– Любить, любить я могу только один раз в жизни. Всякое недостойное чувство я вырываю из своего сердца, как ядовитую змею. Так же я поступлю и с Ромой. Если ты дорожишь моей дружбой, не произноси никогда имени этого изменника, я хочу забыть того, кто так презрительно отнесся ко мне… – она умолкла, задыхаясь от волнения, и несколько горячих слезинок скатилось по ее щекам.

Глубоко огорченная, Роанта поцеловала ее и постаралась успокоить, объясняя колдовством непонятную измену брата. Но смертельно оскорбленная Нейта не хотела признавать никаких объяснений для человека, осмелившегося изменить ей и забыть ее. Пожираемая ревностью, с трудом сдерживая свои бурные чувства, она простилась с подругой и на несколько дней заперлась в своем дворце, обдумывая план мести. С жестоким самодовольством она поздравляла себя, что в своей любви никогда не переступала границ честности. По крайней мере, в этом поражении ей нечего краснеть за себя и никакая прошлая слабость не будет обезоруживать ее перед изменником, если он когда–нибудь снова попадет под ее власть.

Несколько недель прошло без изменения. Рома и Ноферура продолжали безумно любить друг друга. Но эта любовь была так законна, примирение молодых супругов было так просто, что никто не обращал на это внимания. Только одна Роанта, знавшая тайные чувства брата и его отвращение к жене, огорчалась и все больше беспокоилась, так как всей душой любила его. Несмотря на обещание не встречаться с ним, она несколько раз была у него и с ужасом наблюдала, как он страшно изменился. Такой тихий и спокойный человек, каждое движение которого отличалось величественной грацией, стал раздражительным, сердитым, с резкими жестами и речами. Прежний ясный взгляд постоянно пылал огнем, а удовлетворенная страсть, очевидно, не давала ему ни счастья, ни покоя. Самое странное было то, что с Ноферурой произошла совершенно такая же перемена. Она не была уже распущенной женщиной, жаждущей удовольствий и ненасытной в стремлении к празднествам. На ее побледневшем и похудевшем лице читалось то же утомление, такое же лихорадочное беспокойство пожирало ее, отнимая всякое удовлетворение и всякий покой.

Окончательно убедившись, что Ромой овладела какая–то таинственная сила, Роанта в страшном отчаянии отправилась однажды в храм к брату и со слезами на глазах умоляла его признаться, что с ним. Как во сне, молодой человек провел рукой по лбу.

– Ты права, Роанта, что–то странное происходит со мной. Внутренний огонь сжигает меня. Все мое тело как бы налито свинцом, и какое–то неопределенное беспокойство гонит меня отовсюду. Только возле Ноферуры я чувствую некоторое облегчение и нахожу немного покоя и забвения. Я сознаю, что прежде было совсем иначе, что какая–то внезапная любовь овладела мной. Когда я молюсь здесь, то сам удивляюсь себе: чего я хочу? Я стал рабом этого чувства, и у меня нет сил бороться с ним.

– Бедный мой Рома, очевидно, ты жертва какого–то колдовства. Собери всю свою энергию, посоветуйся с мудрецами и магами и попробуй лечиться. Может быть, тебя избавят от него, – умоляла Роанта, заливаясь слезами.

Рома обещал и сдержал слово, но это не привело ни к каким результатам. В своем горе Роанта поведала однажды своему другу Кениамуну, что происходит с братом, не упоминая, конечно, про любовь Ромы к Нейте.

Очень заинтересованный и удивленный, воин посоветовал ей обратиться к Абракро, самой опытной в деле колдовства. Полная новой надежды, женщина с богатыми подарками отправилась к чародейке. Та дала ей различные порошки и питье, которое она должна была подливать так, чтобы Рома не знал этого. Но эти средства, как и лечение мудрецов, не подействовали. Тогда Абракро откровенно призналась, что она не может отгадать, что за колдовство было совершено в этом случае.

