— Ох и брешет доктор Геббельс.

— Что верно, то верно, — согласился Андрей. — Но листовка-то с доставкой на дом. Так что пора нам закрывать здесь лавочку. Менять надо позицию.

— Может, пойдешь и скажешь об этом старшему на батарее?

— Попробую.

— А с каким настроением вернешься? — пытался отговорить Закир.

Андрей знал, что лейтенант Федотов самолюбивый и вспыльчивый, но, в сущности, неплохой человек. С таким можно служить.

Командиры завтракали. Младший лейтенант Рыжов и политрук Иванов, лежа на плащ-палатке, доедали кашу, а Федотов бренчал на гитаре.

— Хочешь вина, Куклин? Андрей отказался.

— Пей, Куклин! Все равно война! — сказал Федотов и запел:

Казалось, что Федотов в добродушном настроении, поэтому Андрей обратился прямо:

— Товарищ лейтенант, разрешите переместить батарею левее метров на двести. Поближе к мосту. Батарея обнаружена противником. Кроме того, позиция неудобна для стрельбы прямой наводкой: мешает гребень высотки…

— Молчать! — крикнул Федотов, багровея от злости. — Если у вас грудь в орденах, так вы считаете себя вправе распоряжаться мною?

— Дело не во мне. Нас с воздуха разобьют…

— Трус!

Наступило неприятное молчание.

— Слушай, Куклин, — вмешался политрук, чтобы смягчить вспышку Федотова. — Мы сами только что говорили об этом. Нельзя же с такими предложениями обращаться к начальнику артиллерии. Листовки, может быть, попали случайно.

— Никуда звонить я не стану. Буду стоять, где приказано. Я не трус, — выпалил Федотов.

Андрей вскинул руку к пилотке и обратился официально:

— Разрешите идти?

— Но-но! — остановил его Федотов. — Идти можешь, а обижаться нечего. Сам знаешь, какой я бываю…

Куклин повернулся и зашагал к орудиям. Черт с ней, с обидой! Сейчас не до самолюбия. Своему взводу он все равно прикажет, а как повлиять на остальные два?

— Первый взвод! Взять лопаты и приступить к оборудованию щелей! Чтобы у всех через пятнадцать минут были отрыты в полный рост! — крикнул он у орудий.

— Второй взвод, разобрать лопаты! — поддержал Мухаметдинов.

— Третий взвод, поднимайся!

Андрей сам взял лопату и с остервенением всадил ее в дерн. Копать было трудно, но он дал себе честное слово закончить через десять минут.

Андрей по глазам бойцов видел, что его проклинают. С начала войны они наковыряли немало земли, но никогда не приходилось отсиживаться в щелях, а в последнее время, с благословения средних командиров, жалевших бойцов, и вовсе не брались за лопаты.

— За что это попало вашему помкомвзводу? — спрашивал один, чтобы поиздеваться над Андреем.

— Не знаю, — уклонился от ответа наводчик Василенко. — А любят некоторые мартышкин труд.

Андрей копал, делая вид, что ничего не слышит, а сам следил, как работают люди.

Щели были уже отрыты почти в рост человека, и Андрей расчищал дно, когда вдали прокатился дробный грохот. Земля затряслась от взрывов.

— К ор-рудиям!

Андрей подскочил к пушке и вместе с расчетом стащил маскировочные елочки.

Стрельба с самого начала велась в бешеном темпе. Потом наблюдательный пункт начало лихорадить: он непрерывно переносил огонь с одной цели на другую. Это не сулило ничего хорошего.

— Связи нет! — раздался отчаянный голос.

— Исправить!

Двое телефонистов побежали по линии.

— Дон! Дон! Почему не отвечаете? Товарищ лейтенант, там на наблюдательном трубку оставили. Садовников крикнул: «Идем в контратаку!»

Андрей никогда не чувствовал себя таким ничтожным. Впереди шла борьба насмерть, а его расчеты бестолково толпились у орудий.

— Воз-дух!

— Замаскировать орудия! Расчеты, в укрытия! Поздно! Десятка три бомбардировщиков отделились от общей волны и направились в сторону батареи.

Политрук и лейтенант Федотов, задержавшиеся у орудий, заметались, не зная куда спрятаться.

— Сюда! Ко мне! — крикнул Андрей. Но те спрыгнули в яму, подготовленную для приема снарядов.

