Серик раздумчиво протянул:
— Как бы с ними уговориться насчет проводника?.. Да и языку ихнему не худо бы научиться…
Алай спрыгнул с коня, подошел к старику и принялся махать руками, что-то явно изображая. И, странное дело, старик понял! Он обернулся к толпе, что-то сказал; коренастый мужичонка, средних лет, понятливо кивнул и ушел к палаткам. Вскоре он вернулся с мешком за плечами, луком и короткой рогатиной. Серик с изумлением разглядел, что наконечник рогатины каменный. Лисица тем временем подвел оседланного коня — смирную и добродушную кобылку, купленную скорее для приплоду. Проводник испуганно попятился, когда Алай предложил жестами ему взобраться в седло. И как его не убеждал Алай, так и не решился. Он непреклонно зашагал прочь, и волей неволей дружине пришлось потянуться за ним. Однако скорость передвижения он нисколько не уменьшил — неутомимо шагал и шагал впереди. Алай с Горчаком поехали вровень с ним, и Серик вскоре понял, что они усердно добавляют к своим языкам и еще один; они тыкали пальцами в разные предметы и называли их на казахском языке, проводник быстро понял, что от него требуется, и отвечал на своем.
На седьмой день после переправы вышли к следующей реке. Была она поуже Оби, но течение быстрое, а вода прозрачная. К ее берегу березняки уже сгустились до настоящего леса. Серик из-под ладони вглядывался в противоположный берег, на береговых кручах рос густой сосняк. Правее из круч выпирали мощные каменные лбы, а еще дальше, вверх по течению, на берегу стояли крошечные издали палатки здешних людей. Горчак проговорил:
— Переправляться, по-моему, не стоит… Здесь зимовать будем. На зиму сено надо заготовить, а подходящие травы только в пойме остались…
Серик неопределенно мотнул головой, и погнал коня вниз, на пойму. И хоть день едва к полудню подошел, решили встать на отдых. Пока варилась похлебка, проводник, Алай и Горчак сидели вокруг чертежа и по очереди тыкали в него пальцами. Серик не прислушивался к тарабарщине, которой они время от времени перекидывались. Однако его заинтересовало, что говорил проводник. Он подсел к ним, спросил:
— Ну, и чего он толкует?
Горчак повел пальцем по чертежу, проговорил:
— Он толкует, здесь горы начинаются, а в горах живет оленный народ. Они на оленях ездят, точно так же, как мы на лошадях, только без седел. На лошадях там точно не пройти. На восход тоже густые леса начинаются, полян там мало, много лошадей не прокормить. С двумя-тремя лошадьми, он говорит, по тайге ходить можно, но столько, сколько у нас лошадей, разом нипочем не пройдут, да и телеги там уже не протащить…
— И далеко те леса тянутся? — настороженно спросил Серик.
— Он не знает, — сказал Горчак. — У него жена с того берега, так она сказывала, что ее дед ходил на сорок дней пути на восход, и края тайги не видел.
Серик на долго замолчал, разглядывая чертеж, на котором еще добавилось и гор, и лесов, и речек. Проворчал, почему-то раздражаясь:
— Как его хоть зовут?
— Он не скажет, — вмешался Алай. — Нельзя чужим называть свое имя. Чужие уйдут, и имя унесут с собой, тогда его душа после смерти не найдет пути в края вечной охоты.
Серик поднялся, сходил к ближайшему возу, принес добротный наконечник рогатины, протянул проводнику. Тот аж отшатнулся, спрятал руки за спину. Алай сказал:
— Он не может взять, у него нет мехов, чтобы заплатить за столь дорогую вещь. Мы ему уж предлагали…
— А ты скажи, что это плата за то, что он нам так много и хорошо поведал об окрестных народах.
Алай выговорил несколько слов, проводник нерешительно протянул руку, взял наконечник, любовно огладил его пальцами, что-то сказал. Алай перетолмачил:
— Он благодарит великого охотника, и говорит, что этот наконечник его внукам останется, и они будут благодарить великого охотника.
Серик спросил:
— А почему он называет меня великим охотником?
— А он видел, как ты стреляешь. Никто из лесных людей не может стрелять так далеко и так метко.
Сразу после еды Серик послал вверх и вниз по течению разъезды, искать пойменные луга для сенокоса и пастьбы коней. А сам взял топор и направился к сухостойной осине, стоящей неподалеку от берега. Горчак окликнул его:
— Эй, ты чего собрался делать?
Серик обронил через плечо:
— С местным народом надо поскорее дружбу завести, пока не подумали чего не надо…
— И то верно… — пробурчал Горчак и принялся ставить свой шатер. Его верная жена тут же принялась обустраивать семейное гнездышко.
