Третья Дума действительно не становилась на формальную точку зрения, когда речь шла о реальных интересах обороны. Так, в отношении флота в течение двух лет (с 1908 г.) велась борьба между Думой, исключавшей кредиты на дредноуты, и Г. советом, который их восстановлял. Наконец, государь в перерыв сессии издал распоряжение о начале постройки этих судов. Дума после этого имела возможность отвергнуть кредиты, т. е. остановить постройку, но она этого не сделала, чтобы не прерывать начатое восстановление флота. Четыре дредноута были спущены на воду в 1911 г.

В 1909 г. приамурский генерал-губернатор Унтербергер слал в Петербург донесения одно тревожнее другого, передавая слухи о грозящем новом нападении Японии и жалуясь на беззащитность дальневосточной окраины. Эти донесения немало тревожили государя. Между тем министерство иностранных дел имело совершенно обратные сведения о намерениях Японии, и оно в данном случае оказалось право. Япония стремилась к сотрудничеству с Россией, а не к возобновлению борьбы, сулившей ей только - каковы бы ни были результаты первых боев - утрату всех приобретений войны 1904-1905 гг.

Соед. Штаты занимали позицию, резко враждебную японской политике в Китае, а Англия теперь преимущественно интересовалась привлечением на свою сторону России в соревновании с Германией. В то же время как Россия, так и Япония были заинтересованы в том, чтобы не допускать в Маньчжурию новых конкурентов. Обе державы встретили весьма отрицательно предложение американского министра иностранных дел Нокса о продаже всех маньчжурских железных дорог международной компании и о строгом проведении принципа «открытых дверей» в Маньчжурии.

Думская оппозиция протестовала против сотрудничества с Японией. «Поддерживая Японию, - говорил в Думе П. Н. Милюков, - мы ставим деньги не на ту лошадь, которая может выиграть».164

Летом 1910 г. (21 июня) между Россией и Японией было подписано соглашение о сотрудничестве. Обе державы обязывались оказывать друг другу поддержку в вопросе о маньчжурских железных дорогах, совместно принимали на себя гарантию status quo в Китае и обещали сноситься друг с другом по поводу всех мер, которые окажутся необходимыми для этой цели. По существу это был сговор о совместном противодействии влиянию третьих держав в Китае, основанный на молчаливом размежевании сфер влияния: Корея и Южная Маньчжурия - Японии, Северная Маньчжурия и Внешняя Монголия (и, быть может, Китайский Туркестан) - России.

Япония первая воспользовалась этим соглашением и уже в сентябре 1910 г. провела официальную аннексию Кореи.

Для обследования положения в Азиатской России П. А. Столыпин и министр земледелия А. В. Кривошеин ездили в конце лета 1910 г. в Зап. Сибирь.165 Еще раньше, осенью 1909 г., выезжал в Маньчжурию и во Владивосток министр финансов В. Н. Коковцов. В Харбине он имел свидание с известным японским государственным деятелем князем Ито. Свидание это трагически закончилось - на глазах у В. Н. Коковцова князь Ито был убит на платформе харбинского вокзала корейским революционером. На отношениях между Россией и Японией это убийство никак не отразилось.

Высочайший доклад Столыпина и Кривошеина, как и заключения В. Н. Коковцова, показывает, что названные министры воочию убедились в громадном значении азиатских владений России и должным образом оценили последовательно проводимую с первого года царствования политику государя, направленную на утверждение русского влияния в Азии.

Китай находился в периоде полного разложения. В конце 1908 г. скончалась «железная» императрица Циси, лет сорок самодержавно правившая страной; одновременно с нею умер и «пленный император» Куань Сю. Престол перешел к двухлетнему племяннику покойного императора, принцу Пу И; регентом стал его отец, принц Чун, не имевший особого авторитета. Молодой китайский генерал выразительно сказал В. Н. Коковцову во время его пребывания на Д. Востоке: «У Китая нет головы» («China has no head»). Революционная партия развивала усиленную агитацию, особенно в Южном Китае; отдельные сановники боролись при дворе за власть. Китайское правительство в то же время пыталось «натянуть вожжи» на окраинах, поощряло их колонизацию выходцами из внутреннего Китая, старалось ограничить права иностранцев.

