34

По приказу капитана для Лали натянули шатер на носу галеры, и теперь девушка почти все время проводила на верхней палубе, не привлекая любопытные глаза мужчин. За неделю плавания Лали успела привыкнуть к Франческо и была очень благодарна за заботу о ней: несмотря на морской ветер, воздух днем был невыносимо душным, и находиться в каюте было настоящей пыткой. Порой Лали сравнивала Антонио и его кузена и находила, что капитан был, пожалуй, привлекательнее Карриоццо. Крепкий, сильный, гибкий, как кошка, Франческо был несомненно умелым воином и обаятельным мужчиной. На его закаленном солнцем и морским ветром лице отражением аквамариновой волны блестели ясные синие глаза, в которых постоянно играли смешливые искорки, а улыбчивые губы обрамляли золотистые усы и светлая бородка. Одевался капитан с намеренной роскошью: статную фигуру прекрасно подчеркивал нарядный камзол с прорезями, в которых виднелись рукава белоснежной рубашки; сильные ноги облегали темные бархатные бриджи и высокие сапоги с пряжками; курчавые, с легкой сединой волосы прикрывала черная шляпа, украшенная пряжкой с чудесным сапфиром. После достопамятной стычки в первый день плавания Франческо старался поменьше общаться с Лали и лишь издали с усмешкой наблюдал за тем, как развиваются отношения между девушкой и Антонио: мирную перепалку то и дело сменяло упрямое взаимное молчание.

После первой ночи на корабле Антонио подвесил в каюте гамак и спал теперь только в нем, не делая ни малейших попыток забраться в постель своей спутницы. Он вел себя так, словно и впрямь был евнухом. Даже ни разу не пробовал поцеловать Лали. Наблюдая за ним, девушка злилась и начинала придираться без всякого повода. Но сердилась она большей частью на саму себя. Проклятое гаремное воспитание заставляло ее изнывать от желания постельных утех. Да и злосчастный опыт в ненавистных объятиях Мехмеда не прошел для нее бесследно.

– Скучно… – Лали наморщила носик, перекатывая в ладони кубики из слоновой кости, которые они бросали уже около получаса.

Чаще всего Антонио днем находился возле капитана, но сегодня решил спрятаться от палящего солнца в ее шатре и, чтобы чем-то занять себя и Лали, предложил ей игру в кости.

– Эта игра пользуется большой популярностью по всей Европе, – хмыкнул Антонио. – Мой брат Филиппо очень любил в нее играть, хотя чаще всего проигрывал.

– Мне больше нравятся шахматы, – девушка потянулась, как кошка, поудобнее устраиваясь на ковре.

– Ты когда-нибудь забудешь свои восточные привычки? – нахмурился Антонио.

Девушка обиженно взглянула на него.

– В шахматах нет ничего дурного. А в остальном я прилежно выполняю все твои указания: приподнимаю юбки и делаю мелкие шаги при ходьбе, разговариваю по-итальянски и не ругаюсь по-турецки, пытаюсь привыкнуть к этой ужасной еде…

– И отказываешься носить шляпу, чтобы уберечь свою светлую кожу от солнца, – Антонио с улыбкой дотронулся до веснушек, щедро усеявших ее маленький носик.

Смутившись от его нежного прикосновения, Лали опустила глаза, но тут же вскочила на ноги и легкой птицей покинула шатер. Антонио последовал за ней.

– Я люблю солнце, – заявила девушка, гордо подставив лицо солнцу. – Солнце и тепло.

– Спешу тебя огорчить: в Италии солнце светит не так жарко, как в Стамбуле. Особенно в то время, когда лето закончилось. Наверно, именно по этой причине большинство детей рождаются ближе к осени.

– Почему?

В глазах Антонио заискрилось лукавое веселье.

– Когда тучи проливаются на землю дождем, а ветер так холоден, что щиплет щеки, лучшее место на земле – в постели с возлюбленной.

Заставив себя не опускать глаз, Лали с трудом вздохнула.

– Ты это знаешь по личному опыту?

Вместо ответа на столь откровенный вопрос Антонио нахмурился и уставился немигающим взглядом в глаза девушки. Молчание стало невыносимо жарким. Натянуто улыбнувшись, Лали поспешила удалиться в каюту.

Он не позволил ей закрыть дверь перед его носом.

– Что ты хочешь от меня, кара миа?

Лали сердито нахмурилась. Ее мучитель прекрасно знает ответ, но требует, чтобы она в очередной раз призналась ему в этом. Что ж, ей не составит труда произнести нужные слова, если он желает их слышать.

