Нужно только одно - протолкнуть камешек поглубже, в горло, пробиться сквозь плотную пробку свернувшейся крови, разодрать кончиками пальцев нечто вязкое, ледяное, мертвое...

- Агатами! - хочет крикнуть Рюсин, но Адам дергает руку. В ней трепещет окровавленное сердце, выбрасывая из разорванных аорт последние порции крови. Рюсин валится на девочку, а из разверстой дыры на спине продолжают хлестать алые потоки.

3

- А ведь мальчик был прав, - сказала Никки-химэ. Ее прохладная ладонь легла на плечо Адама. Адам прижался к ней щекой.

- Вы здесь, Великая Мать.

Никки-химэ рассмеялась.

- Давно ты меня так не называл!

Волосы Принцессы распущены, и море купает золотые пряди в своих волнах. Никки-химэ сбрасывает туфли.

- Помоги мне, - говорит она Адаму, которые все еще смотрит на лежащих детей. - Там сзади должна быть молния на платье... Ты сегодня очень любезен, сын мой.

Платье падает на песок, Никки-химэ переступает через него и блаженно потягивается.

- Как хорошо! Я чувствую, что здесь хорошо. Жаль только, что мне не дано это увидеть.

Принцесса заходит по колено в воду, опускает пальцы в соленые волны, которые медленно накатываются на нее, ласкают бедра и живот.

- Они все здесь, Адам? - спрашивает Никки-химэ.

- Да, Великая Мать, - отвечает Адам.

Никки-химэ зачерпывает и подносит воду к лицу.

- Каждая капля - отдельная жизнь, - говорит она, кончиком языка касается индиговой жидкости. - Великий океан первожизни, возможность каждого вновь воплотиться, обрести телесность... Чего же ты хотел, Адам?

- Жизни, - сказал Адам. - Жизни для всех. Мироздание для человечества, бескрайнее, бездонное, мир без богов и без демиургов. Мир человека.

- Что такое человек, Адам? - грустно спросила Никки-химэ. - Что он есть, как не подобие тех, кто его сотворил! Ты же хочешь превратить его в подобие тех скотин, что бродят по полям и жуют траву.

- Человек - кровоточащая душа. Человеку не нужно оправдание его существования. Достаточно, что он есть. А смыслом свою жизнь и жизнь вокруг него он наделит сам, без вашей помощи.

- Но для этого пришлось кое-кого лишить этой самой жизни, - Никки-химэ повернулась и медленно вышла на берег. Намокшие волосы тянулись за ней плотным шлейфом.

- Я желал бессмертия не для себя, Великая Мать, - сказал Адам. - Я желал бессмертия для всего человечества. Каждый в отдельности был бы смертен, но как единое целое... Для нас не существовало бы преград. Мы бы заселили все миры, все холодные и раскаленные планеты, нашу кожу ласкали бы разноцветные солнца, мы бы основали новое царство, царство человека!

- В твоем растворимом человечестве кое-чего не хватает, Адам, - усмехнулась Никки-химэ.

- Вы имеете в виду сфироты? Эти жалкие подделки, именуемые душой? Они ни к чему. Каждый будет обладать душой. Они будут рождаться и умирать, и никто не уйдет обиженным. Вы были не слишком щедры, одаряя людей так называемой душой, великая мать!

- Я говорю не о сфиротах, - покачала головой Никки-химэ. - Смотри, Адам!

Океан застыл. Его индиговая поверхность натянулась, напряглась, словно живот, внутри которого зрел плод. Затем взрыв потряс пустыню вод, мириады колоссальных смерчей взметнулись в розовое небо, воздух наполнился соленой влагой, а океан продолжал исторгать, извергать. Казалось, что это продлится вечность, что запас жизней неисчерпаем, но вот вода стала отступать от берега, сначала медленно, неуверенно, как будто надеясь на прекращение катаклизма, но затем все быстрее и быстрее, обнажая белоснежное ложе.

Там, в вышине, бурлили потоки, окутанные туманными шапками. Выли ветры, разрывая небеса и сбрасывая пригоршни раскаленных звезд в пучины индиговых вод. Ослепительный свет растекался стремительными ручьями в глубокой синеве, закручиваясь в могучие спирали.

А там, где только недавно плескался океан, проступало, выпячивалось нечто громадное, титаническое, невообразимое. Оно еще скрывалось за безумием шторма, пряталось в мерцающем свете падающих звезд, глубокие тени лежали на нем. Но бушующий хаос успокаивался, и становилось все отчетливее видно - что же скрывал в своей бездне океан первожизни.

