Они перешли улицу, осведомились у прохожего, как добраться до "Металлиста", и направились к автобусной остановке.
Глава 4. Завод им. Котовского
Было время, когда трудящийся завода "Металлист" им. Котовского, хорошо проспавшись, съедал яичницу с вареной колбасой, выпивал грузинский чай с бутербродом и, оседлав велосипед, налегке катил на работу. По дороге, насвистывая что-нибудь умеренно-радостное, он вспоминал вчерашнее застолье у кумы и саму куму, думал о сегодняшнем футбольном матче и опять о куме. О завтрашнем дне трудящийся не думал совершенно. В нем он чувствовал уверенность.
Чувствовал ее и бессменный Иван Иваныч, бдительно стерегущий проходную завода. Опустив на оправу очков мохнатые брови, контролер взирал в окно остывшим совиным взглядом и умудрялся при этом спать, пробдив, должно быть, на своем посту уже лет сто и обещая пробдить на нем еще никак не меньше. Остряки пускали слухи, будто на проходной сидит никакой не Иван Иваныч, а просто чучело, в подтверждение чего безнаказанно строили контролеру рожи и крутили кукиши. Люди более степенные такой глупости не верили и регулярно справлялись у Ивана Иваныча о здоровье.
Во дворе завода, радуя глаз трудящегося, простиралась галерея портретов руководителей партии и, стало быть, правительства. Их большие добрые лица выражали спокойствие, пожалуй, и насчет дня послезавтрашнего. Правый фланг галереи продолжала доска почета, украшенная глобусом и ракетой. Оторвавшись от Земли, космический аппарат опоясывал шлейфом фотографии передовиков и вздымался к небесам. Левый фланг замыкала статуя "Сталевар", подаренная областью к юбилею завода. Хотя на самом деле чугунный дядька с палкой являлся не чем иным, как неудачной версией скульптуры "Пионер с горном", в накладной из области было ясно указано, что это сталевар. Вторая и третья версии "Пионера" украшали территорию козякинского хлебозавода и средней школы № 1 и во избежание кривотолков значились как "Хлебороб" и "Челюскинец".
Размеренно гудели вековые машины и механизмы, крутились маховики, визжали станки 1905 года, стометровая труба коптила небо и дырявила облака, давая пробиться лучам светлого будущего на невзрачную козякинскую землю. Нестройными рядами трудящиеся разбредались по лабиринту предприятия (рабочие — направо, служащие — налево) и вливались в трудовой ритм страны. С начала рабочего дня масстера-наставники принимались рыскать по сушилкам в поисках оболтусов пэтэушников, бригадиры лениво материли рабочих, начальники цехов — бригадиров, директор — начальников цехов и т. д. Словом, каждый: делал свое дело. Все шевелилось и не шевелилось в строгом порядке, который, казалось, никогда не будет нарушен.
Но пришла пора, когда трудящийся, проснувшись, обнаруживал, что яичница, сиротливо прижавшись к сковороде, нахально глазела из черного зева одним-единственным желтком. Бутерброд был покрыт колбасой лишь наполовину, а в чае не хватало сахара. Трудящийся смиренно глотал завтрак, садился на велосипед и крутил педали в сторону завода им. Котовского, невесело размышляя о прожорливой куме, повадившейся в гости.
Над цехами вместе с черным дымом витал дух перемен. Практиканты-маляры покрасили окна проходной в спело-зеленый зовущий цвет, под которым был заживо погребен контролер Иван Иваныч. Служащие просили повышения зарплаты. Рабочие слонялись от одного митинга к другому и припоминали начальству старые обиды. Пэтэушники возбуждались и обличали комсоргов:
— Семьдесят лет вы кровь с нас пили!
Назревала смута; Партийцы прятались, ожидая раскулачивания. Все ждали смены власти.
И вот настал час, когда трудящийся очумело вскaкивал с кровати, подбегал к окну и, вглядываясь в горизонт, отыскивал трубу завода им. Котовского. Убедившись, что та еще дымит, он благодарил бога и надевал штаны. Велосипед у трудящегося давно похитили, а оставшаяся супруга вместо завтрака подкладывала под тарелку записку: "Кушай на работе". Втянув живот, он галопом несся к заводу по кратчайшему пути. По пятам за ним гналась инфляция, грозя настичь несчастного еще до завтрака. Трудящийся смутно представлял себе эту гадину, но подозревал, что вреда от нее будет не меньше, чем от сволочи кумы, с которой наконец-то удалось поссориться.
