Изменить стиль страницы

— Жалко… А провод вам не нужен? Электрический есть, телефонный есть…

В дверях Потап остановился и, повернувшись к Харчикову, в упор спросил:

— А почем у вас родная мама?

Догадавшись, что продать больше ничего не удастся, начальник сбыта предусмотрительно вернулся в красный уголок и, не попрощавшись, заперся.

На улице, обвинив негра в апартеиде, Потап переложил бюст на его плечи и строго-настрого приказал не уронить. Несколько раз великий маг порывался спросить у последователя что-то очень важное, но появившаяся одышка мешала ему говорить.

До гостиницы ехали на автобусе. Потап доехал бесплатно, по служебному удостоверению. Гена отделался двумя штрафами: за безбилетный проезд и за бесплатныи провоз багажа.

Глава 5. Совершенно секретно

Остаток дня целители провели в апартаментах, лежа на кроватях и рассматривая потолок. Потолок был сырой и пятнистый, как постель в поездах дальнего следования. Оба молчали, погрузившись в свои думы. Было так тихо, что если бы летали мухи, то их можно было бы услышать. Но был январь, и мухи не летали. Должно быть, они спали.

Потап с детства хотел узнать, засыпают ли мухи в зимнюю стужу или просто дохнут. Лишь однажды зимой он обнаружил между оконными рамами муху, но так и не сумел определить, было ли насекомое дохлым или притворялось. Если мухи спят зимой так же, как и медведи, то этого не может быть, потому что между мухами и медведями слишком большая разница. А если это не так, то что может быть между ними общего? Впрочем, подобные интересы пробуждались в голове Потапа крайне редко, ибо она обычно была забита мыслями иного характера.

Мамай посмотрел на соседа, который, наверное, был малокомпетентен в вопросе о зимней судьбе насекомых.

— Гена, тебе сколько лет? — начал разговор Потап.

— Тридцать два.

— Никогда бы не сказал. Странная вы раса. Вы что в двадцать, что в тридцать лет выглядите одинаково.

— Одинаково плохо или одинаково хорошо? — насторожился африканец.

— Просто одинаково, — снисходительно ответил Потап.

Он встал, воздвигнул выкупленный бюст на стол и в очередной раз приступил к его осмотру. Сперва Мамай постучал по бронзе молоточком, прислушался, приложился к истукану ухом и, наконец, осторожно повалив его на бок, принялся внимательно изучать снизу.

— Щто там ищешь? — поинтересовался эфиоп, следивший за действиями товарища с некоторым сомнением.

— Правду, — озабоченно ответил напарник.

Но такой ответ нисколько не развеял нехорошие предчувствия Тамасгена Малаку. С самого утра в поведении Потапа наблюдалось много странного. Вместо того чтобы обучать великого мага колдовскому ремеслу, он водил его по заводам и заставлял таскать тяжелые железяки. Все это было очень подозрительно и не имело ничего общего с обещанной студенту материальной поддержкой. На правах компаньона эфиоп решил потребовать объяснений.

— Потап, — проговорил он в нос, — зачем ми здесь?

— Чтоб заработать для тебя денег, — глазом не моргнув, сказал Мамай.

Негр недоверчиво посмотрел на благодетеля.

— Будем давать концерты, — продолжал тот. Я надеюсь, ты участвовал в художественной самодеятельности?

Пророк испуганно покачал головой.

— И что, даже в Дом пионеров не ходил?

Раздался виноватый вздох.

— Ну хоть фокусы ты делать умеешь? — наседал Мамай. — Нет? Совсем скверно. М-да. Слушай, чем вы там в своей Африке занимаетесь? Куда смотрит общественность и гороно? Дети растут культурно недоразвитыми, и вот что из них получается, — рука Потапа небрежно указала на непутевого туземца. Да я в твои годы, когда был маленьким, выступал в кукольных спектаклях, собирал марки, посещал фотостудию и получил музыкальное образование — три с половиной года прозанимался по классу баяна. А что ты умеешь делать?

Некультурный эфиоп молчал. Хвастатся ему было нечем. Все, что он умел делать по художественной части, — это шевелить правым ухом и, надув щеки, выстукивать на них всякие ритмы. На большой успех с такой программой нечего было и расчитывать.

