— Тут не подозрение, тут скорее предчувствие, — несколько смущенно ответила Вера.

— А теперь вы ссылаетесь на сферу подсознательных явлений. Все эти научные экскурсы, разумеется, весьма полезны. Но если я сказал вам, что у меня есть много времени, это еще не значит, что мы можем говорить о посторонних вещах до завтрашнего утра. Ну же, товарищ Танева! Мы надеемся на таких, как вы, ждем от вас активной помощи, а не дополнительных осложнений. Оставьте предчувствие и переходите к фактам!

— В тех фактах, что мне известны, нет ничего сенсационного. Просто во время его встреч с Медаровым я почувствовала, что этот человек его боится.

— А чего, по-вашему, он мог бояться?

— Не могу сказать вам этого со всей определенностью.

— Товарищ Танева!.. — начал я.

— Знаю, слышала уже, что я сознательная гражданка и что вы ждете от меня помощи… — несколько раздраженно перебила меня Вера. — Поймите наконец, что я не знаю ничего конкретного.

— Я человек скромный. Удовлетворюсь и неконкретным.

— Это неконкретное состоит в том, что Медаров боялся Танева. Старик никогда не говорил ни о ком другом, кроме Танева. Его мысли постоянно были связаны с Таневым. Между этими людьми существовали, вероятно, какие-то старые счеты, и мне казалось, что беспокойство Медарова было связано с мыслями о Таневе.

— Это уже более определенно. Какие счеты собирался свести Медаров с вашим дядей?

Вера недовольно посмотрела на меня.

— Я называю его «Танев», а вы все время повторяете: «Ваш дядя»…

— Ну и что? Ведь он действительно ваш дядя, брат вашей матери.

— Может, он и мой дядя, но я лично родственником его не считаю. К вашему сведению, я решила уйти из этой квартиры; если вы меня здесь застали, то только потому, что я не подыскала пока нового жилья.

— Когда у вас впервые возникла неприязнь к вашему дяде? Извините, к Таневу? И почему?

— Из-за его прошлого и отчасти из-за настоящего…

Вера поднялась, достала из ящика стола сигареты и закурила. Потом снова села. Я терпеливо ждал. Когда разговариваешь с людьми, нужно уметь не только задавать вопросы, но и терпеливо ждать. Если же пауза слишком затягивается, можно закурить самому, что я и сделал.

— Когда я сюда пришла, — начала Вера, — я почти ничего не знала о прошлом Танева, кроме того, что когда-то он был богат, торговал. На каникулы я поехала в Видин. Узнав, что я поселилась у Танева, моя мать страшно рассердилась. От нее-то я и узнала, что торговля Танева вовсе не была такой невинной, что у него были связи с гитлеровцами и всякие такие дела и что Танева после Девятого даже условно осудили. Месяца три назад пришел Медаров. Я сказала ему, что Танев уехал в провинцию и предупредил меня, что вернется не скоро. Но, несмотря на это, Медаров приходил каждый вечер. Только я вернусь из поликлиники, как он уже звонит. «Нет Танева», — говорю. А старик смотрит, словно не понимает. «А нельзя ли, — спрашивает, — войти подождать его?» — «Сколько же вы будете его ждать? — говорю. — Разве вы не поняли, что он уехал надолго?» — «Хорошо», — говорит. А на другой день он опять тут как тут. В конце концов не знаю как, но он познакомился с Мими, и в один прекрасный день я прихожу — он сидит в холле. С тех пор он заявлялся к нам каждый день. Выпивали они с Мими. Она специально для него держала бутылку мастики, старик ничего другого не пил. Пили, ясное дело, на деньги Медарова. Потом он неожиданно исчез.

— Когда?

— Когда? — Вера подняла глаза кверху, словно подсчитывая мысленно дни. — Да так с месяц назад.

— И больше не появлялся?

— Ни разу. Я даже спросила Мими, куда девался ее кавалер. Та только плечами пожала.

— Танев тоже не появлялся?

— Нет.

— Может, он приходил, когда вы были на работе?

— Возможно. Но не думаю…

— Почему?

— Потому что, если бы он приходил, я бы это почувствовала. У меня очень тонкое обоняние, а он всегда выливает на себя какой-то отвратительный одеколон, что-то среднее между сиренью и йодной настойкой. Войдет в комнату, а после целый день проветривать надо.

