-- Без такого велосипеда он, конечно, не может обойтись, - сказал Виталик зло.

-- Может, - сказала Ирина. - Я и сама могу его купить. Как и всегда покупаю. Просто ты спросил, я говорю.

Виталик громко вздохнул.

-- Хорошо, - сказал он, нажимая на слова. - С завтрашнего дня начинаю копить ему на этот самый велосипед. За двести долларов. Если уж он без него никак.

-- Копи, - согласилась Ирина так же равнодушно.

Виталик помолчал.

-- Пойду, - сказал он неприятным голосом. - Наверное, уже проветрилась твоя отрава.

-- Бывай, - бросила Ирина ему вслед, не оборачиваясь. Она продолжала курить, не сводя глаз с дверного окошка. За ним проносились один за другим кирпичные домики со ржавыми трубами, потом их вереница разом оборвалась, и потянулись кривоватые на закатном фоне башенки, похожие на цементный завод. Было уже довольно темно. Виталик вернулся к себе в купе, поморщился от неуловимого остаточного присутствия аптечного духа, сел за стол и, взяв голову в руки, просидел так до самого вокзала. Неслышно вошла тетка в стеганом халате, опекавшая его, неуверенно покосилась, но ничего не сказала. Вернулся в протянутой к вешалке руке его пуховик - он не поднял головы. Только когда поезд убавил ход, тетка стала вытаскивать из сумки какие-то тряпки, чтобы переодеться, а на верхней полке кто-то всхрапнул и зашуршал, он вышел в коридор, прижался к стене и ждал, пока мимо него таскали сумки и тюки всевозможных размеров, и пробегала в узкой юбке, в накинутом на плечи форменном кителе, проводница, расталкивая пассажиров и цепляясь каблуками за рваную тряпичную дорожку. Был уже совсем вечер, когда поезд прибыл на вокзал. Виталику, когда он наблюдал за кукольным в вокзальном освещении перроном и за людьми, которые медленно двигались по нему, пришло в голову, что, наверное, он больше никогда в жизни не поедет больше в тот городок, да и вообще больше с этого вокзала никуда не поедет. Он машинально взял из купе свою небольшую сумку и, медленно двигаясь в хвосте нагруженной процессии навстречу морозному воздуху, вышел на платформу. Напоследок его пихнули в спину каким-то тюком, но он даже не обернулся - спешил. В болезненном неоновом освещении вокзала ему чудилось что-то угрожающее, и убежать хотелось прямо сейчас. У выхода с платформы ему показалось, что румяный детина, заполняющий на перилах кроссворд, оторвавшись на секунду, как-то странно на него посмотрел, словно поджидал с чем-то недобрым. Толпы ожидающих с фиолетовыми ответами на лицах внушали ужас. У самого входа в метро он шарахнулся в сторону от тетки, которая, вглядываясь куда-то в темноту за горой пустых и рваных коробок, мягко воскликнула: "Ой, они за телегу драться собралися, во дурные, а?" За коробками, однако, было тихо. Только подошел, привлеченный возгласом, продавец багульника, чуть не попав Виталику в глаз жестким пучком с кожистыми листиками. Отведя взгляд, Виталик увидел рядом с теткой ценник "Сосиська в тесте". Отвернувшись, он направился к источавшему тепло входу, но дорогу ему перегородило низкорослое женское существо - от двенадцати до двадцати пяти, точнее не определишь - со взрослым личиком и толстым разлапистым щенком в руках. Тот мирно зевал и облизывался. На его мягком коричневом животе было выведено синей шариковой ручкой "50$". Решив почему-то, что все эти люди его караулят, Виталик отскочил как ошпаренный, но продавщица щенка даже не взглянула на него, чутьем определив его покупательную неспособность, и, пройдя мимо, сунула свой товар под нос какой-то умилившейся женщине. Под светлыми сводами метро Виталик сначала было успокоился, но тут напротив уселся странноватый тип и, развалив ноги в стороны, стал ожесточенно крутить кубик Рубика. Время от времени он поднимал на Виталика сумасшедшие глаза и подмигивал. Виталик ерзал, смотрел на часы и считал остановки. Наконец его путешествие близилось к концу. Когда он слез с автобуса, то решил, что можно, наконец, немного расслабиться, и медленным шагом, вдоль улицы, направился к дому. Тут уже все было свое, и Виталика не смутил даже сурового вида дворник, который внушительной лопатой колол лед на тротуаре, так, что ледяные брызги летели в стороны, и хмуро отвечал кому-то прохожему в ответ на приветствие: "Салам, салам". Виталик почувствовал, что его знобит, как будто кладбищенский холод - он сильно промерз там, на ветру - все никак не отпускал его. В мозгу упорно всплывали картины прошедшего дня, ему снова виделось мертвое лицо Виктора в гробу, лицо, вымазанное тональным кремом, со зловещей полоской помады на губах. Виталик представлял себе, как он сейчас придет домой, и как его встретят, и что он скажет родителям, но тут к нему снова пришло неприятное чувство преследования. Он обернулся и вздрогнул от неожиданности - прямо за ним по проезжей части медленно полз черный автомобиль с приоткрытой дверцей, рожа у водителя была самая бандитская, и только через мгновение Виталик идентифицировал за приоткрытой дверью, в фигуре с гладким скосом лобной кости, на котором лежал синеватый отсвет фонарей, свою тетку Людмилу Павловну.

