— Да, так и пиши: «Жаловал государь Григорья Лукьянова Малюту Скуратова-Бельского в свои окольничьи». Записал? Теперь пиши: «А дворянина Данилу Сомова — ста рублями». Теперь Смирного зови.

Прошка зазвал Федора.

— Тут, брат, так назначают! — нам с тобой и не снилось! Смотри, отчества не потеряй!

Грозный встретил Федора расслабленно. Он был сыт едой и вином, доволен прошлой ночью. Женские особи еще не перевелись в пространствах Большого Дворца.

— Ну, раб мой Федор, как ты служишь мне? — затянул Иван.

— Исправно, ваше величество.

— Рассказывай о темных силах. Что за битва у вас была?

— Бились бойцы, а я все больше по книжной части воевал.

— И что навоевал?

— Пока не знаю. Не все понятно.

— Тогда ты дурак! Три дня после боя, а ничего не понял? На войне нужно думать быстро, быстрее, чем стрела летит. А за три дня в тебя столько стрел всадят!

— Мы военные думы быстро думали. А эти дела — страшные, мирские.

Грозный вздрогнул, потерял желание шутить. Смирной продолжал.

— Это, государь, как в чужой город войти. Захватили-то мы его быстро, а разбираться придется долго.

— А чего разбираться? Золото в сундуки, оружие в телеги, капища поганые, кирхи-мирхи всякие — в огонь. Девок — в подклеть.

— Можно и так. Но, пока ты всех девок переберешь, глядь, а войско у врага снова при оружии, при золоте. Капища стоят еще выше.

— Так и бывает, но поделать тут ничего нельзя.

— Нужно разбираться, отчего у них деньги прибывают, за что они бьются, кто у них вожди, каковы мысли вождей. Как и кому они молятся.

— На войне, Федя столь глубоко копать недосуг.

— А в собственном огороде? Можно ведь и покопать? Вот скажу я тебе, что архиепископ такой-то и епископы такие-то замыслили измену…

— Архиепископа можешь не сказывать, я Никандра давно приметил. А епископов скажи.

— … и ты их, как водится, спалишь живьем…

— Почему? Могу и сварить, — как пожелаешь.

— … но на их месте другие появятся, всех не переваришь.

— Ладно, — Грозному надоела вязкая беседа, — говори задумки.

— Я предлагаю сделать вид, что ничего не происходит. Внимательно следить за Крестовым братством. Узнать всех его членов. Надзирать за всеми движениями. А выжечь всегда успеем.

— Смотри мне! Успеешь! Чего там еще вызнавать?

— Охота, государь, не только вред предотвратить, но и пользу добыть. Есть несколько вопросов. Ответим на них, и государство может вперед шагнуть, засиять ярче Царьграда!

— Что за вопросы?

— Ну, например, нужна ли государству церковь? Не сам ли государь должен быть митрополитом, а то и патриархом?

— Резво скачешь! Давай еще!

— Нужна ли нам столица? Царь ли в столице, или столица там, где царь?

— Это ты правильно спрашиваешь. Еще давай! — Грозный будто в баньке парился под Федиными вопросами, и просил еще пару поддать.

— И что есть дворянство? Кто тебе вернее служит — Данила Сомов с Григорием Скуратовым или «братья» Тучковы, Шуйские, Старицкие?

— А полегче ничего не спросишь?

— Каковы города нужны на Руси? Как Новгород, или как Тмутаракань?

— Новгород нам непонятен.

— Он и Никандру непонятен. Вот они о Новгороде целый трактат сочинили.

Федя показал царю трубку со свитком и тут же пожалел об этом.

— Давай сюда. Прочту по свободе.

Грозный свернул беседу и сказал на прощанье:

— Ты мне на эти вопросы сам ответь. А я твои ответы своим умом проверю.

Смирной ушел, Грозный до ужина читал свиток, возмущенно крякал, вскрикивал и даже стонал. Потом снова вызвал Федора и приказал сохранить трактат в библиотеке.