— Я уеду, — неожиданно заявил Тамасген, — нужно за прокат телевизора заплатить. Лекции переписать. Я уеду.

— Я тебе уеду. Дадим сеанс — тогда катись.

— Зачем тебе эти бюсты? Это твой бизнес?

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Мамай. — Хотя на текущий момент лучший бизнес — это дозволять делать бизнес. Впрочем, запрещать его — тоже выгодное дело. Но у меня нет на это полномочий. Я их еще не взял. Поэтому и приходится заниматься мелочами. Понимаешь?

— Нэт, — твердо проговорил эфиоп, — здесь видно политику. Я не хочу политику. Я уеду.

В рядах целительского движения наметилась брешь. Потап понял, что если сеичас эту брешь не залепить, то в ней может сгинуть весь райцентр Козяки со своими памятниками, бюстами и монументами. И если сам райцентр не представлял особого интереса, то его скульптурами Потап очень дорожил.

Он закурил и, скосив на эфиопа высокомерный взгляд, задумался над принципиальным вопросом: сказать или не сказать?

Ученик великого мага был не из тех людей, которые могут довериться первому встречному. Более того, тайны, подобные той, что держал при себе Мамай, обычно не открывают и второму, и даже третьему встречному. В противном случае можно нажить смертельного врага. Но Гена был не просто первым встречным; он был первым встречным иностранцем, имеющим к тому же уйму недостатков. Для конкурента он был слишком труслив, неопытен и, пожалуй, глуп. Но как подручный эфиоп был незаменим. Нет, все-таки их встреча не случайна. Сам бог послал этого простофилю Потапу в помощь.

— Ну, хорошо, — сдался Потап, задушив в себе последнее сомнение. — Не в моих правилах открывать карты до конца игры, но тебе, так и быть, я их покажу. Как партнеру. Тем более что все козыри в моих руках. Кроме главного — туза. Но я знаю, где его искать, и я его найду. Сейчас я сообщу тебе такое, в чем нормальные люди не признаются даже под легкими пытками… Приготовься. Если у тебя есть валидол, то глотай сразу.

Но Тамасген отнесся к совету товарища с явным пренебрежением. Он по-прежнему преспокойно сопел в край одеяла и не засыпал, казалось, из любезности. Задетый за живое младший пророк представил, как затрепещет, зарыдает сейчас от зависти африканец, пораженный невероятным известием.

Шепотом, для пущего эффекта, Мамай сказал:

— Я ищу клад.

Он замолчал, давая фармацевту возможность выплакаться, но тот продолжал молчать.

— Эй, — позвал Потап, — ты что, спишь?

— Нэт, — тихо отозвался Эфиоп.

— А чего молчишь?

— Слюшаю.

— А ты расслышал, что я только что сказал?

— Слышаль.

— Я ищу клад! Клад! Понимаешь?

— Я поняль.

— И ты ни о чем не хочешь меня спросить?!

— Хочу. А Клад — это кто? Твой родственник?

— Да-а-а, — протянул Потап, — недоценивать тебя труднее, чем я думал. Ещe минуту назад я колебался, вверять ли тебе свою тайну. Но теперь я спокоен. Ты меня не подведешь. Учитывая твое происхождение, общую смекалку и прочие черты характера, я могу с твердостью заявить, что вреда от тебя не будет никакого. Разумеется, умышленного. А вот пакостей по простоте своей ты наделать можешь много. Поэтому если ты когда-нибудь захочешь меня надуть или у тебя возникнут какие-либо иные тайные замыслы, то сразу же мне о них сообщи. А я, в свою очередь, помогy тебе не совершить глупость. Ну, продолжим. Я, конечно, понимаю, что первые слова, которые ты выучил на русском языке, были матерные, но, может быть, тебе известно значение слова "золото"?

— Известно, — напрягся Тамасген.

— Так вот, под словом "клад" я и имею в виду этот благородный металл…

— Ты?! Ищешь… золота?

— Да, — хладнокровно продолжал Потап. — Девятьсот девяносто девятой государственной пробы.

— Нэт… — выдавил пораженный негр.

— Да!

— Нэт.

— Да, мой друг, да.