Ну, а жесты? Вспомни жесты Банга и Бельчке!

Зачем, спрашивается, Бельчке высунулся из-за его, Колесникова, спины и что-то торопливо подправил карандашом на карте? Что он там подправил?

Дорисовал кружочек, которым обведен на карте Терезиендорф. Почему?»

И вдруг Колесников понял! Терезиендорф! Название на карте! Подвох в этом названии!

Бельчке, педант и аккуратист, машинально дорисовал прерывистую линию. А прерывистой она была потому, что все на карте пришлось исправлять второпях. Название Терезиендорфа было обведено кружочком всего несколько минут назад — специально для него, Колесникова!

Это был ложный выпад, применяющийся в фехтовании. Бельчке отводил глаза. Он дал неверный адрес.

Зачем?

Эсэсовцы, помогая Колесникову одеваться, толковали что-то о том, что путь на Амштеттен забит. По центральному шоссе двигаются отходящие колонны войск и тыловые службы. Но при этом соблюдается строгая очередность. Вероятно, колонне машин Бельчке назначено выйти проселками на магистральное шоссе не раньше утра. Бельчке боится бомбежки. Отводя удар от себя, точнее — перенацеливая его, он, кроме того, выигрывает несколько часов на сборы. В его положении это имеет значение.

Как возникла у него эта мысль? Экспромтом? Едва лишь увидел Колесникова в своем кабинете? Возможно. Хотя в тетради, в последней записи, есть, кажется, несколько слов с том, что подопытный девятьсот тринадцатый — разведчик и это очень важно.

Так или иначе, хитрость разгадана. Не получился эффектный ложный выпад! Бельчке не удастся дезинформировать наше командование, направить его по ложному следу!

Но если мы не в Терезиендорфе, то где же мы?

Стиснув зубы, Колесников напряг память. Карта! Вспомни, как выглядела карта!

Это отняло у него столько сил, стоило ему такого нервного напряжения, что он едва не застонал. И все же карта во всех подробностях возникла перед его умственным взором.

В левом углу карты (а не в правом, где находился Терезиендорф) что-то белело. Как будто бы там остались следы подчистки. Да, точно! В этом месте с поспешностью стирали резинкой, даже, по-видимому, счищали лезвием бритвы красный кружок, которым был обведен какой-то населенный пункт.

«Ну же, название этого населенного пункта! Ахтунг?.. Афер?..

Ашен! Так и есть! Я — в Ашене! Мне указали пункт, который находится в диаметрально противоположной стороне, не влево, а вправо от шоссе (если двигаться от Санкт-Пельтена), и гораздо дальше от Штернбурга, чем этот Ашен!

И вот вся вражеская стратегия как на ладони!»

Бельчке провел руками по лицу. На пухлых губах его опять та же приветливая, доброжелательная улыбка.

— Вы убедились?

— Да, я убедился, — сказал Колесников.

— Не будем же медлить! Вы, конечно, имеете свой шифр или радиопароль?

— Имею.

— В какое время выходят на связь ваши штабные радисты?

— Днем через каждые четыре часа. Ночью каждый час.

— И долго ждут связи с вами?

— В течение пятнадцати минут.

— Сейчас без семи минут три.

— Да, пора.

— В таком случае… Банг! Проводите нашего гостя к рации!

ГЛАВА XIII. СТУЧУСЬ В ПЛОТНО ЗАКРЫТУЮ ДВЕРЬ!

Колесников ожидал, что его поведут к трапу и куда-то вниз. Но Банг толкнул одну из белых панелей в стене, она мягко подалась и ушла внутрь. Ого! Сколько здесь потайных дверей!

— Прошу! — сказал Банг и пропустил Колесникова первым.

Перед ним был коридор, довольно длинный. Вереница плафонов протянулась под потолком. Лампочки почему-то горели вполнакала.

Быстро пройдя по коридору, Банг и Колесников очутились в тесной комнате, где помещалась радиорубка. Радист, белобрысый юнец с воспаленными, красными веками, видимо, хронически недосыпавший, вскочил с табуретки. Он с удивлением взглянул на Колесникова.

А тот внимательно рассматривал рацию.

Почти такой же переносной приемо-передающей аппаратурой пользовались разведчики, только здесь ящик был побольше. Как обычно, стояли под столом сухие элементы: три батареи накала и одна для питания — анодная.

