Айдрис и Гвайн, как могли, оборонялись, ожидая помощи от графа Норинстана. Но помощь не пришла. Гвайн был зарублен, его раненый брат бежал, но был пойман. То, что осталось от его тела, было отдано на корм воронью.

Всё утро Жанна не находила себе места и молилась дольше обычного. С ней творилось что-то непонятное; какое-то неясное предчувствие не давало ей покоя. После смерти Каролины она всё чаще замыкалась в себе и чего-то ждала.

В очередной раз выглянув во двор, Жанна увидела всадника. Она бросилась вниз и, дрожа от волнения, стала ждать. Это гонец, и он привёз ей какое-то важное известие: недаром же его конь в мыле.

Гонец вошёл и остановился в нескольких шагах от баронессы, избегая встречаться с ней взглядом.

— Кто Вы? Что Вам велено передать? — Жанна в нетерпении заламывала пальцы. — Плохие известия?

Сердце её бешено колотилось и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

— К сожалению, сеньора. — Гонец печально склонил голову.

— Продолжайте! — Всё внутри у неё похолодело.

— Мне очень жаль, но Ваш отец, барон Джеральд Уоршел…

— Что с моим отцом? — почти кричала баронесса. — Говорите же, не молчите!

— Ваш отец, барон Джеральд Уоршел из Уорша, убит.

В ней словно оборвалась натянутая до предела струна. Девушка на мгновение окаменела, затем чуть подалась вперёд и медленно подняла глаза на человека, сообщившего ей эту страшную правду. Но правду ли? Она не верила ему. Отец не мог умереть, это ошибка! Ей послышалось, он не мог этого сказать!

Руки её безвольно повисли, когда Жанна встретилась взглядом с глазами гонца. Значит, ей не послышалось…

— Нет, я не верю! Вы лжёте, лжёте, он жив! — закричала она и выбежала вон.

Барон Уоршел погиб среди негостеприимных холмов Уэльса.

Повсюду были эти холмы, бесконечные тераккотово-зеленые холмы, пересеченные редкими тропами. Острые и пологие, высокие и низкие, безлесные и поросшие низким подпаленным подлеском. За вересковой порослью прятались одинокие покинутые жилища, непритязательные, простые, с черными от копоти потолками. Поживиться в них было нечем.

Барону больше нравились суровые, открытые всем ветрам, холмы, чем лесистые участки. Именно лес таил в себе главную опасность — чаще всего они приходили из леса.

Было тихо, поразительно тихо, даже птицы умолкли. Они двигались вперед по каменистой вересковой пустоши; с одной стороны, на некотором отдалении — низкий лесок, с другой — склон холма и небо. Оно будто стало ближе, будто давило им на голову. Хрустели ветки под копытами лошадей и грубыми сапогами солдат. Дозорные рыскали глазами по линии горизонта, но там было всё то же — холмы, холмы, беспредельные холмы, плавно растущие в своем стремлении к небу, а за ними, за слепящими глаз шапками Сноудонии, — такое же суровое холодное море.

С лошадьми было трудно, эта страна не была создана для лошадей.

Над головой пронеслась стая птиц, сделала пару кругов над близлежащими холмами и исчезла.

Почва становилась все каменистее, кустарник редел, только буро-синяя полоска леса оставалась неизменной. Лес внизу — и камни наверху.

Валлийцы появились неожиданно, будто из-под земли, осыпая смертоносным градом стрел.

Уоршел повёл своих людей в атаку. Она захлебнулась, столкнувшись с мощным отпором противника.

— Бегство равносильно предательству, — сказал своим солдатам барон.

Но под напором врага они дрогнули и обратились в бегство. Отряд Уоршела стремительно таял. Солдаты побросали оружие и, цепляясь за траву и редкий кустарник, карабкались вверх по склонам оврага. Многие из них срывались, многих убивали, но они всё равно продолжали упорно карабкаться. Барон пытался остановить их, грозил виселицей, но они, обезумев от страха, не слушали его.

— Сукины дети, трусливые сволочи! Гореть вам в Аду вечным пламенем! — бросил им вслед Джеральд и швырнул камень в спину последнего из позорно бежавших солдат. С оставшимися немногочисленными верными людьми он продолжал сражаться. Восхитившись его храбростью, ему, вопреки обычаям, предложил плен.

