Хэйко вместе со своей служанкой неспешно шествовала по улицам. Подобно все прочим женщинам Плавучего мира, официально она имела право проживать лишь в Ёсиваре, огороженном квартале удовольствий. Но если б гейша сейчас направлялась туда, она, скорее всего, наняла бы лодку и поднялась вверх по реке Сумида. Она же вместо этого направилась к своему загородному домику, расположенному на восточной окраине Эдо, в лесу Гинза. Само наличие этого второго домика было не вполне законным. Но на подобные прегрешения со стороны Плавучего мира власти смотрели сквозь пальцы: особенно когда речь шла о самых известных и самых красивых куртизанках. Следует ли считать Майонаку-но Хэйко самой известной из нынешних гейш — это был спорный вопрос. Но в том, что она — самая красивая, сомнений быть не могло. В этом отношении она, несомненно, являлась превосходной парой для князя Гэндзи. Но Сэйки, равно как и самого Кудо, беспокоило то, что они ничего не знали о девушке — за исключением ее профессионального образа; а ведь всем известно, что у гейш это не более чем тщательно отрепетированная маска.

Первоначальное расследование — его сильно затруднял запрет князя Гэндзи — показало лишь, что контракт гейши составлял банкир Отани. Известно было, что он частенько выполнял щекотливые поручения высокопоставленных лиц. Как правило, умелого сочетания денег и угроз хватало, чтоб получить у Отани все необходимые сведения — возможно, даже имя тайного покровителя Хэйко. Но на этот раз вышло иначе. Отани наотрез отказался что-либо сообщать, сказав, что от его молчания зависит жизнь всей его семьи. Даже если банкир и преувеличивал, все равно похоже было, что Хэйко покровительствует какой-то князь, равный Гэндзи родовитостью и влиянием — а может, и превосходящий его. Из тех, кто двести шестьдесят лет назад уцелел в великой битве под Сэкигахарой, лишь тридцать-сорок семейств можно было причислить к великим. Да, Хэйко была подругой какого-то могущественного человека. Либо его орудием. И значит, Гэндзи рисковал при каждой встрече с ней. Кудо был полон решимости разузнать правду. А если это ему так и не удастся, нужно будет убить Хэйко — из предосторожности. Нет, не прямо сегодня. В должный срок. Надвигается междуусобная война. Нужно избавиться от неопределенности — это повысит шансы клана на выживание.

Хэйко останавливалась поболтать едва ли не с каждым хозяином модной лавки. Ну как можно иметь цель и продвигаться к ней столь медленно? Кудо свернул с главной улицы в переулок. Лучше он пройдет вперед и будет смотреть, как Хэйко приближается. Если она подозревает, что за ней следят, то будет озираться по сторонам, и это легче будет заметить, находясь впереди. И это уже само по себе подтвердит, что с ней дело нечисто; обычной гейше незачем бояться слежки.

Когда Кудо завернул за угол, из черного хода какой-то лавки вышли двое мужчин, выносившие отбросы. Завидев его, они в страхе отпрянули. Ноша их рухнула на землю, и сами они попадали ничком прямо в грязь. Не поднимаясь, они отползли с дороги Кудо, стараясь сделаться как можно незаметнее.

Эта. Кудо передернуло от отвращения, и он невольно потянулся за мечом. Эта. Гнусные изгои, стоящие ниже всех каст, выполняющие самые грязные работы. Уже за одно то, что попались на глаза самураю, их следовало убить на месте. Но если он сейчас убъет их, поднимется суматоха. Это привлечет ненужное внимание и помешает его намерениям. Кудо оставил меч в ножна и поспешно прошел мимо. Эта. От одной лишь мысли о них Кудо почувствовал себя нечистым.

Он вновь вышел на главную улицу в сотне шагов от того места, где он в последний раз видел Хэйко. Да, девушка стояла все там же, растрачивая время на пустую болтовню все с тем же торговцем.

Стайка щебещучих женщин на миг оказались между Кудо и его объектом наблюдения. А когда они прошли, ни Хэйко, ни ее служанки уже нигде не было видно. Кудо бросился к лавке, у которой стояла Хэйко. Ее там не было.

Как такое могло случиться? Вот он смотрел на нее — а в следующее мгновение она уже исчезла. Гейши так не умеют. Так умеют ниндзя.

