-- Эй, - сказал он удивленно. - Да ты совсем наклюкалась, матушка? Может, хватит тебе?

Людмила Павловна радостно залилась визгливым бабьим смехом.

-- Какая я тебе матушка? - захохотала она. - Какая я - тебе - матушка? Нашел матушку! Ты в зеркало на себя посмотри!

Она обняла его и попыталась поцеловать, но Виталик, покосившись на водительскую спину, осторожно отстранил ее.

-- Тихо, тихо, тихо, - сказал он. - Тут неизвестно, кому надо в зеркало смотреть.

И он действительно посмотрел в зеркало - водительское - где ему была видны только глаза водителя с выражением, которое ему, однако, не понравилось. Сидящий за рулем детина молчал, но молчал совершенно не как чужой человек, а как свой, который тоже принимает участие в действии, но просто в данный момент занят, а может, просто ему говорить ничего не хочется.

Игра продолжалась всю дорогу по залитым огнями улицам, вплоть до подъезда Людмилы Павловны - якобы пьяная она, якобы трезвый и корректный Виталик и молчаливо присутствующий водитель.

Машина легонько заехала на обледенелый тротуар, Людмила Павловна вылезла, кивком набросила на голову капюшон, выпрямилась и посмотрела наверх, на освещенные окна с разноцветными шторами и цветами на окнах.

-- Ну вот, - сказала она, покачнувшись. - Люди посмотрят, чего скажут. Надрались на ровном месте.

Виталик поспешил поддержать ее за локоть. Он не удивился бы, если водитель последовал бы за ними, но тот опустил кнопки и уверенно уплыл вместе с машиной, не ожидая никаких других инструкций.

В подъезде она, снова залившись смехом, повисла на шее у Виталика, с громким чмоком поцеловала и, развевая полы шубы и топая каблуками, пешком побежала по лестнице. Виталик тоже засмеялся и отправился за ней. Дверь распахнулась как-то неожиданно быстро, и они оказались в квартире. Шуба полетела куда-то в сторону, сапоги в другую, зажглось неяркое бра в коридоре, и Людмила Павловна, без тапок, в одних колготках, побежала по паркету к спальне. Виталик, задержавшийся с ботинками, настиг ее в дверях, и тут его с визгом встретила подушка. Виталик со смехом швырнул эту подушку в Людмилу Павловну, разбив ей прическу, потом подобрал с большого матраса еще одну подушку, и тоже швырнул, потом вдруг схватил следующий предмет - это оказалась небольшая хрустальная вазочка, стоящая на полке - и, словно не контролируя себя и видя себя как бы со стороны, в замедленной съемке, расчетливо и метко отправил вазочку прямо в Людмилу Павловну.

Очевидно, она была все-таки не так пьяна, какой хотела казаться, потому что без крика, без единого возгласа, не удивившись, молча бросилась ничком на матрас. Вазочка, медленно описав дугу, проследовала по воздуху, врезалась в противоположную стену и рухнула вниз, за кресло. Почти в тот же миг Виталик опустился, почти упал на пол, прислоняясь к косяку и схватившись за сердце. Людмила Павловна, не поднимаясь на ноги, вдруг сразу оказалась рядом с ним - как будто подползла - и, приподнимая его голову одной рукой, другой помогала расстегнуть воротник рубашки.

-- Что, что? - сказала она. - Валерьянки? Валидола?

-- Воды дай, - выдохнул Виталик.

Она быстро метнулась на кухню и тут же вернулась, поднеся к его губам стакан воды. Виталик сделал глоток и сдавленно выдохнул.

-- Валерьянки... - проговорил он, отводя глаза от Людмилы Павловны. - Вы меня достанете сегодня этой валерьянкой... На меня скоро коты кидаться будут...

-- Тише, тише, - проговорила Людмила Павловна, подсовывая ему подушку под голову. - Это ничего. Это переживаемо...

-- Да все, все, - сказал Виталик, приподнимаясь, отталкивая подушку и уже сидя прислоняясь к стенке. - Со мной все в порядке.

На самом деле сердце у него билось как бешеное, и руки дрожали, и ему отчаянно хотелось их чем-нибудь занять, и он взялся ими за виски.

-- Ох, - проговорил он, словно этим движением брал в руки не только голову, но и самого себя.

