Мне Родина всегда казалась ямой,

В которой бродит одинокий бык

Россию я не называю мамой —

Я с детства знаю, что она мужик.

Мы повстречали его вечером возле реки,

Он не пытался бежать — мы бы достали его,

Он как-то сразу обмяк и положил автомат.

Я в документы взглянул — ясно, что он убежал.

Мы повернули назад — нужно успеть дотемна;

Он все просил не держать дуло за самой спиной:

"Можешь случайно нажать" — ясно, что он убежал.

В штабе он молча сидел, в руки уткнувши лицо,

Я все кричал: "Почему?", в дело я что-то писал.

Он не сказал ничего — ясно, что он убежал.

Только под самый конец он так устало сказал

"Мальчик, ну что ты кричишь, мальчик, тебе не понять —

Нет у меня ничего — нечего мне защищать.

Нам идти уже совсем немного,

Летний день — веселый балабол!

  Он устало смотрит за дорогой,

  Языком катая валидол.

Мы глядим на облака и солнце,

Зная, что в последний раз живем,

  А она навстречу нам несется,

  И водитель умер за рулем.

Давно мы первые шаги

Прошли с тобой на этом свете.

Мы думали, что мы враги,

А оказалось — просто дети.

Давай присядем и решим,

В чем мы правы и в чем грешим.

Нельзя расстаться нам врагами

Перед последними шагами.

Ты на меня шла, как на дзот —

Без жестов и вопросов,

И грудью мне закрыла рот,

Как Александр Матросов.

Что б этот мир не смог пропасть

От злых стихов моих,

Ты сиськой мне заткнула пасть,

И, счастлив, я притих.

Девка мало весит,

Чем ужасно бесит —

Хочется к груди прижать

И на задницу нажать.

Я — девчонка слабая,

потому как баба я.

Но зато уж баба я

Далеко не слабая:

сяду я в своем углу

на иглу.

И сижу в своем угле

на игле.

Слушай, старик, да не брал я твою Бриссеиду,

Город не взят, и до женщин ли мне, предводителю ратей?

Вряд ли богиня воспеть пожелает твой гнев и обиду,

Ибо обиды твоей я не видывал придурковатей.

То, что отнять захочу, защищать-то без толку,

А не беру, так на кой тогда черт тебе бегать?

Благо Афина пока еще держит за холку,

Ну, как отпустит? И что мне тогда с тобой делать?

Тот, кто над жизнью не чувствует скрежет скрижалей,

Тот беззащитней в ней. нежели здесь, на бумаге.

Нет, окунув, тебя все-таки передержали,

Некой болезни кессонной добавив к броне и отваге.

Что ты, как тот сикофант, кагебистишь за мною?

Ясно же — целят в меня и всегда попадают… в реестры.

И без тебя мне довольно забот за стеной крепостною,

Дома ж хватает гадюки моей — Клитемнестры

Ко мне заезжал то с женой, то с подругой,

Чтоб выпить слегка и слегка поболтать,

Читала подруга в качалке упругой,

Стелила жена гостевую кровать.

Как это умел он в себе совмещать,

И как он живет внутри этого круга,

Я так и не смог разглядеть и понять,

К нему наезжая с женой и подругой.

В Саргассовом море, в заливе Креста,

Встречалась сардина с сардиной.

И раз в холодину к сардине пристал

Сардин под огромною льдиной.

Недолго в ночи целовались они

В суровом Саргассовом море —

Рыбацкий баркас, потушивший огни,

Сетями их выловил вскоре

И их заковали в проклятую жесть,

Разрезав их на половинки.

Но ужас! У нашей сардины уже

Под сердцем стучала сардинка

И в час, когда мы собрались у стола,

Случилось такое! — Она родила

Я банку открыл и увидел, что в ней

Спрессована в соке томатном

Живая сардинка Бенгальских морей,

И стало мне вдруг неприятно.

Я бросил сардину в граненый стакан —

Я ей умереть не позволю!

Помчался на поезде в Узбекистан,

Поближе к Саргассову морю.

И бросил сардину в морскую волну,

В тугую волну штормовую,

И счастлив был тем, что я спас хоть одну

Невинную душу живую.