Глава 7. Разговор по душам
В ушах все еще звучал негромкий голос Ники, на секунду обнявшей меня во всеобщей суматохе: "Спроси у него, почему он до сих пор не женился".
И если в первое мгновение я вообще не поняла, о ком шла речь, то потом — догадалась. И теперь меня мучили совсем другие вопросы. Вот только как не старалась, найти на них даже приблизительные ответы мне было не по силам.
Да и зачем? Лично мне этот вопрос казался, наиболее глупым из возможных. Тем более, на что это будет похоже? На то, что я навязываюсь? Не хотелось бы показаться еще большей дурой, чем я есть. Да и странно было бы засматриваться на вампира, когда через неделю меня ждет брак с совсем другим мужчиной.
Но слова Ники продолжали настойчиво звучать в ушах. Почему? Что такого важного было в этом вопросе? Особенно, если однажды его уже озвучивали…
Может быть, важен не сам вопрос, а тот кто его задает? — негромко вздохнула Топя, впервые за последние дни давая о себе знать.
Считаешь, что мне он ответит?
Считаю, что с тобой он хотя бы поговорит. Но не думаю, что результат беседы придется тебе по вкусу. Однако тебе необходимо это услышать.
И где ты прикажешь мне его искать? Особенно, если он не желает со мной общаться?
А куда ты шла? Вот туда и иди. Уверена, мимо не пройдешь, — с каким-то скрытым пониманием всего произнесла Топя.
Я послушно сошла с утоптанной дорожки и ступила на давно не чищеную тропинку. Обогнув остов разросшейся сирени, я прошла немного дальше и, повернув у старательно укрытого на зиму розария, направилась к скрытой от чужих глаз беседке. На самом деле она относилась к "детской" части дворца, а потому прямого прохода из главного корпуса в эту часть сада не было, но поколения слуг, да и излишне любопытные детки, давно проложили свою дорожку…
Помню, раньше я любила это место. Вначале от того, что здесь начиналась своеобразная тайная тропа "во взрослую жизнь", а затем за удивительное спокойствие, которое сложно найти за пределами "детского" домика и прилегающих к нему территорий.
Я посмотрела на темнеющий на фоне снега остов беседки. Сейчас, когда ее стены не украшали перевитые стебли вьющихся цветов, она выглядела совсем не так, как я привыкла ее видеть. Удручающее зрелище. Как-то уж слишком все мрачновато…
Именно в этот момент и ударил первый залп фейерверка, высветив постороннюю фигуру в моем детском убежище. Против воли глянув на небо, я проводила взглядом последние гаснущие искорки экзотического цветка… что ж, теперь отсчет пошел на считанные часы. До восхода обычно бывает около десятка залпов, которые дают каждые пятнадцать минут. Значит, ночь давно перевалила за середину. А вместе с ней заканчивается и мое время.
Я вновь посмотрела на беседку, взглядом находя более темный на фоне окружающего пейзажа силуэт. На душе было пусто и как-то гадко, и даже атмосфера праздника, пропитавшая город уже не приносила облегчения.
Мрачно. Холодно. Пусто. Но, думаю, сейчас — для этого разговора — это именно то, что нужно. По крайней мере, внешнее будет наиболее соответствовать содержанию.
Я неспешно подошла к беседке. Сапожки из тонкой мягкой кожи, уместные в бальной зале оказались почти бесполезными в условиях заснеженного сада. Впрочем, такие мелочи как возможная простуда сегодня меня не остановят.
— Спир, — негромко позвала я. Он не обернулся, даже не пошевелился. Что ж, если со мной не хотят говорить, то придется эту беседу вытянуть в одиночку. Тяжело вздохнув, я продолжила, словно и не ждала никакого ответа: — Я думаю, нам нужно поговорить. Я не знаю, когда и чем могла обить тебя, но если я сделала что-то не так, то извини.
— Не знаешь? Ну-ну, будем считать, я тебе верю, — добавив немного насмешки в голос, произнес мой напарник. Мило. Это чем же я могла его оскорбить? — Слышал, ты тут замуж собралась… поздравляю.
Ммм?! Это как он умудрился узнать?! Не думаю, что отец растрезвонил об этом на всю страну… или я не права?