Кудо развернулся, собираясь вернуться во дворец — на душе у него было еще беспокойнее, чем прежде, — и едва не налетел на Хэйко.

— Кудо-сама! — воскликнула гейша. — Какая встреча! Неужели вы тоже покупаете шелковые шарфы?

— Нет-нет, — отозвался Кудо, лихорадочно подыскивая подходящую отговорку. — Я направляюсь в храм в Хамато. Принести жертвы предкам, павшим в битве.

— Как похвально! — сказала Хэйко. — По сравнению с этим мой интерес к шарфам выглядит мелким и бессмысленным.

— Вовсе нет, госпожа Хэйко. Для вас шарфы так же важны, как меч для самурая, — произнеся это, Кудо внутренне поежился. Чем дольше продолжался этот разговор, тем глупее он себя чувствовал. — А теперь я должен идти.

— Не улучите ли вы несколько минут, чтоб выпить со мною чаю, Кудо-сама?

— Это было бы для меня огромным удовольствием, госпожа Хэйко, но я должен как можно скорее вернуться к исполнению своих обязанностей. Мне следует побыстрее добраться до храма, чтобы побыстрее вернуться во дворец.

И, поспешно поклонившись, Кудо размашисто зашагал в сторону Хамато. Веди он себя повнимательнее, вместо того, чтоб думать о глупостях и воображать, будто Хэйко — ниндзя, не пришлось бы теперь делать такой крюк. Оглянувшись, он увидел, что девушка по-прежнему кланяется ему. Поскольку Хэйко продолжала глядеть ему вслед, придется отойти подальше, прежде чем можно будет свернуть ко дворцу.

Всю обратную дорогу Кудо скрипел зубами и ругал себя на все лады.

ГЛАВА 3

«Тихий журавль»

Кромвель блуждал от одного видения к другому. Вот сейчас над ним склонилось лицо Эмилии; ее золотые кудри струились навстречу Зефании. Девушка казалась невесомой, и сам он — тоже. Значит, ему снится кораблекрушение? Они очутились под водой. «Вифлеемская звезда» пошла на дно, и они утонули. Кромвель попытался отыскать взглядом обломки корабля, но не смог отвести глаз от Эмилии.

— «Звезда» цела и невредима, — сказала Эмилия. — Она стоит на якоре в заливе Эдо.

Так значит, в этом сне Эмилия понимает его мысли? Мир бодрствования стал бы куда лучше, если б разум каждого превратился в открытую книгу. Не было бы нужды ни в притворстве, ни в стыде. Грех, раскаянье и спасение приходили бы в душу сразу, в один и тот же миг.

— Успокойся, Зефания, — сказала Эмилия. — Успокойся и отдохни. — Не думай ни о чем.

Да. Она права. Кромвель попытался коснуться волос девушки, но оказалось, что он не может поднять руки — ее просто нет. Он почувствовал, что становится все легче и легче. Но как такое может быть? Он ведь и так невесом… Мысли ускользали от него. Кромвель закрыл глаза и перешел из этот сна в другой.

Эмилия была бледна, как мел.

— Он умер?

— Он то бредит, то теряет сознание, — ответил Старк.

Кромвеля разместили в гостевом крыле дворца. Сейчас он лежал на мягкой постели, устроенной прямо на полу. Японец средних лет — вероятно, врач, — осмотрел Кромвеля, смазал рану какой-то сильно пахнущей мазью и наложил повязку. Прежде, чем уйти, врач кликнул трех молодых женщин и усадил их рядом с постелью раненого. Показав им мазь и бинты, врач коротко отдал какие-то распоряжения, потом поклонился Эмилии и Старку и ушел. Японки отступили в дальний угол, опустились на колени и так и остались сидеть, безмолвные и недвижные.

Эмилия сидела справа от Кромвеля, на большой подушке. Слева на такой же подушке сидел Старк. Им обоим было неудобно на полу — ведь сидеть по-японски они не умели. Старк мог так усесться, но ненадолго. Буквально через полминуты он уже начинал ерзать и менять позу. Эмилии с ее длинными пышными юбками усесться было еще труднее. В конце концов девушка села на бедро и вытянула ноги вбок, тщательно накрыв их подолом юбки. Так она сидела в детстве, во время прогулок на природе; здесь такая поза была не вполне уместна, но Эмилия просто не могла придумать ничего лучше.