-- Эй, - сказала она тихо и насмешливо. Машина мягко остановилась, словно ткнувшись бампером в подушку.

На Виталика вслед за испугом нахлынуло дикое раздражение, скопившееся за весь тяжелый день, и он почувствовал, что сейчас выместит все именно на Людмиле Павловне.

-- Уйди, - проскрежетал он, отвернулся и пошел дальше. Даже не боковым, а каким-то затылочным зрением он понял, что автомобиль двинулся следом за ним, и одновременно поймал себя на том, что пошел, подлаживаясь под скорость движения автомобиля. Тогда он остановился.

-- Ну, - спросил он, когда полуоткрытая дверца поравнялась с ним. - Что за фокусы? Что тебе надо?

-- Выпить хочешь? - спросила вместо ответа Людмила Павловна, извлекая откуда-то из рукава, как царевна Лебедь, плоскую фляжку. Словно бы для того, чтобы до Виталика быстрей дошел смысл, она сама запрокинула голову и приложилась к горлышку. - Тебя замерзнешь, пока ждешь, - проговорила она и вытерла губы, пахнущие водкой.

-- Давай, - сказал Виталик уже спокойно. Он взял у нее отдающую духами фляжку, не сомневаясь, что в ней будет что-либо качественное - дешевой выпивки она не употребляла даже при Советской власти. Но внутри оказалось всего несколько глотков.

-- Что ж ты предлагаешь, - сказал он разочарованно, перевернув фляжку вверх ногами.

-- Есть еще, - сказала Людмила Павловна с готовностью. - Залезай.

Она отодвинулась, Виталик забрался в машину, на гладкое кожаное сидение и тихо прикрыл дверцу. Людмила Павловна вложила в его руку бутылку и, обнаружив, какая у него холодная рука, принялась ее энергично тереть, и Виталику показалось, что ему действительно становится теплее.

-- Устал я, - проговорил он, откинув голову и закрывая глаза. Он только сейчас ощутил, что так устал, что не может даже вылезти из машины и дойти до дома, хотя оставалось всего несколько шагов.

-- Так немудрено, - согласилась Людмила Павловна. Она уже грела его кисть своим нетрезвым дыханием.

-- Куда едем? - спросил Виталик обреченно.

-- Домой едем, - сказала Людмила Павловна негромко. - А ты куда думал? Домой... Хорошо только дома может быть, правильно?

Она плавно тронула шофера за плечо.

-- Поехали.

Машина тронулась. Печально, поймав фонарный блик, качнулся на цепочке плоский крестик, привязанный к зеркалу. Еле слышно хлюпнули и опустились запирающие кнопки на дверцах.

-- Хлоп, - сказала Людмила Павловна, рассмеявшись. - Попался.

Виталик тоже рассмеялся ей в тон.

-- Да, - проговорил он. - С тобой надо держать ухо востро.

-- Попался, - весело подтвердила Людмила Павловна и снова тронула шофера. - Потеплее сделай, я смотрю, он закоченел совсем. - Она распахнула шубу на груди. - А мне тут жарко... Ну-ка дай, - она отняла у него бутылку.

Машина незаметно катилась по сухой, в коридоре невысоких сугробов, улице, в салоне стало тепло, почти жарко, и Виталик, глядя, как Людмила Павловна пьет из горлышка, не мог понять, то ли она действительно пьяная, то ли притворяется, и это очередная ее уловка - впрочем, он готов был мириться уже и с уловкой.