Андрей потерял счет времени. Прижавшись спиной к концевой стенке и вдавив голову в плечи, он смотрел вверх и видел каждый самолет. Но бомбы падали в стороне. Над головой урчал и визжал металл, летели клочья-земли и деревьев. Все бойцы были засыпаны глиной, мусором и обломками деревьев. Каждую секунду казалось, что наступил конец.

Вдруг перестали рваться бомбы. Гул самолетов стал отдаляться. Наступила неправдоподобная тишина. И Андрей, который считал всех чуть ли не погибшими, радостно закричал:

— Вот да-али нам!

Он радовался, потому что уцелел, потому что бомбы немцев пропали даром, потому что товарищи его были живы. То из одного, то из другого ровика поднимались головы.

— Вернусь домой — первым делом вырою у хаты окоп, — кричал Василенко, оглохший от близкого разрыва.

— А я смотрю: летит на меня такой горшочек килограммов на полсотни… «Эх, — думаю, — не жди меня, милая, домой. Сгиб твой Кузя ни за понюх табаку…» Пронесло-о.

— А у меня в голове все время энзе был. Почему, думаю, не съел?

Подсмеивались над собой, чтобы заглушить непрошедший еще страх.

— Командирам орудий проверить людей и доложить! — приказал Андрей, входя в обязанности помкомвзвода.

— К ор-рудиям! Танки с фронта!

По изрытому полю бежал Николай Снопов.

— Где старший на батарее?

— Там! — показал Андрей в сторону ямы, вырытой для снарядов. Но вместо ямы была большая воронка от крупной бомбы. А под сбитой вершиной ели лежал труп младшего лейтенанта Рыжова, выброшенный взрывной волной.

— Принимай, Коля, на себя батарею, — сказал Андрей тихо.

Николай уже командовал. Уцелевшие пять пушек выкатили из ровиков и на руках перетащили метров на сто левее.

— Андрей! — позвал Николай, когда вдали показались танки. — Командир полка позвонил. Приказал удержать мост, хотя бы два часа… Возьми свой взвод и передвинь еще левее метров на двести. Надо рассредоточиться. Иначе раздавят.

— Давай, ребята, дава-ай! — кричал Андрей, работая одновременно с поворотным и подъемным механизмПодбив большой танк, прорвавшийся к мосту, Куклин подал протянутой рукой назад сигнал, чтобы пушку повернули вправо, но не дождался его выполнения. ад— Правильный! Что такое? — заорал он и повернулся назад, готовый броситься на него с кулаками.

ийПравильный был мертв. Рядом с лафетом на траве сидел замковый и испуганно смотрел на свою оторванную руку. Заряжающий, сам раненный в щеку, стягивал ему плечо ремнем, пытаясь остановить кровь.

я Андрей оттащил мертвого правильного подальше, рывком довернул пушку. Теперь он сам заряжал и стрелял.

л на свою оторванную руку. Заряжающий, сам раненный в щеку, стягивал ему плечо ремнем, пытаясь остановить кровь.

Андрей оттащил мертвого правильного подальше, рывком довернул пушку. Теперь он сам заряжал и стрелял.

От орудия его за плечо оттащил Николай.

— Андрей, бери три орудия и переправляйся на ту сторону моста. Немцы прекращают танковый натиск. Задачу мы выполнили. Два часа сдержали. Теперь жди авиацию. Надо вам успеть. Я с двумя орудиями останусь.

— Здесь останусь я, а ты…

— Старший сержант Куклин! Выполняйте приказ! — крикнул Николай, срывая голос. У него был такой вид, что Андрей торопливо вскинул руку к каске:

— Есть! Есть!

— Торопись. Снаряды на исходе. В случае, если нам не удастся прорваться, уничтожай мост и догоняй своих. Раненых не оставляй.

Только теперь Андрей увидел, как пострадала батарея. Расчеты поредели больше чем наполовину. Да и из гех, кто еще стоял у орудий, мало кто не был отмечен осколками.

Пользуясь, тем, что немцы прекратили натиск, Андрей без труда переправил машины и орудия.

Прошло минут пятнадцать. За рекой снова началась частая орудийная пальба. Андрей не мог видеть, что происходит там, но приближающийся шум моторов и лязг гусениц был очень красноречив. Два расчета во главе с Николаем, если и целы еще, то доживали, наверно, последние минуты.