- Почему? Почему он больше ничего не скажет?

- Он низвержен, Принцесса. Он окончательно низвержен... Его механическое сердце не выдержало мук совести. Оказывается, даже боги подвержены этой болезни.

- Ты это сделал, сатана? - опустила голову Никки-химэ. - Хотя, о чем я спрашиваю... конечно, ты.

- Вы остались последней, Принцесса. Только вам известна Истина. Скажите мне ее, и тогда вы будете вознаграждены!

- У тебя нет ничего такого, в чем бы я нуждалась, - гордо сказала Никки-химэ. - Изыди, тварь!

Голос рассмеялся. Надменно, высокомерно, оскорбительно.

- С каких это пор ваши собственные глаза стали вам безразличны, Принцесса?!

- Ты лжешь! - крикнула Никки-химэ. - Ты лжешь!

- Я смотрю на них, - наставительно поправил Принцессу голос. - Я смотрю на них и любуюсь ими, Принцесса. Они прекрасны, они сверкают, как тысячи звезд! Вечность нисколько не повредила им. Ни единого тусклого пятнышка!

- Отдай мне их! Отдай!

- Вы как дитя, Принцесса. Вы требуете назад свою игрушку и ничего не хотите вернуть взамен.

- Я все отдам, - прошептала Никки-химэ. - Я отдам все, что ты хочешь, сатана.

- Истину, Принцесса, Истину! Ведь это ваше желание завершить мир, опровергнуть тезис Итиро и тезис Адама. Но для подведения черты нужна Истина!

- Я скажу...

Ледяная рука погладила Принцессу по голове. В этом касании нет ни одобрения, ни поощрения, лишь знак того, что палач находится рядом. Он готов выслушать признание, вынести приговор и привести его в исполнение.

- Я скажу, - повторила Никки-химэ.

- Говорите, Принцесса!

- Я. Я! Я!!!

Голос помолчал, а затем с раздражением спросил:

- Что вы имеет в виду, Принцесса?

- Я, - заплакала Никки-химэ, - я есть Истина. Я - та сила, в бездне которой родилась идея Заговора, я - та сила, в бездне которой Заговор обрел свой лик, я - та сила, которая совратила Второго из Трех, и Заговор стал Истиной! Я есть Истина!!!

Слепая Принцесса рыдала.

- Ты слышала это, дитя? - спросил голос.

- О чем ты толкуешь, сатана? - сквозь слезы сказала Никки-химэ.

- Я обращаюсь не к тебе, Слепая Принцесса, - строго сказал голос. - Так ты слышала все, дитя?

- Да. Да, я слышала все, - сказал второй голос.

Никки-химэ подняла голову и протянула руки:

- Сэцуке? Сэцуке, ты здесь, дитя мое?!

- Она не твое дитя, Принцесса, - возразил голос. - Итак, каково будет твое решение?

- Верни им все, Авель.

- Ты не ошибаешься, Сэцуке? Ты сама слышала признание. Они виновны. Они виновны не только в содеянном, они виновны в том, что грех предательства и убийства стал основой их Творения! Сколько сфирот они обрекли на бессмысленные муки!

- Верни им все, Авель.

- Сколько раз они пытались убить тебя, дитя! Вспомни собственные страдания, страдания тех, кто был рядом с тобой!

- Верни им все, Авель.

- Ты сказала.

- Я решила.

Неимоверная боль пронзила пустые глазницы Слепой Принцессы. Никки-химэ закричала от ужаса, и неизвестно что было больше в нем - ужаса муки или ужаса первого взгляда. Исчезла столь привычная тьма, она переполнилась, насытилась красками, безумным хаосом цвета. Принцесса встала, пошатываясь, и чья-то рука обняла ее за талию, удерживая на ногах.

- Вот мы все вместе, - сказал Авель. - Как в старые добрые времена.

Никки-химэ огляделась. Ее поддерживал Итиро. Рядом стояли смущенно улыбающаяся Сэцуке и Авель.

Вокруг простиралась белоснежная бесконечность.

- Я ничего не понимаю, - сказала Принцесса. - А где Третий?

- Вы изволили назвать меня сатаной и сыном бездны, Ваше Высочество, - церемонно поклонился Авель. - Однажды мне надоело пребывать мертвым, и я так же решил обрести воплощение в вашем мире.

- Вся Троица... - сказала Никки-химэ. - Но Сэцуке? Почему это бедное дитя не возвращено в сфироты?

- Я не принадлежу сфиротам, - ответила Сэцуке. - Я - часть вас всех, Итиро, Никки-химэ, Авель.