Сухостойной осины как раз хватило для плота на трех человек. Еще не все табуны разбрелись на пастьбу, а Серик уже вогнал последний клин под поперечину. Горчак с проводником притащили дары. Горчак забрался на плот, Серик взялся за веревку и потащил плот вверх по течению, чтобы сплавиться как раз к стойбищу, Горчак отпихивался шестом. Проводник шел рядом, и что-то лопотал на своем тарабарском языке, Серик понимал только, что, что-то очень почтительное. Когда переправились, немного промахнулись и причалили к берегу как раз под каменными лбами. Вытянув плот на чуть выглядывающий из воды камень, огляделись и увидели морщинистого человека, в украшенной узорами одежке, который, не обратив ни малейшего внимания на вновь прибывших, усердно высекал что-то на камне, пользуясь заостренным камнем и деревянной колотушкой. Серик с изумлением увидел, как их проводник, низко склонившись, что-то почтительно залопотал. Человек даже ухом не повел. Горчак проговорил, изумленный не менее Серика:
— Проводник почтительно просит повелителя духов на время оторваться от своего колдовства и обратить внимание на невиданных доселе людей…
Серик тем временем оглядел скалу — она вся была усеяна искусно выполненными изображениями людей и животных. Из некоторых картинок даже можно было понять, что люди охотятся на животных, а другие картинки казались вовсе непонятными. Некоторые картинки были нарисованы разноцветными красками. Колдун раздраженно бросил под ноги свои инструменты, что-то крикнул недовольно. Отчего проводник пришел в ужас и рухнул ничком на крупные валуны, лежащие у подножия скалы. Колдун оглядел Горчака с Сериком, по его морщинистому лицу было не понять, удивлен он, или ему доводилось уже встречать белых людей. Ни слова не говоря, он повернулся и зашагал по берегу к стойбищу. Проводник вскочил и резво побежал за ним, что-то почтительно объясняя. Горчак пожал плечами, взвалил узел с дарами на плечо и зашагал следом. Судя по округлым очертаниям рогожного узла, там лежала главная ценность для местного народца — большой медный котел. Из стойбища навстречу уже валила толпа, видели, наверное, как неведомые люди переправляются через реку. Впереди важно шагали несколько стариков. Ни молодые парни, ни шустрые многочисленные пацаны даже не пробовали обогнать стариков, в нетерпении размахивали руками, семенили ногами, но и только. Старики остановились, глядя с показным равнодушием на путников. Подойдя к ним, Горчак скинул с плеча узел, не спеша распустил веревку. В котле лежали еще три ножа и два топора с мешочком наконечников. Так же не спеша, Горчак все это разложил рядком возле котла. Старики хранили молчание. Тогда Горчак что-то коротко бросил проводнику, тот медленно и почтительно заговорил. Горчак в полголоса перетолмачил:
— Он им сказал, что мы почтительно просим позволения перезимовать в их угодьях…
Один из стариков что-то ответил, после долгого раздумья. Горчак перетолмачил:
— Ага, спрашивает, будем ли мы охотиться на их зверей…
Серик проворчал:
— Дикий-то дикий, а как ловко цену набивает за постой…
— Точно! — Горчак ухмыльнулся. — За охоту просит добавить еще один котел и один топор…
На следующий день началась тяжкая работа по подготовке к зимовке. Хорошо еще, что запасливый Горчак для мены с встречными народами прихватил три десятка кос, которые так и не понадобились. Потому как местные народы сено на зиму не заготавливали. Степняки откочевывали в малоснежные места, а лесные люди ездили на оленях, которые и из-под снега корм добывать умели, да и неприхотливы были, не то что лошади. Косцы разъехались вверх и вниз по пойме на многие версты. Остальные рубили сосны на противоположном берегу и гоняли плоты через реку. Решили особо не мудрить; поставить две избы попросторнее — в тесноте, не в обиде. Можно и вповалку спать, лишь бы в тепле. Хорошо, что дождей все не было, стояла совсем не августовская жара. Так что сено быстро просыхало, и его тут же складывали в копны. Хоть и паршивенькое сенцо, а до весны кони перебедуют. Бывалый Чечуля велел заготовить побольше осиновых и березовых веников. Серик было заикнулся, что париться вряд ли придется, на что Чечуля заявил, что веники пойдут на подкормку лошадям. Серик вместе со всеми не работал — ему одному пришлось кормить этакую ораву. Зараз целого лося съедали, так что, каждое утро с рассветом он садился на коня, и ехал куда-нибудь на охоту. Иногда, если удача улыбалась, и рано возвращался, он плел верши, и на ночь ставил в рыбных местах на реке. Так в хлопотах подкатила и осень, но избы уже стояли, только под первыми осенними дождями их торопливо покрыли жердями, потом камышом, а сверху еще и веток накидали.