Боги! Как же я могла забыть?! Все верно, о свадьбе наследницы принято сообщать не менее, чем за десять дней до самого торжества, иначе излишняя поспешность может выйти боком всему семейству невесты… В общем, папуля разумеется сразу же оповестил высший круг аристократии, те свои семьи и приближенных, а уже те в свою очередь разнесли эту информацию по всему свету. И в этом уже нет ничего странного или удивительного: средняя скорость распространения слуха в светлых землях равна скорости передвижения в воздухе дракона…
Итак, меня сдали. И чем это мне грозит? В общем и целом — ничем. В частностях? Ну, вероятна небольшая истерика Ники (та хоть и не теряет надежды сдать меня с рук на руки мужу, но Фотиса почти не переваривает). И, кажется, серьезный разговор со Спиром. Вот только с чего бы его волновал данный вопрос? Он же и сам вроде бы связан клятвой, верно?
— Спасибо. А ты разве не собирался жениться? Или уже передумал? — с некоторым раздражением поинтересовалась я, чувствуя, что ступаю на очень зыбкую почву.
— Я не передумал. Но вряд ли женюсь. По крайней мере, в ближайшие пять-десять лет, — как-то совсем уж буднично и безразлично произнес он.
— Почему? — вот теперь я растерялась. Что-то было в его голосе такого, что мне отчаянно захотелось сделать шаг вперед и обнять его. Но не думаю, что мою молчаливую поддержку сейчас примут, скорее оскорблено отмахнутся.
— Моя невеста мне отказала.
Легкое сожаление чуть кольнуло в груди. И почему я узнала об этом только сейчас? Хотя… и что бы это поменяло? Ровным счетом ничего. Разве что больнее было бы, только и всего.
— То есть сейчас ты свободен от каких-либо обязательств? — и все-таки я задала этот вопрос, а ведь не собиралась — зачем только бередить эту рану? Всего лишь детская мечта, даже не сама мечта — ее призрак. Да-да, я признаю, что этот вампир мне нравится. Но так же я признаю и то, что этому чувству до любви так же далеко, как дайкаю до настоящего дракона.
— Нет, сейчас я просто лишен какого-либо будущего. Люди так легко нарушают клятвы только потому, что не знают, что это такое — мы знаем. Любое обещание — это клеймо на ауре. И его невозможно снять, просто передумав и бросив веское "нет". Оно остается там навсегда и подчиняет себе всю твою жизнь, незаметно, по крупице, но подчиняет.
Я непонимающе нахмурилась. Но потом вспомнила о словах Каримы… и о том, что отец Спироса сумел обойти это ограничение, да не до конца, но он обрел хоть какое-то счастье.
— Но ведь ты сам сказал, что твой отец…
Глянув на меня через плечо, Спир лишь болезненно улыбнулся и качнул головой. У меня словно комок встал в горле — никогда не видела его таким… смиренным? Смерившимся?
Но так было ровно мгновение, потом яркий всполох нового залпа высветил прежнего Спироса, знакомого до боли, заботливого сверх меры и очень скрытного. Сделав шаг ко мне, он небрежным жестом скинул свой плащ и, только укутав меня в него, вновь отступил назад. Я замерла, не зная, как мне реагировать. С одной стороны, мне было приятно вновь почувствовать себя в коконе его опеки, но с другой — я смутилась словно глупая дебютантка, получившая приглашение на первый в своей жизни танец. Так и не дождавшись с моей стороны какой-либо реакции, Спир вновь отвернулся. А я не зная, что и думать, стояла и смотрела ему в затылок. В голове бродили какие-то странные, не весть откуда забредшие, мысли — бессмысленные и глупые. В какой-то момент я уж было решила, что этот разговор можно считать оконченным, когда он негромко заговорил:
— Лика, скажи, ты знаешь, что такое тэ'риль для моего народа?
— Тэ'риль? — механически переспросила я, но потом, не дожидаясь подтверждения, вытрясла из головы скудные сведения, почерпнутые на эту тему из книг: — Это жертва. Добровольная, если я правильно помню.
— Да, это если совсем упрощать, — он все еще не смотрел на меня, изучая кованый орнамент стен беседки, и от этого его безразличия становилось как-то не по себе, словно что-то привычное и давно ставшее родным вдруг повернулось неведомой гранью. — А что это понятие означает на самом деле, знаешь?