- Я, кажется, начинаю понимать, - задумчиво сказал Итиро. - Вы то, что делает нас единым, то, что превращает все три ипостаси в Троицу?

- Да, Принц, - сказала Сэцуке. - Я - ваш сосуд, форма, лик, софия. У меня много имен.

- Тогда что мы будем делать? - спросила Никки-химэ. - Может быть, на этот раз мы начнем как-то по-другому?

- Нет, - сказал Авель. - Нас больше не будет.

- Но почему?! - воскликнул Итиро. - У нас есть опыт. Он ужасен и печален, но... Теперь мы не сделаем старых ошибок.

- У нас больше нет анимы, - сказал Авель. - Мы теперь не властны над Творением.

- Где же она? - спросила Никки-химэ.

- В надежных руках, - улыбнулась Сэцуке. - В очень надежных руках.

ЭПИЛОГ

ДОГМА

- Здесь замечательно, - сказала Агатами, сорвала травинку и прикусила ее кончик. Он был мягок и насыщен медовым вкусом.

- Ага, - подтвердил Тэнри. - Так бы и сидел, не вставая.

- Не вставай, - разрешил Рюсин. Он лежал на животе и смотрел на расстилающийся перед ними лес. Ветер раскачивал макушки могучих деревьев, а листва ослепительно вспыхивала в жарких лучах солнца.

- Сколько так можно валяться? - Агатами вскочила на ноги. - А ну поднимайтесь, лежебоки! Обгорите на солнцепеке! Я вас тогда спасать не буду!

Тэнри звонко хлопнул ладонью по спине Рюсина. Рюсин недовольно завозился и пару раз для вида всхрапнул.

- Я сплю, я сплю, - пробормотал он.

- Интересно, что там, в лесу? - спросила Агатами. - Никогда не была в лесу.

- Нет там ничего интересного, - пробормотал Рюсин. - Деревья, птицы и муравьи.

- Муравьи?

- Да, муравьи. Такие маленькие, кусачие...

- Хочу! - объявила Агатами. - Хочу деревьев, хочу птиц, хочу муравьев! Кто со мной?

- А у нас есть выбор? - поинтересовался Тэнри.

- Вообще-то, нет, - бодро ответила Агатами и побежала по петляющей по склону холма тропинке.

- Сумасшедшая, - сказал Рюсин.

- Пойдешь? - спросил Тэнри.

- Не-а. Что я там не видел? А ты иди, иди.

Тэнри повернулся и тоже стал спускаться. Голые ступни ощущали горячую пыль и острые кончики иссушенной солнцем травы, которая больно втыкалась в подошвы. Агатами остановилась внизу и смотрела на Тэнри, как он неторопливо, морщась и тихо ругаясь, идет по тропке. Рюсин продолжал лежать на вершине. Яркие бабочки порхали вокруг его головы.

- Остался? - спросила Агатами подошедшего наконец-то Тэнри и кивнула на холм.

- Лентяй, - согласился Тэнри.

- Я превращу его в муравья, - грозно сказала Агатами.

- Не надо, - попросил Тэнри. - Из него получится чересчур кусачий муравей.

Под сводами леса было чуть-чуть прохладней. Тянуло сыростью. Откуда-то слышался шум ручья. Агатами и Тэнри взялись за руки и шли по поросшей плотным мхом земле, из которой вырастали могучие стволы пока еще безымянных деревьев. Кое-где сквозь мягкий зеленый ковер прорастали на длинных тонких ножках синие цветы, похожие на крошечные колокольчики.

На ветвях деревьев сидели пестрые птицы и круглыми задумчивыми глазами смотрели на детей. Иногда какая-нибудь из птиц срывалась со своего места, расправляла крылья и перелетала на другое дерево, оставляя позади себя медленно тающую радужную полосу.

- Как красиво! - воскликнула Агатами. Громкое эхо заметалось между деревьями, и птицы недовольно закрутили головами.

- Простите, - тихо сказала им Агатами.

На берегу ручья Тэнри остановился, опустился на колени и зачерпнул воды.

- Очень вкусная, - сказал он Агатами. - Попробуй.

Дно ручья устилали прозрачные, гладкие дымчатые камешки. Тэнри достал один из воды, и тот мокро заблестел в лучах солнца, пробившихся сквозь плотную листву. Словно крошечная звезда вспыхнула в руках мальчика. Но вот вода испарилась, и камешек потух, стал блеклым и неинтересным. Тэнри осторожно положил его на место.