Изменившееся настроение ярко проявилось на инциденте с английской делегацией. Группа членов английского парламента собиралась приехать «отдать визит» Гос. думе, приславшей в июле делегатов на междупарламентскую конференцию в Лондоне. (Участие в этой делегации, между прочим, спасло Ф. И. Родичева от судьбы «выборжцев»). Так как Дума была уже распущена, приезд делегации должен был превратиться в чествование Первой Думы - в чествование людей, привлеченных к суду за революционное воззвание к народу. («Как они (англичане) были бы недовольны, если бы от нас поехала депутация к ирландцам и пожелала тем успеха в борьбе», - писал государь императрице Марии Феодоровне).

Против приезда делегации начались протесты. Московская монархическая партия выступила первой, устроив 24 сентября большое собрание, принявшее резкую резолюцию против «вмешательства в русские дела». Вслед за нею выразили протест выборные ремесленного сословия. 29 сентября в том же смысле высказалась и Московская городская дума: большинством голосов октябристов и правых была принята резолюция, признававшая приезд делегации «политической демонстрацией, оскорбительной для нашего национального чувства». Даже петербургский совет профессоров согласился чествовать делегатов только большинством 20 против 17 голосов.

Английская печать - «Times», «Standard», «Daily Telegraph» и даже либеральная «Westminster Gazette» - стала называть проект поездки «прискорбной ошибкой» и «безумной затеей», а организаторов - «суетливыми ничтожествами». Один за другим делегаты стали отказываться, и поездка в конце концов была отменена.

Партия к.-д., собравшись в конце сентября на съезд в Гельсингфорсе, постановила фактически отказаться от «выборгского воззвания», не имевшего в стране ни малейшего успеха. Щадя самолюбие «выборжцев», съезд признал, что воззвание соответствовало моменту, что его «идею» следует распространять, но что в то же время съезд «не находит возможным рекомендовать немедленное, по необходимости частичное его применение». («Ящик с двойным дном, - писал об этой резолюции кн. Е. Н. Трубецкой, - есть выборгское воззвание - нет выборгского воззвания…»).

Революционные партии вели теперь борьбу во все более враждебной для них атмосфере. Террористические акты умножались. За вторую половину 1906 г. погибли самарский губернатор Блок, симбирский губернатор Старынкевич, варшавский генерал-губернатор Вонлярлярский, главный военный прокурор Павлов, гр. А. П. Игнатьев (которого одно время прочили в преемники гр. Витте), энергичный петербургский градоначальник фон дер Лауниц. В декабре было вторичное покушение на адм. Дубасова.125 За год было убито 768 и ранено 820 представителей и агентов власти. Но убийства уже не устрашали; и в обществе они вызывали не сочувствие, а растущее возмущение. При этом грань между политическими и уголовными убийствами стиралась до полной неуловимости: шайки грабителей, убивая полицейских и похищая крупные суммы денег, заявляли, что все это делается «для нужд революции». Дело дошло до того, что московский комитет с.-д. счел себя обязанным вынести резолюцию против этих «экспроприации», а брест-литовский отдел еврейского «Бунда» постановил: «Такая конфискация деморализует массы, развивая в них анархические наклонности, а также индифферентизм к партии…» Грабежи оказывались слишком большим соблазном, многие «товарищи» после удачной экспроприации не сдавали денег в партийную кассу, а предпочитали скрыться с добычей. Большевики, в отличие от меньшевиков и «Бунда», не стали отвергать «экспроприации»: хоть часть денег ведь все-таки попадала в партийную кассу.

Убийства также приняли совершенно анархический характер. Людей убивали «за должность»; убивали тех, до кого легче было добраться; убивали и администраторов, популярных среди населения, - а цель революции отдвигалась все дальше.

«Революционное движение породило полную разнузданность подонков общества» - признавал «Вестник Европы». Революционное движение вырождалось и разлагалось. Сомнения проникали даже на его верхи. Психологическая сторона этого явления ярко описана в известном романе «сверхтеррориста» с.-р. Савинкова «Конь бледный»: его герой, однажды признавший, что можно убивать «для дела», приходит к допущению убийства «для себя» (устранения мужа любимой женщины) и в итоге кончает с собой.

