— Сейчас мне ехать не с кем, а одна не хочу, — говорила она. — Привяжется какой-нибудь козел, проблем не оберешься. У меня после этой осени осталось такое ощущение, что общения с новыми людьми вообще не может происходить. Мы знакомимся в инете, обмениваемся аськами, порой телефонами, но активного общения за этим не следует. В лучшем случае — общение по аське и разочарование после первой же встречи. В худшем — вялотекущая переписка, в которой периодически поднимается тема «надо бы встретиться», но этого так и не происходит… И я тоже заметила, что активность собеседников в этих сетевых диалогах невелика, даже если они первыми попросили дать аську. А такого, чтоб Интернет-общение быстро перешло в реальное и с каждой встречей интерес к общению либо усиливался, либо хоть бы сохранялся на прежнем уровне — такое у меня было за осень только раз. Да и то быстро закончилось, потому что я вслух высказала нежелание мириться с порядками у человека дома!
Неожиданно для меня мы заехали в какую-то диковатую часть города. Трамвайные рельсы проходили вдоль глухой кирпичной стены. «Введенское кладбище» — объявил водитель.
— Все, выходим, — вдруг сказала Олеся, и сорвалась с места. Мы выскочили наружу. Двери уже начали закрываться, и чуть было не прищемили мне задницу. Чуть впереди по ходу движения в кирпичной стене виднелись ворота, выполненные в виде готического портала.
— Это — Введенское кладбище, нам сюда. Надеюсь, мы проскочим. Обычно вечером уже не пускают.
Мы проскочили. Кладбище оказалось практически погружено во тьму. Всюду тенями виднелись разнообразные памятники, старые деревья ярко выделялись на фоне ночного московского неба. Небо в Москве по ночам обычно грязно-розово-оранжевое, как гнилой апельсин, и общее впечатление создавалось просто нереальное. Местами между памятников мелькали уже другие тени. Живые.
— Готы, — пояснила Олеся, проследив мой взгляд. — Даже зимой сюда таскаются. И не лень им.
— Готы? А что они тут делают? Холодно же.
— Кто их знает, я не в курсах. Слухи ходят разные, кто что говорит. Я не гот, поэтому не знаю, но это место их культовое, одно из немногих в Москве. За мной одно время ухаживал один гот. Сатанист, но вполне адекватен и вменяем. Но он оказался… в общем — мы не встречаемся больше. Да и никогда не встречались по-настоящему.
Как выяснилось, Олеся вовсе не страдала от отсутствия мужского внимания. Ее внешность такого не допускала. Только почему-то ей катастрофически не везло с парнями, просто наваждение какое-то. Попадались одни сволочи и мерзавцы. Один оказался вором, импотентом и наркоманом, обокравшим ее квартиру. Другой был финансовым аферистом, за что и сел в тюрьму на значительный срок. Третий — мелкий бизнесмен — канул безвестно где-то в начале прошлого года. Но, несмотря на это, она оставалась жизнерадостным человеком, веря в любовь. Большую и светлую.
— Сейчас я знакома со многими, — продолжала Олеся, — но все они какие-то зануды. По-настоящему интересных людей мало.
— Дык на то они и интересные люди, что приходят редко, — согласился я. — Зато если кого найдешь, то лучше не терять потом. А то потерять человека — проще легкого. Особенно при интернетовских знакомствах.
— И не говори! — поддержала она. — Наблюдается такая тенденция. Осень, потом — зима, все в легком депрессняке, в мыслях, в себе. Холод будто провоцирует одиночество и неконтактность.
— А я вот теперь стараюсь попросту не привлекать к себе лишнего внимания. Читаю тихонечко блоги, подписываюсь на рассылку… В принципе, все устраивает, поскольку чаще всего человек меня интересует не как личность, а как художник, дизайнер, коллажист… Довольно часто я нахожу тех, чьи профессиональные умения мне нужны и интересны. Но мне совсем необязательно длительно общаться с ними. Хотя частенько хотелось бы поговорить: таких людей всегда интересно послушать.
— Это потому, что ты самодостаточная личность. А вот мне нужно общение и внимание, иначе сначала завяну, как хризантема без воды, а потом вымру вся, как лошадь Пржевальского[16].
