Итак, этот «другой» опережает тебя с самого начала. Главное, во времени. У него есть возможность не только спокойно обдумать свое преступление, не только осуществить его, но и употребить все силы на то, чтобы замести следы. После этого тебе говорят, что можно стартовать. На первый взгляд дело безнадежное. Но так думают только самые нетерпеливые и слабые духом, ибо этот «другой», совершив все, что намеревался, может только ждать твоего хода. Он не в силах ни исправить содеянное, ни избежать ошибок, которые он уже допустил. А ты можешь действовать любыми путями, испробовать все способы следствия, все приемы, нужно только научиться видеть дальше кончика своего носа.

Я взглянул в окно на небо, которое начало уже темнеть. Есть же счастливые люди! В это время они собираются идти домой. Моя знакомая, например, в это время, наверное, складывает в портфель стопку тетрадей с контрольными работами и выходит из школы. Не помню, говорил ли я вам, что она живет в Пернике. Это рукой подать, если иметь в виду современный прогресс транспорта. Не будь у меня неотложных дел, я сегодня же отправился бы туда.

Был я там лишь однажды, совсем недавно — в эту пору год назад. Я как раз тогда завершил одно дело, и мне показалось, что пора заняться и личными делами. Вы, наверное, уже догадались, что я не к тетушке своей в гости собирался. Направился я, значит, на вокзал. На площади Ленина на трамвайной остановке заметил магазин цветов и вспомнил, что с пустыми руками в гости не ходят. Зашел в магазин и наугад указал на цветы:

— Прошу вас, сделайте хороший букет.

Девушка подняла на меня глаза.

— Умер кто-то из ваших близких? — с сочувствием в голосе спросила она.

Ненавижу я людей, которые любят всех обо всем расспрашивать. Есть профессии, где без этого не обойтись, но, мне думается, продавщицы цветочных магазинов не относятся к людям таких профессий. И что это со мной все разговаривают о мертвых?

— Никто не умер, — сухо сказал я. — С чего вы взяли?

— Я только спросила, — ответила девушка. — Такие цветы покупают чаще всего для похорон…

— Гм… Я не знал, что в цветах есть такое четкое разграничение функций. Мне нужны цветы для молодой дамы. Живой. Живой и здоровой.

— Так бы сразу и говорили, — улыбнулась девушка. — Тогда я сделаю букет из гладиолусов…

— Делайте из чего хотите, — сказал я. — Только чтобы букет был красивым и чтобы я получил его до наступления ночи…

Букет действительно вышел красивый. И большой. Правда, я боялся, что кто-нибудь из коллег может увидеть меня на вокзале с этой флорой, которую я прижимал к груди, как маленького ребенка. Как бы там ни было, но профессиональная ловкость помогла мне проскользнуть в вагон и прибыть в Перник инкогнито. Тут, однако, меня ожидало новое испытание.

— Ее нет, — сказала хозяйка, удивленно разглядывая букет, завернутый в целлофан.

— Где же она?

— Не знаю. Она ничего не говорила. Если ее в школе нет, значит, наверное, поехала в Софию к матери.

— Ладно, — сказал я. — Пойду в школу. А если она тем временем вернется, скажите, что ее хотел видеть Антонов и что он зайдет еще раз. Кстати, где школа?

Хозяйка охотно и толково объяснила мне, как пройти к школе, все еще удивленно разглядывая букет. Можно подумать, что она впервые видит гладиолусы.

Моей знакомой не было и в школе. Повторная проверка показала, что домой она не возвращалась. Самым правильным было бы отправиться в обратный путь. Хорошо, а цветы? Одна мысль, что мне придется опять ехать в поезде и трамваях с этим огромным сентиментальным букетом, приводила меня в ужас. Можно было бы, конечно, швырнуть его в урну. Но это показалось мне проявлением малодушия. Этот букет принадлежал не мне. Он принадлежал ей — в этом вся загвоздка!

Я зашел в кафе, сел у окна и, не отрываясь, смотрел на улицу, ведущую к вокзалу. Молодые люди, сидевшие за столиком напротив, глядели на меня не без злорадства: «Ждет, дуралей, а она не идет». Я встал и вышел из кафе, прошелся еще раз по улицам, делая вид, будто внимательно изучаю город — славный центр героического шахтерского края. Но всю картину портил букет: кто же изучает шахтерский край с букетом гладиолусов в руке?