– Я хочу тебя, – четко сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Хочу, узнать то, что знаешь ты, но не хочешь мне дать.

В светлых глазах Антонио заблестели легкие молнии, как бывает перед грозой в жаркий полдень.

– Я тоже хочу тебя, – выдохнул Карриоццо, тяжело дыша.

– Тогда почему…

– Не сейчас. Я хочу быть честным перед самим собой. Если нам суждено быть вместе, то рано или поздно это все равно произойдет, – склонившись, мужчина легко поцеловал ее в губы и тут же отошел к двери.

Лали рванулась к нему с блестящими от слез глазами.

– Больше я просить тебя не буду! – прошипела она.

– Чудесно. Наконец-то мы поняли друг друга, – кивнул головой Антонио и вышел из каюты.

Терпение Лали лопнуло. Сбросив с ноги туфлю, она запустила ее в дверь.

– Можешь больше сюда не приходить! Ступай к своему Франческо!

– Отлично, – Карриоццо заглянул в каюту и усмехнулся: – Забыл сказать: мне надоело быть твоим слугой и таскать сюда подносы с едой. Проголодаешься – приходи к Франческо. Ужин, как обычно, перед заходом солнца.

35

Разозлившись, Лали решила забыть о еде, но желудок возмутился против такого издевательства.

«Ты пожалеешь, Антонио ди Карриоццо. Очень пожалеешь. Я объявляю тебе войну».

Когда девушка вошла в каюту капитана, мужчины уплетали за обе щеки жареную рыбу и едва взглянули на нее. Лали, помедлив, окинула взглядом каюту и уселась в кресло рядом с Антонио. Не отрывая взгляда от тарелки, Карриоццо хмуро буркнул:

– Садись напротив.

Сердито прищурившись, девушка пересела к капитану и в упор взглянула на Антонио. А он уже сосредоточил свое внимание на бокале с вином. Краем глаза Лали заметила, что плечи Франческо дрожат от смеха. «Ах, так! Держитесь, синьор, сейчас вам будет не до смеха!»

Не спуская глаз с Антонио, Лали грациозно приподнялась и легко пересела на подлокотник кресла, в котором развалился капитан. Ласковая ручка нежно обвила шею капитана, а сама девушка сладко вздохнула и опустила голову на плечо Франческо.

С лица Лоредано мгновенно исчезла улыбка. Нахмурившись, Франческо взглянул на губы девушки, опустил взгляд на ее грудь, выглядывающую из откровенного выреза ее платья, затем изумленно уставился на Антонио и растерянно пожал плечами. А Лали, невинно взмахнув ресницами, улыбнулась и выпустила нектар из своих сладких вишневых очей в лицо Карриоццо.

Рыба и вино его больше не интересовали.

– Не забывайся! – зарычал он и отшвырнул прочь салфетку. – Что ты себе позволяешь?!

– А что дурного я сделала? Ты велел мне сесть напротив тебя, и я выполнила твое повеление.

– Женщине дозволительно сидеть подобным образом лишь подле своего мужа или любовника.

– Я подумаю над этим, – промурлыкала Лали, не собираясь пересаживаться. – Кстати, Франческо не находит ничего дурного в моем поведении.

После этих слов пересел в другое кресло сам капитан. А Лали, как ни в чем не бывало, устроилась поудобнее на его месте.

В кают-компании повисло напряженное молчание, которое нарушил смуглый кок, вошедший в каюту. Он принес новое блюдо с едой.

– Синьор Карриоццо велел приготовить их специально для вас.

Сморщив носик при странном запахе, Лали наклонилась, и принялась рассматривать еду.

– Я не хочу это есть.

– Почему? Это морские устрицы. Неужели ты их никогда не пробовала? Ах да, я забыл, что в гареме приветствуется лишь сладкая и жирная пища. Именно потому там женщины столь объемные. А потом удивляются, отчего мужья выбирают себе на ночь молоденьких стройных наложниц.

Собрав все свое мужество, Лали попыталась прикоснуться к непривычному кушанью, но тут же отвернулась и покачала головой. Питаться подобной дрянью для нее было невыносимо. Отодвинув подальше тарелку, девушка с раздражением уставилась на Антонио, который с видимым удовольствием наслаждался рыбой и тушеными баклажанами. Отчего бы ему не предложить ей кусочек-другой? Но негодяй лишь довольно щурился, словно сытый кот, играющий с мышкой. И мышка, кажется, именно она сама.