– Забавно… – Доминика взяла сестру за руку и отвела ее подальше от епископа. – Поговорим об этом позже.

Перед девушками неожиданно возник отец Доминики.

– Чудесно выглядишь, племянница, – приветствовал Никколо Лали и на правах родственника поцеловал племянницу в щеку. Затем с упреком посмотрел на свою дочь. – Ты совсем перестала бывать в своем родном доме.

– Я решила помочь Мальвине освоиться в Бельфлере.

– Ты всегда заботишься о других, а о своем старом отце и думать забыла.

– Стариком тебя назвать может лишь глупец и слепец. Что же касается нашего дома… – Доминика недовольно поморщилась. – Не хочу подстраиваться под нашу несносную матушку. Она даже святого замучает своими нравоучениями. Вот и сегодня не соизволила приехать на праздник.

– Что поделать, – пожал плечами Никколо. – У нее разболелась голова.

– И теперь начнет распекать нас обоих, – Доминика хихикнула, – за то, что мы оставили ее в одиночестве в Уциано. А как поживают ее драгоценные родители, мои дедушка с бабушкой?

– Уже месяц как отбыли в Милан. Собираются подыскать тебе нового мужа.

– Я их об этом не просила, – заметно напряглась Доминика.

– Твоя свадьба с Карриоццо расстроилась, и чтобы избежать толков, следует поторопиться устроить твое замужество, – изображая глубокое сожаление, произнес Никколо и повернулся к Лали: – Не могу не любоваться твоей красотой. Людовико уверяет, что ты удивительно похожа на покойную графиню де Бельфлер, но мне кажется, при ближайшем рассмотрении в тебе угадываются черты твоей матушки. Этот чудесный взгляд цвета спелой вишни, в которой играет солнце, эта забавная привычка морщить носик… и плечами она вот так же застенчиво пожимала… Твоя матушка была восхитительна. Жаль, что она не может увидеть, что красота ее дочери превосходит ее собственную, – с этими словами погрустневший Никколо склонил голову и коснулся губами руки племянницы.

– Вы помните ее? – с жадным интересом спросила Лали.

Отец рассказывал ей о рано умершей матери, но девушке хотелось знать намного больше. Печально улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям, дель Уциано отпустил ее руку.

– Конечно. А теперь прошу простить меня, сеньорита. Я вижу старого друга, с которым хочу поговорить.

– Брак моих родителей счастливым назвать сложно, – вздохнув, сказала Доминика, когда ее отец отошел от них к какому-то вельможе.

– Отчего? Из-за болезни твоей матушки?

– Она здорова не меньше, чем мы с тобой. Мои родители не выносят друг друга. Поэтому в гости ездят чаще всего поодиночке. А перед выездом вступают в мирные переговоры, решая, кто из них примет следующее приглашение.

– Как странно…

– Мама говорит, что отец даже не пытался полюбить ее. Вроде бы, всю жизнь любил одну женщину, но она вышла за другого, а потом умерла. И теперь мои родители мучают друг друга.

– Как грустно. Ужасно потерять свою любовь.

– А я думаю, что нельзя изводить себя понапрасну. Если не повезло в любви, нельзя отчаиваться и закрывать сердце для нового, быть может, более сильного чувства.

Лали уловила горечь, прозвучавшую в словах сестры, несмотря на то, что кузина убеждала надеяться на лучшее. Сумеет ли Доминика забыть Филиппе и встретить новую любовь? А сама Лали? Если она не справится со своим страдающим сердцем, то, наверно, состарится, так и не узнав счастье ответного чувства.

– Не расстраивайся так, – Доминика заметила слезы, дрожащие в глазах Лали, и истолковала по-своему: – Мои родители вполне довольны своей судьбой и возможностью развлекаться вне дома, и кузина неожиданно пихнула Лали в бок. – А вот у нас с тобой все будет иначе. Улыбайся.

Девушка послушно изобразила улыбку и тут же замерла. В нескольких шагах от нее стоял прекрасно одетый знатный синьор, и на его смуглом лице светились светлые глаза. Те самые, что когда-то давно, в прежней жизни, горели желанием, а затем обожгли ледяным отчуждением.

В сердце больно кольнуло. Еле слышно вздохнув, Лали шагнула вперед, чтобы приветствовать Антонио. Но ей не удалось этого сделать, потому что в это самое мгновение всех позвали за стол.

