– Обратно в камеру? – ехидно переспросил его Манткулов, внезапно снова став самой любезностью. – Ну да, конечно, это дело твое. Что же, если ты очень хочешь, можно и обратно в камеру…

В голову тертому оперу пришла, как ему показалось, замечательная идея.

В этот же день Манткулов вызвал к себе Урыгу.

– Здорово, начальник, – массивный увалень, садясь на жалобно скрипнувший под ним стул, кивнул куму, с интересом просматривающему пачку желтых листков, заполненных неровным мелким почерком. – Чего тебе от меня надо-то?

– И тебе не болеть, дорогой Уружмаг, – рассеяно кивнул ему Руслан в ответ на приветствие и оторвался от изучаемого документа. – Помнишь, ты меня недельки три назад просил подселить к вам в хату одного человечка, ну того самого, который замешан в гибели твоих родственников?

– Помню, начальник, – сразу потемнев лицом, наклонился вперед Урыга. – Так ты, все-таки, решил отдать мне этого гаденыша?

– А почему бы и не помочь хорошему человеку? – усмехнулся в ответ Манткулов, – ты ведь иногда оказываешь мне некоторые услуги, вот и я, подумав над твоей просьбой, решил сделать тебе маленькое одолжение.

– Ну и что ты хочешь от меня взамен? – качнув головой вправо-влево, громко хрустнул шейными позвонками Урыга.

– Ну вот, ты все испортил. А что, если я просто так решил пойти тебе навстречу? Разве такое не может случиться?

– За просто так, гражданин начальник, в нашей жизни ничего не бывает, а если и бывает, значит жди какой-нибудь подлянки. Бесплатный сыр сам знаешь, где бывает.

– Ладно, считай, что в этом деле мы совместим твой и мой интерес. Нужно мне, дорогой мой Уружмаг, чтобы вы немного обидели этого парня, но оставили более его или менее целым, и чтобы информация о его обидах не ушла никуда на сторону. – сказал Руслан, и, увидев готовое сорваться с губ собеседника возражение, немедленно добавил:

– Пока не ушла. Потом, когда я с ним закончу и дам разрешение, можешь рассказывать об этом хоть на каждом углу. Если тебе будет угодно, можешь дать даже объявление в газету, но до того чтобы ни одного звука не ушло из вашей хаты. Ну как, ты согласен?

– Что, ты и здесь свои ментовские штучки крутишь? – понимающе ухмыльнулся Урыга и поскреб двумя ногтями небритый подбородок.

– Работа у меня такая, – развел руками в стороны Руслан. – Волка ноги кормят, а честного опера – раскрытые преступления.

– Согласен, начальник.

– Ну вот и договорились, тогда ждите дорогого гостя сегодня вечером, только смотрите, мне он будет нужен очень скоро, причем в рабочем состоянии, так что вы там с обидами не переусердствуйте, – еще раз напомнил опер.

– Не волнуйся, с него не убудет, – похабно хохотнул Урыга. – Тебе, если захочешь, тоже останется.

– Нет уж, это вы сами, я не по этой части, – брезгливо поморщился Руслан.

План Манткулова был до безобразия прост. Раз не удалось уломать строптивого арестанта пряником, значит, нужно попробовать кнут. Под предлогом предотвращения конфликтной ситуации, о которой ему стало известно от информаторов в камере восемь-семь, он собирался перевести Егора в камеру к Урыге, и, когда тот с ним закончит, снова поставить Егора пред выбором: либо вдумчивая и инициативная работа на него, либо камера три-два и все сопутствующие такой перспективе прелести дальнейшей жизни в роли тюремного парии.

Вернувшийся в камеру Егор прекрасно понимал, что кум его так просто не оставит и что он наверняка уже замыслил какую-то подлянку. Слишком уж любезно тот с ним прощался, несмотря на категорический отказ сотрудничать. Не зная, откуда ждать беды, Егор на всякий случай аккуратно прикрепил остро заточенную алюминиевую ложку, которую ему вчера дал Эдик, к внутренней стороне левого рукава своей черной джинсовой рубашки, так что при необходимости ее можно было быстро достать. Жизнь в хате уже вошла в свое привычное русло, и ничего уже не напоминало о вчерашнем инциденте, который мог бы закончиться грандиозным побоищем. Остаток дня Егор провел, беседуя с Иваном и Робертом о жизни и просматривая бесконечные латиноамериканские сериалы по телевизору.

В тюрьме, от нечего делать, просмотр различных сериалов для арестантов становится основным развлечением, и те, кто провел в камере достаточно долгое время, знают перипетии всех подобных киноновелл не хуже завзятых домохозяек. Ближе к вечеру глухо лязгнул запор на двери, и в открывшемся проеме показались лица двух незнакомых контролеров.