Смирной вышел из палаты и удостоился ревнивых взглядов нескольких думских бояр. Бояре были приглашены на ужин, но не в совет. Зато советника Смирного на ужин не звали, и это немного смягчало ущемление боярского достоинства. Дьяк иноземных дел Иван Михайлович Висковатый, так и не собравшийся отъехать в Прибалтику, даже соизволил спросить Федю:

— Слышь, как тебя? — что государь? Как почивал?

Федя ответил с открытой улыбкой:

— Государь нынче днем не спал.

— А что говорил?

— Он не много говорил, все больше слушал. Я ему сказки сказываю.

— Об чем?

— Ну, вот, хоть об Иване-дураке. Что ему, дураку, на Руси легко живется. Думать ему не надо, за него царь думает.

Федя ушел, а Висковатый заскучал: «Может, нужно было ехать?».

Глава 23. За пять лет до пришествия Антихриста

В Благовещенском соборе появился новый причетник — отец Герасим, обыкновенный человек средних лет и скромной наружности. Перемены среди служащих дворцовой церкви происходили в связи с назначением царского духовника Андрея.

В конце лета Федор Смирной вплотную занялся ответами на вопросы, которые сам задал царю на свою голову. Ежевечерне занимался в библиотеке, и его шаги под каменными сводами подземного хода уже не пугали мышей. Но однажды ритм шагов сбился, каблуки застучали дробно, будто шел не молодой человек, твердый в походке, а развинченный четвероногий. Например, конь Тимоха, — если б дурак вдруг дался подковаться. Или кот Истома, — если б не брезговал носить сапоги. У входа в хранилище Смирной притормозил, завозился с ключами, придержал дыхание и не топотал своими, «передними» ногами. «Задние» ноги по инерции сделали несколько шагов, и Федор четко отделил их звук от стука собственного сердца.

Ну, что тут делать?

Кричать и метаться в ужасе, спасаясь от подземных сил?

Молиться? Но о чем конкретно?

Пойти навстречу и посчитать привидению зубы?

Нет, лучше посмотреть и подумать.

Из стены перед библиотечной дверью выпирал камень. На него Смирной обычно ставил свечку, пока отмыкал замок. Теперь он оставил свечку на камне и вошел в хранилище. Там нашел еще одну, поджег от первой, замурлыкал песню о лихом разбойнике и закрыл за собой дверь. Вторую свечу поставил на пол под стену так, чтобы она давала общий свет, но не бросала Федину тень на щелястую дверь. Подошел к двери, приник к щели.

Ох, как здорово все было видно! — и пустой переход, и паутину под сводом, и человека, осторожно пробирающегося вдоль стены. Это был новый причетник Герасим.

Вот он выходит на площадку перед дверью, но не наступает на световой круг, не тревожит вытоптанный земляной пол.

«А, брат! — думает Смирной, — это ты света не любишь, или боишься следы затоптать? Принимаем второе».

Герасим склонился, рассматривая пол.

«Зачем тебе мои следы, или ты не знаешь, за кем шел? Нет. Ты смотришь, кто сюда еще ходит! Никто не ходит, брат! А ты не так прост, если сыском занимаешься. Придется тебя изучить».

Причетник прекратил наблюдение за полом и прилип к двери.

Федор стал ходить по хранилищу, двигать сундуки, запел о разбойнике по второму кругу. Потом сделал шаг к двери, поднял с пола свечку, повел ею в сторону. За дверью послышались удаляющиеся шаги.

Следующим утром подьячий Поместного приказа Иван Глухов получил запрос: что за человек Герасим, откуда взялся, по каким монашеским дорогам влачил свой крест. Короче, кто его послал.

Глухову удобно было расследовать Герасима. Его приказ создавался пять лет назад для управления поместными и вотчинными землями. Он наделял дворян землей по решению Разрядного приказа, вел учет опустевших, выморочных поместий, военных потерь и приобретений, продаж, обменов. Был у «помещиков» и отдельный, «монастырский сундук». В него сбрасывались дела, так или иначе связанные с монастырскими и церковными землями. Многие мирские земли при жизни хозяев завещались или жертвовались монастырям, и царя Ивана это очень раздражало: «Так они всю Русь постригут!». Ивану стоило немалых усилий возвращать земли в гражданское и сельское пользование. Приходилось выменивать их у монастырей на привилегии или закрытие воровских дел.