолжить репетирование на дому у бабушки. Речь шла о подготовке в течение ночи.

Я сказал, что согласен, но только при условии, что они накормят меня.

Настя немного удивилась экзотичности просьбы, но ответила согласием.

Там было уютно. Старые фотографии юной Насти и юной Тани, напоминающие все школьные снимки периода СССР. И у меня была такая же, и у Людки, и у других…

Они встретили меня весельем, какой-то праздничной суетой и манящим запахом курицы.

Я подробно осветил события "Энеиды" и "Илиады", изложил наблюдения, касающиеся поэзии Овидия и Горация. Когда же Света попросила пересказать "Одиссею", я понял, что устал. Тем не менее, пересказал Одиссею по памяти, отметив точки соприкосновения фабулы и сюжета, объяснив, зачем это нужно было Гомеру.

Мы закончили, когда часы показали два.

Они обе вызвались проводить меня.

Мы шли по проезжей части, потому что не было в это время ни одной машины, шутили, смеялись.

Экзамен будет послезавтра.

Полпути они скрасили своим присутствием. Света, поняв, что нам надо проститься, отстала.

— Не соблазняй бедную девочку!

— Что ее соблазнять! Она сама, кого хочешь соблазнит!

— Ты что, уже переспала с ней?

— Ну, конечно, Кисыч, а ты сомневался?

Я устало вздохнул.

— Спокойной ночи.

Лицо Насти сделалось таким грустным, словно она сейчас умрет от одиночества.

"Если ты так жалеешь ее, то как же ты ее бросишь?" "Из жалости я должен быть суровым. Несчастья начались — готовься к новым".

Я пошел, не останавливаясь, оставив в памяти картину: легко одетые девушки, мерзнущие и взъерошенные, стоят одна позади другой и машут мне вслед.

Я вел рассеянный образ жизни. Ремонт принимал как неизбежное зло, как принимают войну, когда начинают к ней привыкать.

Скудная пища, разбавленная цементной крошкой, отсутствие воды в ванной, не работающий туалет, комнаты, в которых невозможно двигаться, что-нибудь не зацепив. Внешний беспорядок удивительно гармонировал с беспорядком внутренним. Они дополняли друг друга. Начинало казаться, что так и надо.

Звонок телефона. Я посмотрел на часы — половина одиннадцатого. До меня не сразу дошло, кто звонит и зачем. Казалось, я до сих пор сплю. Такой ватной была реальность.

— Кисыч, я сдала!

— Что получила?

— Пятерку!

— Ты что, шутишь?

— Нет.

— Правда, пятерку?

— Кисыч, какой ты! Нет, конечно. Три балла.

— Три? Что досталось?

— Овидий и Гесиод.

— Вот черт, Гесиода мы не успели разобрать. Впрочем, о соперничестве с Гомером я кое-что вам говорил.

— Да, я тоже это рассказала, но Мирошников сказал, что это не в тему.

— Мирошников! Он принимал античку?

— Да.

— А Света?

— Тоже трояк.

— Ну, я вас и подготовил!

— Ей, кстати, достался "Одиссей". И она срезалась благодаря тебе. Мирошников спросил, сколько женихов было у Пенелопы.

— А она?

— Как ты и велел, сказала, что больше сотни. А он спросил, сколько конкретно.

— И за это поставил три?

— Наверно.

— Этого не может быть.

— Ладно, Кисыч, я звоню с литфака, телефон задерживаю. Тут уже целая очередь. Я тебе позвоню потом.

— Пока.

Настя не училась на литфаке несколько лет и, скорее всего, не будет учиться. У нее просто очередная блажь. Но сколько же женихов было у Пенелопы?

"Мама, за меня не волнуйся. Скоро приду. Ложись спать. Родя", — написал я на клочке бумаги.

Текст получился весьма двусмысленным. Во-первых, само сообщение о том, что за меня не следует волноваться, наводило на особые подозрения. Во-вторых, "ложись спать" можно было понять двояко: ложись спать, так как ты с суточного дежурства или ложись спать, потому что я приду очень поздно. Как мама поймет текст, неизвестно. Однако все было коротко и двусмысленно в своей ясности.