– Андреев, давай быстро на выход с вещами, – громко гаркнул один из них.

– Куда это тебя на ночь глядя? – с удивлением вскинулся дремавший рядом Роберт.

– Не знаю, – пожал плечами Егор и, вытащив из-под кровати сумку, стал быстро складывать туда свои нехитрые пожитки.

– А Аслан сегодня где? – Гамлет, поднявшись из-за стола, по-хозяйски подошел к открытой двери.

– Где надо, – буркнул в ответ один из вертухаев

– А этого куда? – не унимался Гамлет

– А тебе какая разница? – окрысился на него второй контролер.

– А че ты грубишь, я просто так поинтересовался, что, нормально ответить не можешь?

– Слышь ты, интересующийся, иди на место и утухни, а то так ты до внеочередной санобработки доинтересуешься.

Санобработкой в СИЗО называли шмон, когда в камеру залетали здоровенные детинушки с дубинаторами и, протягивая всех замешкавшихся по спине, выгоняли арестантов на продол, где ставили их враскорячку с поднятыми к стене руками, а в камере устраивали обыск. Подобные мероприятия проводились очень редко, и обычно о них заранее предупреждали прикормленные контролеры, но все равно приятного в этом было мало.

Недовольно ворча, Гамлет отошел от двери и придержал шедшего мимо него Егора, легонько схватив того за рукав.

– Слышь, Каратила, не к добру эта фигня, не к добру. Ты там смотри поаккуратней, а то кум на тебя за что-то зуб заимел, – тихо шепнул ему он и, как ни в чем не бывало, пошел дальше.

По сути, никаких отрицательных эмоций по отношению к Егору Гамлет не испытывал, и вчерашнюю бучу он организовал только от безвыходности – для того, чтобы отделаться от кума. То, как все закончилось, его вполне устраивало, и поэтому он, острым чутьем опытного сидельца почуяв неладное, с чистым сердцем предупредил Егора об опасности.

– Егор, ты с нового места сообщи, как там у тебя и что, – донесся голос Ивана, когда Егор оказался уже на продоле.

– Ага, – попытался ответить тот, и тут же получил грубый толчок от контролера, стоявшего рядом.

– Отставить разговоры! А ну лицом к стене!

После тусклого освещения в камере, тюремный коридор для Егора показался просто залитым светом. Егор со своей объемистой сумкой в руках спустился вместе с обоими контролерами на второй этаж и, пройдя пару десятков метров, остановился по приказу конвоира, став лицом к стене у ничем не примечательной двери. Один из контролеров отпер засов и мрачно кивнул:

– Заходи, чего встал.

Войдя в новую камеру, Егор вежливо поздоровался с тремя ее обитателями и быстро окинул взглядом все помещение. Он оказался в обжитой камере средних размеров с двумя традиционными двухярусными стальными шконками у стен. Камера была довольно уютно обставлена. Здесь были и японская видеодвойка, и холодильник, и двухкасетный японский же магнитофон. Толстую решетку на окне закрывали зеленые занавески, придававшие камере даже какой-то домашний уют. С обеих сторон на нижних этажах шконок, вольготно развалившись, сидели двое бугрящихся мышцами крепких молодых парней в новеньких фирменных спортивных костюмах. У них обоих под шконками стояли такие же фирменные с иголочки новенькие кроссовки со шнурками, что являлось явным нарушением правил содержания в СИЗО. Наряду с другими предметами, шнурки, ремни и даже стальные супинаторы из обуви подлежали изъятию. Кисло кивнув на ответ на приветствие Егора, один из них продолжил ковыряться зубочисткой во рту, а второй, затаив на тонких губах презрительную усмешку, начал демонстративно рассматривать свои ухоженные ногти. Третий обитатель этой камеры – массивный, коротко стриженый амбал с оттопыренными поломанными ушами и мясистыми полными губами на круглом, заросшим трехдневной жесткой щетиной, лице – сидел за столом и лениво просматривал свежую московскую газету, невесть как попавшую в эту камеру. Он был одет в черную майку-безрукавку, из-под которой внушительно выглядывали его мощные, уже слегка подзаплывшие жирком руки. На его покатых, могучих, как валуны, плечах можно было с удобством посадить по девушке средней комплекции, а внушительный пивной живот вовсе не придавал сидящему здоровяку вида выпивохи и сибарита, а лишь дополнял общую картину мощного и очень опасного в схватке противника. Подчеркнуто неторопливо он оторвался от газеты и, небрежно кивнув Егору, поинтересовался: