Государь подписал эти две телеграммы в 3 часа дня, 2 марта. Но они не были отправлены: в эту минуту пришло сообщение, что в Псков от Г. думы выехали Гучков и Шульгин.

Ночь с 1 на 2 марта в Таврическом дворце прошла в отчаянной борьбе из-за приказа № 1. Гучков отказывался участвовать в правительстве; со своей стороны, исполнительный комитет Совета большинством 13 против 8 отказался войти в правительство с «цензовыми элементами». Левые хотели, чтобы новая власть была в полной от них зависимости, причем они сами бы в ней не участвовали и за нее бы не отвечали; Совет как бы хотел занять место самодержавного монарха, предоставляя «думскому комитету» роль министерства…

По улицам города бродили кучки солдат; по-прежнему бешено носились грузовики. Стрельба прекратилась; самочинные аресты, наоборот, усиленно продолжались. Везде были вывешены красные флаги.

Думский комитет, которому Совет предлагал образовать правительство, все утро 2 марта обсуждал его программу с Исполнительным комитетом Совета. В эту программу вошло главное, основное требование восставшего гарнизона, который весьма мало интересовался составом кабинета и формой правления: «Неразоружение и невывоз из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении». Совершилось то «чудо», которого жаждала двухсоттысячная солдатская масса: новая власть торжественно обещала, что петроградский гарнизон не будет отправлен на фронт.

В четвертом часу дня (когда государь в Пскове только что принял решение отречься от престола) П. Н. Милюков выступил с речью перед многотысячной толпой в Екатерининском зале Таврического дворца. Перед этим случайным сборищем он объявил, что образовано новое правительство. «Кто выбирал вас?» - кричали с мест. Милюков отвечал: «Нас выбрала русская революция». Оратора несколько раз перебивали; некоторые имена - кн. Львов, Гучков - вызывали протесты; имя Терещенко (молодого киевского миллионера из Военно-промышленного комитета) вызвало недоумение и смех. Наоборот, сообщение о том, что министром юстиции будет Керенский, было встречено шумными аплодисментами. Милюков затем заявил: «Старый деспот, доведший страну до полной разрухи, сам откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту в. к. Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей». Аудитория, состоявшая в значительной части из социалистов, стала шумно протестовать: «Это старая династия!» Милюков ответил: «Вы не любите старую династию, может быть, и я ее не люблю. Но дело не в том, кто что любит… Если мы будем спорить вместо того, чтобы сразу решить, Россия очутится в состоянии гражданской войны и возродится только что разрушенный режим».

Представители думского комитета прибыли в Псков поздно вечером. Они хотели сперва переговорить с ген. Рузским, но чины свиты настояли, чтобы они немедленно явились к государю. Гучков стал говорить в приподнятом тоне о торжестве революции, о том, что к ней примыкают все войска, даже конвой его величества; что всякая борьба бесполезна; для Гучкова эта минута, очевидно, была увенчанием долгой, явной и тайной, политической работы.

Государь не стал вступать в разговор с представителями своих врагов. Он спокойно, сдержанно объявил им свое решение.

Поздно гадать о том, мог ли государь не отречься. При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась: приказы государя не передавались, телеграммы верноподданных ему не сообщались. Больше того, об отречении могли объявить помимо государя: объявил же (9.XI.1918) принц Макс Баденский об отречении германского императора, когда Вильгельм II вовсе не отрекался! Государь, по крайней мере, сохранил возможность, отрекаясь, обратиться к народу со своим собственным последним словом.

Гучков привез с собой проект манифеста; из Ставки свой проект прислал и ген. Алексеев. «Государь вышел… Через некоторое время Он вошел снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав: «Вот текст…» Каким жалким показался мне набросок, который мы привезли», - вспоминает Шульгин.

Манифест 2 марта, подписанный государем в двух экземплярах, гласил:

«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжелое испытание. Начавшиеся внутренние волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее нашего Отечества требуют доведения войны, во что бы то ни стало, до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия Наша, совместно со славными нашими союзниками, сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою, признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему, Великому Князю Михаилу Александровичу, и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний, и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России».

Представители Думы не могли ни возражать, ни спорить, хотя передача власти в. к. Михаилу Александровичу была для них неожиданной. Государь объявил свою волю; оставалось подчиниться. («Надо было брать, что дают», - объяснял потом Гучков.)

Был двенадцатый час ночи; но манифест был помечен: «3 часа дня» - тем часом, когда государь впервые принял решение отречься.

Государь не верил, что его противники совладают с положением: он поэтому до последней минуты старался удержать руль в своих руках. Когда такая возможность отпала - по обстановке было ясно, что он находился уже в плену, - государь пожелал, по крайней мере, сделать все, чтобы со своей стороны облегчить задачу своих преемников. Он назначил намеченного Думским комитетом ген. Л.Г.Корнилова командующим войсками Петроградского округа. Он подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета министров. Он назначил великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим. Он, наконец, составил обращение к войскам, призывая их бороться с внешним врагом и верно служить новому правительству. Только сына своего он не пожелал им доверить: он знал, что малолетний монарх отречься не может и что для его устранения могут быть применены иные, кровавые способы.

Государь дал своим противниками все, что мог: они все равно оказались бессильны перед событиями. Руль был вырван из рук державного «шофера» - автомобиль рухнул в пропасть.

«Кругом измена, и трусость, и обман», - начертал государь в своем дневнике 2 марта 1917 года.

Самым трудным и самым забытым подвигом императора Николая II было то, что он при невероятно тяжелых условиях довел Россию до порога победы; его противники не дали ей переступить через этот порог.

Борьба, которую государю пришлось выдержать за самые последние месяцы своего царствования, в еще большей мере, чем события в конце японской войны, напоминает слова Посошкова о его державном предшественнике: «Пособников по его желанию не много: он на гору аще и сам десять тянет, а под гору миллионы тянут… «

»… Девять лет понадобилось Петру Великому, чтобы Нарвских побежденных обратить в Полтавских победителей. Последний Верховный Главнокомандующий Императорской Армии - Император Николай II - сделал ту же великую работу за полтора года. Но работа его была оценена и врагами, и между Государем и Его Армией и победой стала революция», - пишет ген. Н. А. Лохвицкий.