Настало время обеда, и это несколько облегчило мое положение. Я зашел в ресторан и хотел было сдать цветы в гардероб, но оказалось, что их некуда положить. Итак, букет стоял передо мной на столе. И опять-таки на меня были обращены многозначительные взгляды и полуулыбки, тем более откровенные, что сидел я там порядочно времени. Нужно было снова изменить место моей дислокации. Третья проверка в доме — и третья неудача. После этого снова прогулка по улицам и изучение шахтерского края. Я уверен, что весь город меня запомнил. «Этот, с букетом», — говорили они, наверное, когда речь заходила обо мне. Милиционер на площади не раз провожал меня подозрительным взглядом.

Начало темнеть. Ночь даст прибежище страдальцу! А главное, укроет букет от косых взглядов. Более того, для прогулок туда-сюда я выбрал самую темную улицу в городе. После последней безрезультатной проверки в доме вышеупомянутой особы я решил наконец пойти на вокзал.

Вокзал был ярко освещен. Только что подошел поезд, и люди высыпали на привокзальную площадь. Я поискал глазами укромное местечко, где я мог бы пересидеть до его отправления, как вдруг услышал знакомый голос:

— Боже мой, Петр!

— Да, — подтвердил я. — Это я.

— Бедненький! Ты здесь давно?

— Да нет, с утра.

Тут моя знакомая заметила, что у меня заняты руки.

— Какие красивые цветы… — сказала она, хотя букет походил сейчас скорее на веник.

— Это тебе, — сказал я торжественно.

Знакомая была, очевидно, растрогана, хотя и не показала виду, за что я ей сердечно благодарен. Она никак не могла поверить, что я здесь, рядом с ней, на перникском вокзале. И это было вполне обоснованно: с тех пор как я пообещал ей, что приеду через день-другой, прошло несколько месяцев.

Посовещавшись, мы решили, что можем пообедать в ресторане. Обратный путь был для меня маленьким триумфом. Я уже не избегал освещенных мест и взглядов туземцев. Напротив! Смотрите сколько угодно. Встреча, как видите, состоялась.

Да, встреча состоялась. Удовлетворенно отметив это про себя, я взглянул в окно. Темнеет. А у меня еще столько дел. Я посмотрел на часы, поднялся, надел плащ и натянул на глаза шляпу, чтобы все знали, что меня ждут серьезные намерения, а не сентиментальная экскурсия в прошлое.

Я ступил на другой путь, который именовался «Танев».

ГЛАВА 3

Выбравшись из густой толпы на улицу Георгия Димитрова, я оказался наконец на площади перед мавзолеем. Когда-то здесь была тесная улочка, отделявшая городской парк от дворцового. Потом за крутым поворотом глазам открывался известный бульвар Царя-Освободителя, начинавшийся рестораном «Элита», традиционным блюдом которого был жареный поросенок. Это заведение так и осталось для меня манящей загадкой, поскольку мне никогда не посчастливилось заглянуть за двери с окошечками — они всегда были закрыты белыми занавесками.

Далее шли кафе-кондитерские, витрины которых были открыты для взглядов прохожих. Только благодаря этому кафе имели посетителей, потому что многие приходили сюда для того, чтобы, как говорится, себя показать и других посмотреть. На расстоянии метров двухсот друг от друга находились четыре самые шикарные кондитерские города: «Болгария», потом «Савой», «София» и напротив них — «Царь-Освободитель». За витринами этих заведений, словно в четырех громадных аквариумах, собирались самые богатые жители этого города. Или самые известные. В «Болгарии» перед чашечками с турецким кофе вели свои бесконечные разговоры политиканы и аферисты. Тут же обычно находились и иностранные гости, привносившие определенную экзотику в атмосферу местных сплетен. Гостями чаще всего были некогда известные, а ныне забытые артисты и шпионы всех мастей, путешествующие по Востоку в качестве «лекторов». Когда на входной двери в учительскую кассу[5] появлялось объявление «Вход свободный», юношеское любопытство увлекало меня туда — послушать кого-нибудь из этих «лекторов». Слышал я одного американского «мыслителя», распинавшегося о «Христианской науке, или Пути к спасению». В другой раз отставной полковник Интеллидженс сервис очень увлекательно рассказывал о «Джоне Мильтоне, или Тоске о потерянном рае», имея, наверное, в виду утраченное английское влияние на Востоке.