— А что, если он временно перестал душиться?

— Нет, это невозможно. Танев человек устоявшихся привычек.

— Эге, да вы его хорошо знаете! Но продолжайте.

— Я сказала вам почти все, что знаю.

— Речь шла о том, что Медаров боится Танева… — напомнил я.

— Ах да. Я немножко отвлеклась. Я еще хотела узнать у Медарова что-нибудь о «Комете» и об аферах Танева с нацистами. Но тот молчал. Только однажды, когда Мими вышла на кухню, старик не выдержал и сказал мне: «Ваш дядя — опасный человек… Очень опасный… Имейте это в виду».

— По какому поводу он говорил это?

— Я поинтересовалась, как случилось, что его, Медарова, осудили на тридцать лет, а Танев выкрутился. Старик, как всегда, уклонился от ответа. «Вы, наверное, взяли на себя его вину, — говорю, — а я бы на вашем месте не стала его покрывать». Тогда Медаров наклонился ко мне близко-близко, как сейчас помню, и прошептал: «Ваш дядя — опасный человек».

— Гм… А что вы подумали при этом?

— Я не знала, что и подумать, — пожала плечами Вера. — Со мной Танев играл роль кавалера и любезного хозяина. Чересчур галантный и вечно надушенный пожилой мужчина, который то и дело предлагает вам коньяк и старые анекдоты… И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что этот самый Танев не моргнув глазом убил бы человека, если бы это принесло ему пользу.

— А на что, собственно говоря, он жил?

— Я и сама не раз задавала себе этот вопрос… Когда-то во время процесса его имущество конфисковали. Потом, после смерти своего отца, Танев унаследовал его квартиру и небольшую дачу в предместье. Поговаривали, будто старик оставил ему кое-что «про черный день». Но правда ли это и сколько, об этом знает только Танев.

— Я слышал, у Танева есть машина.

— Да. На ней он и уехал. Есть машина, тратит кругленькие суммочки на «посетительниц»…

— Наверное, и на Мими…

— Этого я не знаю. Обратитесь к ней. Она человек разговорчивый, общительный, от нее сами узнаете то, что вас интересует.

— Хорошо, — кивнул я. — Раз она человек общительный, мы быстро найдем общий язык.

Вера испытующе взглянула на меня.

— Что, хотите угадать, сколько мне лет? — спросил я.

Она рассмеялась.

— Для нас, — говорю я, — самыми тяжелыми пациентами являются два типа людей: одних спрашиваешь, как они провели вчерашний день, а они начинают с воспоминаний детства. А из других клещами слова не вытянешь.

— В профессии врача то же самое, — заметила Вера. — Поэтому-то я и выбрала детей.

— Хороший выбор, — признал я. — К сожалению, с детьми мне встречаться приходится редко.

— А детская преступность?..

— Это не по моей части. Я расследую убийства.

Вера бросила на меня быстрый взгляд.

— Значит…

— Да нет, — говорю, — ничего не значит. И вообще, думайте больше о своих делах, а мои оставьте мне. И не проговоритесь никому, что я был здесь.

— Не беспокойтесь. Ко мне почти никто не приходит.

— Я вам доверяю, — кивнул я, поднимаясь с табуретки. Взглянув на громадный букет хризантем, я сказал: — Какие свежие цветы!.. Будто только что срезаны. Вы сами себе покупаете цветы или… вам их дарят?

— Э-э-э, инспектор… — предостерегающе протянула Вера.

— Простите, профессиональный дефект. Привык задавать вопросы, и иногда инерция заводит тебя дальше дозволенного. А эта ваша Сусанна, то есть Мими, дома?

— Вряд ли, — сказала Вера. — Ее присутствие всегда озвучено музыкально. Если не слышно радиолы, значит еще не вернулась.

— Как вы считаете, — спросил я, — не подождать ли мне ее?

— Боже мой, с некоторых пор каждый, кто сюда приходит, хочет кого-то подождать! Ждите, если охота. Только не думаю, что вам повезет. Теперь она «живет»!

— А мы что? Агонизируем?

— Мы существуем, а она живет: ходит по ресторанам, танцует, следит за новинками эстрады, бывает в барах, берет от жизни все!