Колесников потянулся к ключу. Банг придержал его за руку.

— На ключе наш радист! — строго сказал он. — Вы будете диктовать текст. Запомнили то, что вам сказал-штандартенфюрер? Или, может, записать на бумаге?

— Не надо. Я запомнил.

Радист снова надел наушники и занял свое место у рации.

— Какой ваш шифр? — бросил он, не оборачиваясь.

— ЮКШС, — торопливо подсказал, становясь за его спиной, Колесников.

— На какой волне?

— На волне 2750.

Радист застучал ключом. Работал он, несмотря на свой сонный вид, отлично — четко и быстро.

Наши радисты, несомненно, сразу же распознают, что «почерк» не Колесникова. Дополнительная трудность, черт ее подери!

В штабе флотилии было подразделение радистов, которое занималось только тем, что следило в эфире за разведчиками, находившимися на задании. Даже если предполагалось, что разведчик погиб, с ним в течение определенного времени продолжали выходить на связь. Ведь на войне надо принимать в расчет также и возможные случайности. Разведчик сам, в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств, мог вывести из строя свою рацию. Потом обстоятельства изменились, он сумел собрать новую, раздобыв к ней детали, и снова вышел в эфир. Либо его ранили, он лишен возможности работать на ключе, и ему пришлось обучить товарища. Так что незнакомый почерк — полбеды! Беспокоит другое. Наверное, его, Колесникова, посчитали погибшим при высадке десанта в Тат. С того дня прошло уже более полутора месяцев. Много… Код за это время могли изменить.

Все равно рискнем, попробуем!

— Сигнал перехода на прием? — буркнул радист.

— КФС.

Радист несколько раз отстучал ключом три эти буквы.

— Какие позывные ожидать?

— ФЛК.

Стук ключом прекратился. Радист слушает. Ждет…

Напряжение в радиорубке нарастает. Банг нервно перекатывает во рту из угла в угол сигарету, не замечая, что она потухла. Вошел на цыпочках Бельчке, спросил взглядом: «Ну, как?» Банг досадливо дернул плечами.

А Колесников поспешил отвернуться, чтобы по выражению его лица Бельчке не догадался о том, что он чувствовал.

Он чувствовал радость — огромнейшую!

Через несколько минут свяжется наконец со своими! Пусть через посредство этого вихрастого белобрысого фрица. Радист, за спиной которого он стоит, всего лишь одна из деталей рации, а в данном случае рычаг, прикрепленный к ключу.

«Ну, где же этот отзыв — ФЛК? Как только белобрысый примет ФЛК, я начну диктовать ему цифирь. Бельчке и Банг, конечно, знают, что код состоит из четырехзначных цифр. Каждое такое сочетание может обозначать слово или целую фразу. Буду на всякий случай перебивать сообщения какой-нибудь чепухой. Чтобы помешать этому, нужно знать код кода, то есть в каких именно местах чепуха прерывается и в каких возобновляется. Хотя эта перестраховка вряд ли понадобится. Фрицы и так ни черта не поймут. Кое-что начнут понимать тогда лишь, когда на головы им посыплются бомбы или станут прыгать наши парашютисты. Ведь господин профессор заказывал как раз парашютистов — только в населенный пункт Терезиендорф, а не в Ашен!»

Радист возобновил вызов.

«ЮКШС! ЮКШС!» — монотонно стучит он, пробиваясь шифром-паролем Колесникова через эфир к радистам Дунайской флотилии.

Потом несколько раз вопросительно «КФС» — и молчание. Пять минут длится вызов, три минуты — молчание. Похоже, будто стучат в дверь. Постучат немного и стоят, прислушиваясь. Нет, за плотно закрытой дверью не отзывается никто.

Банг посмотрел на часы.

— Пятнадцать минут прошли. Русские не отвечают. Почему вы дали неправильный шифр?

Насупясь, он положил руку на кобуру своего пистолета.

— Я дал правильный шифр, — спокойно ответил Колесников. — ЮКШС — это и есть мой шифр. Но, вероятно, он устарел. Я был в отсутствии слишком долго.

— Ваши предложения? (Это Бельчке, нервно.) Колесников задумался, потирая лоб. Что делать, если за давностью времени код изменен, а на старый шифр-пароль радисты не отвечают, опасаясь ловушки?