На этой почве возник в начале 1911 г. между Россией и Китаем конфликт, завершившийся ультиматумом. Россия требовала соблюдения русских торговых прав и привилегий в Монголии и грозила в случае притеснения русских купцов ввести войска в китайские пределы. Этот ультиматум вызвал резкие нападки в американской и отчасти в английской печати, тотчас же подхваченные русскими оппозиционными кругами, начавшими было протестовать против «новой дальневосточной авантюры». Но Китай безоговорочно принял ультиматум, русское экономическое преобладание в Монголии было признано; и когда осенью 1911 г. в Китае началась революция, Внешняя Монголия изгнала китайские власти и провозгласила свою независимость - при фактическом протекторате России, добившейся в 1912 г., чтобы Китай признал самостоятельность Внешней Монголии и удовлетворился таким же номинальным суверенитетом над этой областью, как турецкий суверенитет в Боснии после 1876 г.

Таким образом, в результате роста русской мощи и последовательной политики государя Россия без пролития крови приобретала обширную область с большими экономическими возможностями. Если левые круги, до П. Н. Милюкова включительно, оставались в резкой оппозиции к азиатской политике России, то беспартийные либеральные органы печати вроде «Русского Слова» уже начинали проявлять понимание русских национальных задач в Азии, а октябристский «Голос Москвы» писал: «Мы должны не только пододвинуть свою государственную границу к пустыням, отделяющим нас от собственно Китая, но занять на возможно большем пространстве эти пустыни, чтобы сохранить их таковыми в виде естественной эспланады нашего государства… Северная Монголия должна стать, как и Восточный Туркестан с Джунгарией, в более тесную связь с Россией».166

Два обильных урожая - в 1909 и 1910 гг. - дали мощный толчок всему русскому хозяйству. Земельная политика успешно развивалась. П. А. Столыпин, желавший ускорить ход реформы, считал, что Крестьянский банк, находившийся в ведении министра финансов, недостаточно идет навстречу намерениям власти и слишком осторожен в своей кредитной политике. Он задумал передать Крестьянский банк в министерство земледелия, но встретил в этом сопротивление В. Н. Коковцова, заявлявшего, что он подаст в отставку в случае изъятия Крестьянского банка из ведения министра финансов. Вокруг этого вопроса велась долгая «тяжба перед государем».

Вопросы сельского хозяйства - как упомянул Лубэ в своих воспоминаниях - неизменно пользовались особым вниманием государя. «Прочное землеустройство крестьян внутри России и такое же устройство переселенцев в Сибири - вот два краеугольных вопроса, над которыми правительство должно неустанно трудиться, - писал он Столыпину из Германии (22.IX.1910). - Не следует, разумеется, забывать и о других нуждах - о школах, путях сообщения и пр., но те два должны проводиться в первую очередь».

Законодательная работа шла полным ходом: реформа местного суда, расширение народного образования, введение канализации в Петербурге, новый продовольственный устав,167 широкие ассигнования на улучшение сельского хозяйства (в том числе 9 миллионов на орошение т.н. Голодной степи) и немало других важных мер были проведены через палаты за эти годы. Число репрессивных мер в то же время сокращалось: так, в 1910 г. смертных казней было 129 (против 537 в 1909 и 697 в 1908 г.); в не меньшей пропорции сократились и административные высылки (в 1908 г. еще около 10 000, в 1909 г. - меньше 3000). Интерес к политике в массе населения сильно упал. Тем не менее в той части населения, которая интересовалась общественными делами, по-прежнему преобладали оппозиционные настроения. Это сказалось осенью 1909 г. на дополнительных выборах в Думу: и в Петербурге, и в Москве, и в Одессе были избраны кандидаты к.-д. Больше того: земские и городские выборы, после поправения в революционные годы, снова начинали давать более левые результаты.