Людмила Павловна поставила стакан рядом с ним, немного отдалилась и присела, опираясь на груду бархатных подушек, лежащих прямо на покрывающем пол матрасе.

-- Ну что, Виталька, - проговорила она немного погодя. - Квиты мы с тобой.

Виталик не ответил. Людмила Павловна закинула руки за спину, поправила в прическу выбившиеся пряди и поднялась.

-- Не волнуйся, - сказала она совершенно трезвым и спокойным голосом. - Сейчас домой поедешь.

Виталик слышал, как в другой комнате она звонила по телефону и говорила кому-то:

-- Слышишь? Дело еще сегодня есть. Возвращайся. Нет, недалеко... Я сказала: возвращайся. Вот видишь. Раз принять не успел, считай, сегодня не повезло. Да вообще сегодня день не легкий...

Трубка легла на рычаг.

-- Сейчас поедешь, - повторила из комнаты Людмила Павловна. Виталик не видел, что она там делала, только было тихо, и она не появлялась.

-- Извини, - выдавил он, не отнимая рук от головы.

-- Ерунда, - тихо проговорила из комнаты Людмила Павловна, почти прошелестела. - За такое ж прощения не просят. Все, квиты, квиты! Я же сказала. Одевайся, сейчас поедешь. Сейчас тебе машину подадут... и помчишься домой с ветерком... там уже ждут...

Виталик не отвечал.

-- Встанешь? - спросила Людмила Павловна, появляясь рядом. - Или помочь?

- Встану, конечно, встану, - встрепенулся Виталик, делая такое движение руками, словно отстраняясь от нее. Людмила Павловна отвернулась и отошла. Виталик медленно натянул пуховик и, пока он одевался, в дверь позвонили, и Людмила Павловна немногословно поручила его все тому же недовольному, но органичному, как тень, водителю, в глазах которого не было никакого стороннего выражения, вроде вопроса или злорадства по поводу того, что здесь произошло. Тот хмуро обозначил свое прибытие и затопал вниз по лестнице. Виталик послушно пошел следом за ним.

На следующий день Сергей позвонил в Виталикову дверь около часу дня. Была суббота. У соседей заливалась дрель и, пока Серей ждал открытия, какой-то мужик с засученными рукавами телогрейки пронес по лестнице вниз ведро с водой и струйками пара, вьющимися над поверхностью. Мужик дорогой мрачно и неприветливо изучил Сергея от макушки до пяток, Сергей ответил ему тем же, и на том расстались. Где-то громко гавкнули и замолчали. Тут, наконец, раскрылась дверь, и Сергея встретил Виталиков отец, Евгений Михайлович - в довольно ветхой рубашке и растянутых тренировочных брюках.

Первым делом, не успел Сергей еще и рта раскрыть, Евгений Михайлович внушительным жестом поднес палец к губам.

- Тссс... - проговорил он. - Тише. Спит. Ты давай раздевайся и на кухню проходи.

Сергей послушно, в темной прихожей, сбросил куртку и в носках отправился на кухню, где на столе в тарелке стояли остатки яичницы с луком, а на окне в банках рос пучками тот самый лук, что был в яичнице, а Виталикова мама, Раиса Николаевна, негромко воскликнула: "Сережа, а тапочки-то!" Сергей принялся объяснять, что он в шерстяных носках, ему не холодно, не стоит волноваться, не надо и чаю, и наконец он добился, что его оставили в покое, а Раиса Николаевна ушла куда-то в комнату.

- Спит, и боюсь будить, - пояснил Евгений Михайлович, тыкая пальцем вглубь квартиры. - Приехал вчера в таком виде... мы перепугались, что сам кончится. Аж черный. Лица нет. И валокордином несет за километр. Как уж он там был, не знаю... даже спрашивать не стали. Мать этой... мадам его бывшей с утра звонила, а ее дома нет, уже где-то шляется. Той-то все как с гуся вода...

- Похороны, - глубокомысленно объяснил Сергей, разводя руками. - Это не праздник.

Он обвил одну ногу вокруг табуретной ножки и принял какую-то довольно замысловатую позу. Долго беседовать с Евгением Михайловичем изначально не входило в его планы, он надеялся застать именно Виталика.

- Похоже, и ночь не спал, - продолжал Евгений Михайлович, вгоняя Сергея в тоску этим заявлением: все шло к тому, что Виталик проснется часа через два, а может, и позже.