Все это время Нейта жила очень замкнуто. Ее первый гнев и отчаяние сменило мрачное, полное горечи спокойствие. Жизнь казалась ей пустой и ненавистной, мужчины внушали недоверие и презрение. Каковы должны быть другие, если Рома – этот идеал, которому она преклонялась, как богу, – если Рома, за верность которого она поручилась бы своей жизнью, постыдно изменил ей ради женщины, которую он, по его же словам, презирает? Отдаваясь вульгарной страсти, он больше кого бы то ни было заслуживал презрения. Влияния же сверхъестественных сил Нейта совершенно не допускала. Ее оскорбленная гордость и тайная ревность не хотели допускать никаких оправданий.

Под влиянием этих чувств Нейта избегала общества и даже при дворе бывала редко. Любопытство, с каким старались узнать причину ее таинственной ссоры с Саргоном в день несчастного бракосочетания, делало ее еще более дикой.

Одну Роанту она принимала дружелюбно. Но ее гордый рот никогда не произносил имени забывшего ее человека, она избегала всякого разговора, который мог бы напомнить о нем. Роанта чувствовала себя неловко. Рома всегда был главной темой их разговоров. Теперь же касались только общих предметов, и разговор лениво тянулся, оканчиваясь обыкновенно долгим молчанием с обеих сторон.

Однажды, когда Нейта чувствовала себя особенно одинокой, к ней пришел Кениамун как посол от Сэмну. Девушка благосклонно приняла его и, усадив рядом с собой, предложила ему прохладительного.

– Отчего ты так редко навещаешь меня, Кениамун? Тебе скучно со мной? – спросила она с улыбкой.

Молодой человек покачал головой:

– Нет, Нейта, это ты стала совсем другой. Мне тяжело приходить сюда с мыслью, что ты окончательно изгнала меня из своего сердца, что ты не доверяешь больше мне и не находишь для меня дружеского слова.

– Ты ошибаешься, Кениамун! Теперь, как и раньше, ты внушаешь мне искреннее чувство, а в эту минуту, больше чем когда–либо, я нуждаюсь в преданном друге. Выслушай меня без гнева и не требуй от меня любви. Нельзя дать вещь, в которую не веришь, а я не верю больше в глубокую, вечную, как жизнь, любовь. Я дорого заплатила за опыт, доказавший мне, что это слепое чувство так же непостоянно, как и биение сердца, которое она возбуждает. Я любила и думала, что любима взаимно. Глупость! Безумие! Мне позорно изменили! Не сожалей же об этом предательском чувстве. Оно может дать только беглое, мимолетное счастье, за которое ты не поручишься даже на один день. Прими лучше…

– Ты кощунствуешь, Нейта. Измена одного не дает тебе права осуждать истинную и глубокую любовь, какую ты внушаешь другим. Ты свободна, так как преступление Саргона развязало тебя с ним. Почему бы не попытаться тебе быть счастливой и дать счастье другому?

– Ты ошибаешься, Кениамун, считая меня свободной, – ответила Нейта, качая головой. – Нерушимая клятва связывает меня с Саргоном. Накануне его высылки я увиделась с ним и поклялась ему, призвав в свидетели Гатору, что возьму его в мужья опять, когда он вернется с каторги. И он вернется. Недавно царица сказала мне, что есть известия о принце. Он с мужеством и покорностью переносит наказание, и ему всячески стараются облегчить участь. Царица прибавила, что через два или три года она помилует его и возвратит ему состояние и положение. Итак, ты видишь, что я не могу принадлежать тебе. Прими же мою любовь друга, сестры и дай мне в обмен такое же чувство. Одно оно свободно от эгоизма и расчета. Она замолчала. Глаза уже были мокрыми, губы нервно дрожали. – Я так одинока, покинута! – проронила она тихо.

Кениамун опустил голову, подумал и через минуту, пожав Нейте руку, с волнением сказал:

– Благодарю тебя, Нейта, за доверие, которого ты меня удостаиваешь. Постараюсь оправдать его. С этой минуты я совершенно изгоняю из своего сердца всякое эгоистическое чувство. Я буду для тебя только другом, братом, покровителем и защитником, если ты в этом будешь нуждаться. А ты обещай мне откровенно поверять все свои огорчения и дай мне право навещать тебя, развлекать и делить с тобой твои заботы.

– На все это я согласна. Но доверие должно быть обоюдным. Поэтому я имею право знать твои заботы, как ты мои…

И Нейта уже улыбалась и протягивала ему руку.