54

Сосед слева был весьма рад тому, что рядом с ним сидит очаровательная дочь де Бельфлера. Бенедетто де Мессино оказался настолько общительным и веселым, что сумел отвлечь Лали от мыслей об Антонио. В разговоре он то и дело дотрагивался до руки девушки, его прикосновения выглядели вполне невинно, но немного смущали Лали. Намного сильнее ее беспокоили взгляды двух мужчин: епископа Строцци, который исподтишка наблюдал за ней, хотя при этом беседовал с остальными гостями, и – Карриоццо, сжигающего ее сердитым взглядом. Неужели в нем вновь заиграла ревность?

Рядом с Антонио сидел весьма похожий на него стройный юноша, и Лали сообразила, что видит младшего Карриоццо. Доминика как-то обмолвилась, что ее бывший жених превосходил в красоте старшего брата, и, пожалуй, была права. Лали с любопытством рассматривала Филиппо, удивляясь тому, что кузина так легко решилась разорвать помолвку с этим красавчиком.

– Я приветствую возвращение на землю Пармы того, кто вернул мне мою дочь. За Антонио ди Карриоццо, – граф Людовико высоко поднял свой бокал. – И за союз наших семей!

– За счастливое возвращение вашей дочери, – произнес в ответ Антонио. Не отрывая глаз от Бельфлера, он выпил свой бокал до дна и со стуком поставил его на стол. – Желаю вашей дочери побыстрее найти супруга. Полагаю, это будет несложно сделать, если вы не поскупитесь на приданое.

В зале воцарилось неловкое молчание, затем раздались вздохи сожаления и удивления. Чувствуя на себе бесчисленные участливые взгляды, Лали густо покраснела, но тут же выпрямилась. Губы дрожали, а мокрые глаза были устремлены на человека, оскорбившего ее прилюдно.

– Жаль, что в Парме нет обычаев, подобных тем, что приняты в Стамбуле. Я слышала, что у вас денежные проблемы. На берегах Босфора вы вряд ли сумели бы купить себе даже одну жену! – во всеуслышание заявила она.

– Я привык надеяться лишь на самого себя, сеньорита Мальвина де Бельфлер, – Антонио не отрывал ледяного взгляда от ее лица. – И не унижусь, чтобы жениться ради денег. Что же касается Стамбула… – он зло усмехнулся. – Вам лучше, чем остальным присутствующим, известно, какую цену платят за женщин на рынках Османской империи. Помогая вам вернуться на родину, я предполагал увидеть вас счастливой, сеньорита. Неужели вы сожалеете о нашем совместном путешествии?

– Весьма сожалею о том, что была полной дурой и доверилась ледяной глыбе! – зарычала Лали в лицо наглецу, предавшему ее чувства.

Гости, забыв обо всем и затаив дыхание, ждали развязки, и разъяренный Антонио стиснул челюсти. Если раньше все лишь шепотом строили догадки об их взаимоотношениях, то теперь начнут обсуждать во всеуслышание. Девчонка сошла с ума. Неужели она не понимает, что он держится так холодно и отстраненно лишь затем, чтобы заставить всех поверить в то, что между ними ничего не было и быть не могло?

– Ты оскорбил мою дочь, Антонио ди Карриоццо. Завтра на турнире ты заплатишь за свои неучтивые слова, – мрачно процедил де Бельфлер.

– Думаешь справиться со мной? – Антонио криво усмехнулся. – Неужели не все силы оставил в постели молодой жены?

Людовико с трудом сдержал себя, чтобы прямо сейчас не устроить взбучку наглому юнцу. Бросив мрачный взгляд на испуганное лицо Монны, он медленно опустился в кресло, и, раздувая крылья носа, угрожающе произнес:

– Ты узнаешь об этом на турнире.

– Именно для этого я и явился сюда.

Антонио с вызывающим видом осушил полный бокал вина, затем встал из-за стола и, печатая шаг, вышел из зала. Филиппо последовал за ним.

Было выпито огромное количество вина прежде, чем в зале вновь воцарилось веселое настроение.

Но Лали не замечала ни выступлений акробатов, ни музыки, ни танцев – она была в ужасе от того, что только что произошло. «Что происходит? Зачем Антонио поссорился с моим отцом? Чего он добивается? Почему оскорбил меня? – в ужасе размышляла она. – Он до сих пор любит Монну. И теперь задумал на поединке поставить точку в этой истории – освободить Монну от супруга или погибнуть самому. Что произойдет завтра? Неужели один из них должен погибнуть! Отец, которого она успела полюбить? Или человек, завладевший ее сердцем?»