- Ты видишь его, Адам? - спросила Никки-химэ.

- Да, Великая Мать...

- Опиши мне его!

- Но...

- Рассказывай, что ты видишь! - потребовала Принцесса. Поднявшийся ветер высушил ее волосы, и они развевались по ветру длинной золотой рекой.

- Я вижу... вижу существо, которой распростерто на обнажающемся дне океана. Вода множеством смерчей уходит в небо, а внизу остается только оно...

Никки-химэ шагнула к Адаму и взяла его за руку.

- Продолжай.

Испуганным дитя Адам вцепился в узкую ладонь Принцессы.

- Я никогда не видел такого... Похоже, что существо мертво. Его грудь рассечена крест-накрест... У него огромное алое тело... почти человеческое тело, великая мать...

- Так и должно быть, - печально сказала Никки-химэ, - оно должно быть мертво... в начале был Заговор.

Принцесса отпустила Адама, шагнула вперед и склонилась над распростертым на влажном ложе существом. Ее тонкие пальцы скользнули по лицу, притронулись к ужасной ране на груди, остановились на сжатых в кулаки руках.

- Отдай мне то, что ты пыталось забрать, безымянное, - прошептала Никки-химэ. - Умоляю тебя...

Она безуспешно пыталась разжать пальцы существа, она чувствовала исходящий изнутри жар, но ее руки бессильно скользили по мокрой алой коже.

- Верни мне... верни... - отчаянно шептала Принцесса, слезы катились из ее пустых глазниц, ветер бил в лицо, взметая длинную золотистую челку и открывая обезображенный рубцами лоб. - Тебе уже не о чем беспокоиться, безымянное, все свершилось так, как ты хотело...

Длинные ногти скребли по алой коже, оставляя на ней глубокие царапины, пальцы постепенно разжимались, уступая яростному напору Слепой Принцессы. Наконец ей удалось отогнуть мизинец и безымянный, подцепить остальные и распрямить ладонь существа. Она отчаянно ощупывала ее, но рука была пуста.

- Нет... нет... не может быть... - бормотала Никки-химэ. - А если они потерялись? - Слепая Принцесса упала на колени и принялась безнадежно ощупывать песок вокруг себя. - Где же они? Где же они? Где они?!!!

Это был ужасный крик отчаяния. Принцесса распростерлась на обнаженном ложе первоокеана и зарыдала.

4

- Почему вы плачете, Принцесса?

Голос холоден. В нем нет ни капли сочувствия. Так механический будильник своим звоном пробуждает человека к новому дню. Ничего личного. Только служба.

- Почему вы плачете, Принцесса?

- Уйди, - сказала Никки-химэ, приподнялась и села. Ее волосы облекли тело почти непроницаемой золотой накидкой. - Уйди, сын бездны!

- У меня есть имя, Слепая Принцесса, - сказал голос.

- Оно не интересует меня. Твое настоящее имя - самозванец!

- Это не так, Слепая Принцесса, - мягко сказал голос.

- Не называй меня слепой! - крикнула Никки-химэ.

- Но вы ведь слепы, Принцесса! Когда-то вы были ослепительно прекрасны, Никки-химэ, особенно прекрасны были ваши глаза... Они сияли, как звезды, а их цвет... он был неописуем!

- Что ты можешь знать об этом, самозванец, - бессильно сказала Никки-химэ.

- Я знаю все, - сказал ледяным тоном голос, - я знаю все, Принцесса, все, кроме Истины!

Никки-химэ устало провела рукой по лицу, расправляя челку и прикрывая то место, где когда-то были ее глаза.

- О какой Истине ты толкуешь, сын бездны?

- О той Истине, с которой все началось, Слепая Принцесса. О той Истине, которая лишила тебя глаз, а Принца - его сердца.

- Вот и спрашивай Принца, сатана, - сказала Никки-химэ. - Может быть, он тебе что-то расскажет.

- Он уже ничего не расскажет, Слепая Принцесса, - с наигранной скорбью сказал голос. - Он больше ничего не расскажет.

Никки-химэ почувствовала, как кто-то тронул стылыми пальцами ее волосы, раздвинул их плотный полог и запечатлел на плече ледяной поцелуй. Даже не поцелуй, а - печать, ледяную, пронизывающую до самого сердца печать.