— Нет, я не то, чтобы личность самодостаточная, я независимая личность, — сказал я, так и не поняв, причем тут лошадь какого-то Пржевальского. — Я просто ни от кого не завишу. По-моему, лучше быть свободной персоной, чем терпеть горечь и мучения ненужных или отживших отношений. Не совмещаемых характеров. Есть у меня несколько таких знакомых пар. С виду, для постороннего глаза, все у них вроде бы гладко и шоколадно. А за кулисами — ссоры и споры, ругань, измены, склоки, нервы, разборки, иногда — рукоприкладство. Она — изменила ему перед самой свадьбой, потом полгода не прошло, как отдалась какому-то мужику на курорте. Он — плюет на ее мнение и совсем ничего не делает по дому, только и знает, как смотреть телек, да рубиться в какие-то тупые игрушки на компьютере… Что уж говорить, если в такой ад превращается семейная жизнь? И пожирали люди, как пауки в банке, друг друга всю жизнь, до гробовой доски. Лучше уж совсем не заводить семью, как я. А ведь были времена, когда развод было невозможно получить…
— А смысл-то разводиться есть? Хорошо, вот кто-то разводится, а лет через несколько получит ту же самую картину, но уже с другим человеком. И придется расходиться снова, раз законодательство не препятствует. Так и будет всю жизнь разводиться-сочетаться с периодом во сколько-то там лет. По определению, любой может построить свои отношения с любым. И, если что-то не так с кем-то, что-то не получается, дело не в том, что человек попался корявый, а в тебе любимом. Меняйся сам, и партнер поменяется. Причем, следует не тупо прогибаться, а конструктивно развивать себя. Можно, конечно, оставить опостылевшего партнера и уйти. Но через какое-то время сядешь в ту же лужу. Это не лыжи не едут, это ты в них на асфальте стоишь.
Тем временем мы шли мимо надгробий. Несмотря на почти что темноту, было видно, что среди многочисленных железных оград и вполне современных памятников попадались старые, даже очень. Как правило, они находились в плачевном состоянии. Некоторые побиты, часто со сколотыми краями. Меня поразила там одна скульптура. Я вытащил из кармана маленький светодиодный брелок-фанарик и осветил ее. Обнаженная девушка-ангел стояла в рост, зябко обхватив себя руками за плечи. Крылья и голова ангела отсутствовали — кем-то отбиты. В образовавшийся провал от головы неведомые доброжелатели поставили букет красных роз. Видимо, недавно, поскольку розы казались свежими и живыми. Похоже, скульптура была керамической, а не мраморной, и внутри находилась пустота.
«Прям как в моем сне, — подумал я. — Только цветы вместо змей. Но интересно, если внутри полость, то почему там не скапливается дождевая вода? Ее бы тогда разорвало в мороз, как бутылку из учебника природоведения. Наверное, через постамент вытекает».
А вслух сказал:
— Какая же ты мудрая…
— А жизнь сейчас непростая пошла, — ответила Олеся. — учит мудрости. Но я для себя выбрала нелегкий путь одиночки, и меня пока совершенно не прельщают те, кого я вижу вокруг. Да, я не могу без общения, но это общение не должно к чему-то обязывать. Мне важно сохранять личную свободу. Конечно же, легче всего пойти по пути наименьшего сопротивления, быть как все и есть, что дают, но это не мой вариант, не моя тема! А в одинокости есть своя прелесть… Идти, закутавшись в плащ, под пронизывающим ветром, зная, что тебе никто не нужен, да и ты никому, в принципе, тоже. Понимать, что ты у себя один. Каждый в этом мире сам по себе…
Тут она сошла с дорожки, прошла между могил и остановилась около небольшого скромного надгробия. Немного постояв, она положила подаренный мною букетик, и снова вернулась назад, на аллею. Поскольку она никак не прокомментировала свои действия, я не стал задавать лишних вопросов.
— Интересная у тебя позиция, — сказал я, продолжая прежнюю тему. — Прямо как у меня. Знаешь, мне сейчас вспомнился давний разговор с одним человеком: «что лучше — отчаяние от одиночества или одиночество от отчаяния?..» Я тогда так и не смог ничего сказать в ответ.