Внешняя политика России за переломные годы как бы отошла на второй план перед внутренней, но именно за это время и в ней произошел существенный поворот. Основными чертами русской политики были до тех пор союз с Францией, добрые отношения с Германией, соглашение с Австрией по балканским делам, соперничество с Англией по всему «фронту» Азии и только что прерванная Портсмутским миром открытая вражда с Японией.

Английские либералы, пришедшие к власти в начале 1906 г., были склонны переменить традиционную антирусскую политику - отчасти из соображений искреннего пацифизма, отчасти под влиянием Франции, отчасти из обозначившегося соперничества с Германией. Создание нового типа броненосцев, в значительной мере обесценивавшее старые боевые суда, сильно подрывало морскую гегемонию Англии и давало Германии, только недавно начавшей строить флот, серьезные шансы в соревновании за господство на морях.

Новый английский посол сэр Артур Никольсон прибыл в С.-Петербург в мае 1906 г. с поручением наладить англорусское сближение; он встретил в этом сочувственное отношение у нового министра иностранных дел А. П. Извольского. Английское правительство сначала сильно рассчитывало на русские «кадетские» круги; но сэр А. Никольсон скоро пришел к заключению, что ставку следует делать не на Думу, а на Столыпина, и был сильно встревожен, когда английский премьер Кэмпбелл-Баннерманн после роспуска Первой Думы на междупарламентском банкете воскликнул: «Дума умерла - да здравствует Дума». Король Эдуард VII был этим раздражен не менее, чем посол.

Еще летом 1906 г. визит английских судов в русские порты был отменен по просьбе России. Но переговоры об урегулировании спорных азиатских вопросов тем не менее завязались.

Теперь, на основании опубликованной дипломатической переписки, можно считать установленным, что инициатива в этом случае исходила от Англии. Со своей стороны, русское правительство, в период заживления ран после войны и революции, не считало целесообразным принципиально уклоняться от полюбовного разрешения споров. В русском обществе идея сближения с Англией быстро стала популярной, т. к. ее связывали с общим либеральным направлением.

Не представляя себе, что соглашения желает в первую очередь Англия, русское общество прониклось представлением о том, что императорская власть ради сближения с нею будет держаться «конституционного курса». Этого было достаточно, чтобы почти вся печать быстро отрешилась от старых - и даже очень свежих - воспоминаний об англо-русской вражде и стала доказывать необходимость англо-русского сближения. Между тем государю и в голову не приходило что-либо менять во внутренней политике России ради привлечения симпатий Англии! Если существование Гос. думы в России действительно облегчило это сближение - то лишь потому, что это помогло английскому кабинету преодолеть застарелую вражду англичан к «царизму».

Переговоры касались Тибета, Афганистана и Персии. До Японской войны Россия интересовалась Тибетом, пользовалась связью своих подданных бурят-ламаистов с правительством Далай-ламы и противодействовала английскому влиянию в этой стране, только формально подчиненной Китаю. Русско-японская война дала Англии случай отправить в Тибет военную экспедицию полк. Ионхесбэнда, занявшую запретный город Лхасу. Далай-лама бежал в Монголию. Англия заставила Тибет подписать договор, устанавливавший английский контроль над его внешними сношениями.

Афганистан был старым «яблоком раздора» между Англией и Россией; он послужил поводом для единственного за царствование императора Александра III инцидента, едва не приведшего к войне. Все планы «похода на Индию» основывались на предпосылке занятия Афганистана.

Наконец, в Персии Англия противилась русскому влиянию, поддерживала либеральные и революционные элементы против шаха и стремилась предотвратить постройку русских железных дорог, особенно опасаясь, что Россия достигнет выхода на Индийский океан в Персидском заливе (порт Бендер-Аббас).

Теперь Англия предлагала значительные уступки. В отношении Афганистана, правда, она оставалась на прежней позиции; но она соглашалась отказаться от всяких преимуществ в Тибете, а в Персии предоставляла России как сферу влияния всю северную часть, наиболее населенную и плодородную.

Переговоры тянулись год. Сначала они велись в глубокой тайне, и только весною 1907 г. о них впервые заговорили в печати. Во Франции это вызвало удовлетворение, в Германии - беспокойство; что касается России, то она в это время слишком была занята Второй Думой.