— Я не сдамся никому, кроме Господа Бога, — отказался барон, вспомнив о последних минутах жизни Монфора.

Как это случилось, он и сам не понял. Да и что случилось? Джеральд просто покачнулся и упал.

— Неужели это конец? — спросил себя барон. — Неужели меня убили? Уже… Но ведь этого не может быть! Я ещё буду жить и покажу этим свиньям…

Тупая боль, волнами расплывающаяся по телу, и довольные перекошенные лица врагов, склонившихся над ним, убедили его в том, что это действительно смерть.

Боль как будто уменьшилась и едва заметно пульсировала где-то там, в правом боку. Потом она исчезла, но спокойствие не пришло. В его угасающем сознании метались бесформенные обрывки мыслей; соединить их в единое целое Уоршел не мог:

— Умереть, не причастившись… Нужно священника, чтобы он отпустил грехи… Ад… Чёрт возьми, я не хочу в Ад!.. А эти твари уже кольчугу с меня снимают! Сейчас я вам покажу, псам смердящим!.. Каролина, не смей баловать Элджернона — он же мужчина! Вырастишь из него девчонку, выставишь меня на посмешище… Опять у тебя голова болит, опять в постели валяешься, как мешок! Чтоб сына родила! Толку-то от тебя, даром, что жена… Жанна, девочка моя… Господи, спаси… её! Жанна… Где мой меч, дайте мне в руки меч! В атаку!.. Холод, откуда этот холод? И небо, будто я… Ничего не вижу, огня сюда!.. Леди Беатрис, сегодня Ваш отец дал согласие на наш брак. Вы прекраснейшая из женщин, леди Беатрис, и я… почту за честь… Запомни, мальчик мой, когда-нибудь это всё станет твоим… Прими, Господь, душу мою, прости мне прегрешения, вольные т невольные. Отдаю себя в руки твои, Господи! Твоё есть Царство и сила и слава вовеки.

— Смилуйся над нами, Боже! — прохрипел Джеральд. Он резко дёрнулся, словно силясь подняться, напугав окруживших его валлийцев, и замертво рухнул на землю.

Жанна тяжело переживала смерть отца, но горевала молча. Первые три дня она молилась, от восхода до заката не вставая с колен перед Заступницей человеческой и ее распятым сыном, а потом уединилась в своём уголке, где она молилась и вышивала дни напролет.

Временами баронесса откладывала в сторону работу — бессмысленный набор узоров — и по несколько часов сидела без движения. Хозяйством она не занималась, пустив всё на самотёк.

Жанна вернулась к жизни на девятый день после страшного известия, жизни деятельной и активной. Её интересовало всё: от налогов и видов на урожай до уборки комнат.

Барона Уоршела похоронили в семейном склепе: его тело с риском для жизни доставили в замок солдаты, в своё время малодушно бежавших с поля боя. На скромной церемонии погребения его дочь не проронила ни слезинки. Рядом с испуганно плачущим Элджерноном она казалась бесстрастной холодной статуей.

— Она, прямо, как каменная! — шептала Элсбет Нетти. — А ведь совсем недавно что-то напевала, я сама слышала. Как же ей не везёт, бедняжке — и замуж не вышла, и отец помер! Остался на руках маленький братец… Ходит теперь, как неживая, и смотрит так… Мне порой кажется, что она того.

— Чего того? — поинтересовалась кухарка.

— Умом тронулась маленько.

— Ещё чего! Пройдёт это у неё, не бойся. Бедная девочка!

— Дай Бог ей хотя бы мужа хорошего!

— Да и Джуди муж не помешал бы. Она ведь второго нагуляла.

— Кончай, сплетница, не оскорбляй памяти сеньора своей болтовнёй! Лучше помолись за него — может, Господь и смилуется…

Нетти опустила голову и искоса посмотрела на новую хозяйку Уорша. Жанна стояла перед укрытым покровом гробом и педантично раскладывала поверх руту и розмарин. Свободной рукой она гладила брата по голове. Спокойная, будто это не её отец. Губы беззвучно шептали молитву.

— Я хочу, чтобы над могилой отца установили памятный камень, — сразу же после похорон дала указание управляющему баронесса.

— Как Вам будет угодно. Нам нужно поговорить, сеньора.

— После.

— Это касается Вашего отца, — настаивал Стивен.