Козякинский завод металлоизделий, сузив ассортимент выпускаемой продукции, взялся за изготовление кипятильников. Столь необходимые в быту приборы выпускались в изрядном количестве, и при наличии сноровки и розеток ими можно было бы вскипятить средних размеров пруд. В свою очередь, комбинат соседнего Безлюдовского района специализировался на производстве великолепных штопоров и время от времени совершал с заводом бартерные сделки. Но проблем от такого сотрудничества ни у одной из сторон не убывало. Напротив, если до сделки у руководства завода болела голова о том, куда девать кипятильники, то после нее появилась вторая головная боль — куда девать штопоры. Вдобавок официальный товарообмен все активнее стали подрывать частники, внося в бизнес хаос и неразбериху. На протяжении рабочей недели безлюдовцы и козякинцы запасались товаром и готовились вступить друг с другом в рыночные отношения, в которые и вступали по выходным дням прямо на базаре.
Когда целители вторглись на территорию завода металлоизделий, была пятница и весь трудовой коллектив усиленно готовился к завтрашнему дню. Оценив обстановку, Потап выдвинул две догадки: либо завод эвакуируется, либо его тружеников настиг невыгодный бракоразводный процесс и они спасают свой скарб от лап судебного исполнителя. Имущество неcли в руках, на плечах, волокли в ящиках и катили на тележках.
— Судя по энтузиазму, здесь одни передовики производства, — заметил ученик мага, провожая взглядом двух тощих, но, видимо, жилистых женщин, бурлацким способом тянувших санки. — Вот, пожалуйста, еще один бывалый передовик, типичный ветеран-расхититель. Движется прямо на тебя… Нет, кажется, на меня…
Наклонив голову и кряхтя от непомерной тяжести, с ношей на спине к целителям бежал трудящийся. Мельком посмотрев вперед, он успел заметить на пути препятствие, но было уже поздно. Человек засеменил, засуетился, норовя выскочить из-под мешка, но груз, придав его тщедушному телу всю свою инерцию, неумолимо нес его на таран. Зажмурившись, трудящийся боднул Мамая в твердый живот и, отпрыгнув словно мячик, упал в снег.
— Поберегись, — с запозданием предупредил расхититель.
— Привет частным предпринимателям, — насмешливо сказал Потап.
— Здорово, — отозвался польщенный труженник.
— Ты, дедушка, осторожней. Скажи спасибо, что я не телеграфный столб.
— Спасибо тебе, что ты не телеграфньй столб, — расцвел старик, обнажив в улыбке желтый зуб. А если ты не столб, то зачем стоишь на дороге, людям проходу не даешь? Смотри, следующий раз жалеть не буду. И зашибить могу.
Пропустив дерзость мимо ушей, Потап пристynил к делу:
— Где тут у вас красный уголок?
— Да у нас все углы красные. Со стыда, хе-хе… за любой можешь пойти…
— Я спрашиваю, где собрания проводили? С трибуной, с аплодисментами, с красной скатертью, знаешь?
Старик не знал. Он показал, как пройти в буфет, и где находятся проломы в заборе, но больше выпытать ничего не удалось. Пришлось его отпустить c миром. Следующим под руку подвернулся рабочий в танкистском шлеме.
— Эй, товарищ, — окликнул его Мамай, — как попасть в актовый зал?
— В какой?
— В актовый. Ак-то-вый!
— А ты что, с бабой? — заинтересовался пеший танкист, косясь на эфиопа.
— С дедой, — отрубил Потап. — Из военкомата мы. Забираем на переподготовку здоровых мужчин. Ты здоров? Как фамилия?
— Я инвалид труда с детства!
— Все равно давай запишу. Эй! Ты куда? Стой, товарищ!.. Духовные динозавры, — мрачно изрек Потап, когда танкист ретировался. — Красный уголок где, не знают. Ну, в какую сторону пойдем, уважаемый аптекарь?