Весной 1907 г. было подписано соглашение между Францией и Японией. Русская официальная печать подчеркнула, что Россия горячо одобряет этот шаг. Затем, летом 1907 г., последовало русско-японское соглашение, разрешавшее последние спорные вопросы, связанные с ликвидацией войны.

21 июля, на рейде в Свинемюнде, состоялась встреча государя с императором Вильгельмом II - первое свидание через два года после Бьеркэ. При большой торжественности это свидание оказалось политически бессодержательным. Германский император, узнав от государя, что соглашение с Англией предрешено, старался показать, что ничего против этого не имеет. Неудача Бьеркского соглашения оставила известный холодок в отношениях между монархами: государь считал, что германский император пытался извратить смысл этого соглашения, настаивая на его букве, а Вильгельм II держался мнения, что государь отказался, под давлением своих советников, от принятых на себя обязательств. Тосты в Свинемюнде были на редкость бесцветны: государь говорил о «продолжении родственных отношений, традиционной дружбе», а германский император - о «неизменной дружбе наших династий и наших народов». Все же свидание в Свинемюнде ослабило внешнее впечатление от соглашений с Японией и с Англией, подчеркнув «свободу рук» России.

18 (31) августа 1907 г. англо-русское соглашение было подписано. Англия отказывалась от Тибета; обе державы признавали суверенитет Китая над этой страной. Россия отказывалась от притязаний на Афганистан; обе державы обязывались уважать его независимость и неприкосновенность. Персия делилась на три зоны: северная, с Тавризом, Тегераном, южным побережьем Каспийского моря и центральной областью, вплоть до Испагани и Ханикина, входила в русскую сферу влияния; юго-восточная часть, примыкающая к Афганистану и Индии, считалась английской зоной; а между ними оставалась «нейтральная» общая полоса, включавшая почти все побережье Персидского залива. Обе державы при этом взаимно обязались охранять неприкосновенность и независимость Персии.

Русская печать, в общем, встретила соглашение сочувственно. «Новое Время» называло соглашение с Японией и Англией «ликвидацией», завершением старых расчетов и писало: «Соглашение 18 августа знаменует собою новую фазу в азиатской группировке: оно обозначает собой отказ от того индийского похода, который не раз горячил воображения в России…» Сходную мысль высказал и министр иностранных дел А. П. Извольский, защищая проект соглашения в Совете министров. «Мы должны поставить наши интересы в Азии на надлежащее место, иначе мы сами станем государством азиатским, что было бы величайшим несчастьем для России».

«Мне кажется, - писал в то же время канцлеру Бюлову Микель, германский поверенный в делах в С.-Петербурге, - что новшества, вводимые в Азии этим соглашением, не так велики, как ожидалось. Значение русско-английского соглашения не столько в Азии, сколько в Европе, где его последствия долго будут давать себя знать». Микель подчеркивал, что это соглашение - «скорее дело рук английской, нежели русской политики». Он отмечал, что подписанию соглашения сопутствовали антигерманские выпады в русской и английской печати.

В Англии консерваторы выступили с резкой критикой соглашения; особенно возмущался лорд Керзон, бывший вице-король Индии, организовавший поход в Тибет. Парламент тем не менее одобрил конвенцию.

Государь - если верить германскому поверенному в делах - не желал общего соглашения с Англией, острие которого было бы направлено против Германии. Но он не видел оснований возражать против конвенции, дававшей России значительные преимущества взамен за отказ от притязаний, осуществить которые едва ли было бы возможно в сколько-нибудь обозримом будущем. Государь при этом никогда не забывал об Азии - это показал его исключительный интерес к вопросу об Амурской жел. дороге. П. А. Столыпин, защищая этот проект в Думе, говорил: «Русский народ всегда сознавал, что он осел и окреп на грани двух частей света; что он отразил монгольское нашествие, что ему дорог и люб Восток… Наш орел, наследие Византии, орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на Восток, вы не превратите его в одноглавого, вы заставите его только истечь кровью». Эти слова премьера были ближе к мысли государя, чем заявление министра иностранных дел о том, что русские интересы в Азии надо поставить «на надлежащее место»…