В высших учебных заведениях с осени 1906 г. возобновились занятия после перерыва в полтора года. Революционные партии не могли преодолеть стихийной тяги к возобновлению нормальной жизни, сказывавшейся и в учащейся молодежи; они придумали формулу о том, что интересы революции требуют присутствия учащейся молодежи в больших городах, и под этим предлогом «разрешили» прекратить забастовку. В студенческой среде возникло разделение на партии; роль умеренных играли в университетах к.-д., ставшие на позицию поддержки профессуры и защиты мирного хода занятий. Политические собрания студентов становились понемногу реже; занятия шли, хотя и нарушались порою различными «забастовками протеста».

Государь писал своей матери (11 октября): «Слава Богу, все идет к лучшему… Сразу после бури большое море не может успокоиться». Он отмечал в своем дневнике 17 октября: «Годовщина крушения126 и мучительных часов прошлого года! Слава Богу, что оно уже пережито!»

«Революция? нет, это уже не революция, - говорил П. А. Столыпин около того же времени корреспонденту газеты «Journal. - Осенью в прошлом году можно было говорить с некоторой правдоподобностью о революции… Теперь употребление громких слов, как анархия, жакерия, революция, - мне кажется преувеличением». И премьер добавлял: «Если бы кто-нибудь сказал в 1900 г., что в 1907 г. Россия будет пользоваться нынешним политическим строем, - никто бы этому не поверил. Теперешний режим превзошел своим либерализмом самые широкие ожидания».

Правительство решило приступить к законодательной деятельности, политический конфликт не должен был долее задерживать проведение насущных реформ. В нормальное время такое законодательство по 87-й ст. основных законов, разрешающей только проведение неотложных мер в промежутки между сессиями Гос. думы, было бы спорным с правовой стороны; но в переходный период, когда законность еще не вылилась в окончательные формы, такой образ действий был наиболее правильным.

Война и революция задержали на 3-4 года проведение насущных преобразований, подготовленных работой местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности, комиссий по оскудению центра и Особых совещаний под председательством С. Ю. Витте и И. Л. Горемыкина. Положение крестьянства за последние годы не улучшилось, и это создавало удобную почву для революционной пропаганды в деревне - этой «последней ставки» революции. Но проделанная за 1899-1904 гг. предварительная работа давала обширный материал для законодательной деятельности. Было выяснено, что главной причиной застоя или упадка крестьянского хозяйства было угнетение личности и отрицание собственности.

Для привлечения крестьян на сторону революции левые партии - в том числе и с.-д., принципиальные сторонники крупного хозяйства, - обещали крестьянам раздачу помещичьих земель и этим «купили» их поддержку на выборах. Государь не пожелал идти по пути соревнования в демагогии и приобретать поддержку крестьян такими же приемами. Он думал о пользе целого и о завтрашнем дне: в конечном счете такое увеличение крестьянского землевладения быстро привело бы к новому, на этот раз безысходному кризису. Выбор был между неуклонным обнищанием крестьянства в целом - и его дифференциацией. Сохранение имущественного равенства, сохранение власти общины над отдельным крестьянином приводило к общему упадку хозяйства. Необходимо было развязать энергию отдельных крестьянских хозяев.

Для того чтобы создать земельный фонд, были изданы: указ 12 августа о передаче Крестьянскому банку состоящих в сельскохозяйственном пользовании удельных земель (принадлежавших императорской фамилии); указ 27 августа о порядке продажи казенных земель, годных для обработки: указ 19 сентября об использовании для удовлетворения земельной нужды кабинетских земель на Алтае (состоявших в непосредственном ведении императора); первые два указа создавали земельный фонд в несколько миллионов десятин в Европейской России, третий открывал обширную площадь для переселения в Сибирь.