В Мельке, к моему удивлению, нас встретила полнейшая тишина. Гитлеровцы и мирные жители спокойно расхаживали и разъезжали по улицам. Никто не обратил внимания на мой бронетранспортер. Ведь он был трофейный.

Приказав бойцам затаиться в бронетранспортере и ждать команды, я выскочил на мостовую. Необходимо было осмотреться до прихода дивизиона.

Бронетранспортер остановился у какого-то большого каменного дома. По случаю майской жары окна на нижнем этаже были распахнуты настежь.

Но я не смотрел на окна. Мое внимание привлекли несколько легковых машин и мотоциклов, которые стояли у тротуара.

Внезапно среди общей тишины (она поразила нас в Мельке больше всего после недавнего боя) я услышал за спиной громкий смех и быстро обернулся к окну. Но смех относился не ко мне. В зале первого этажа (это был ресторан) вокруг накрытых столов сидели человек пятнадцать офицеров и мирно выпивали. Для них полной неожиданностью было увидеть лицом к лицу русского офицера с орденами на груди. Гитлеровцы так и застыли, откинувшись на спинки своих стульев, держа стаканы на весу.

Раздался лязг гусениц. Это подошел мой Т-34 и остановился рядом с бронетранспортером. На бортах его были большие красные звезды. Они бросались в глаза.

Гитлеровцы все поняли. Зазвенела посуда. Перевернув стол, они кинулись в бегство.

Но мне было не до этих плохо позавтракавших офицеров. По улице к ресторану мчались на мотоциклах два гитлеровских солдата (или офицера?). В двадцати-тридцати метрах один из них резко затормозил, круто развернулся и на бешеной скорости рванул в обратном направлении. Второй последовал его примеру.

Они помчались к переправе! Но уж эту переправу мы должны уберечь от взрыва!

Я прыгнул в бронетранспортер, подал команду: «Полный вперед!» — и на ходу выстрелил по мотоциклистам из мелкокалиберной автоматической пушки. Рванув с места, танк так же дал им вслед выстрел из пушки. Снаряды просвистели вдоль улицы. Это было как гром среди ясного неба!

В Мельке улицы очень узкие. От выстрела возник сильный резонанс. С дребезгом посыпались оконные стекла.

Выстрел из танка командира дивизиона послужил сигналом к атаке. По центральной улице Мелька со страшным грохотом, лязгом и скрежетом гусениц, рычаньем массы моторов и режущей слух пулеметной дробью прорывался к переправе сплошной бронированный кулак. Почти впритирку друг к другу, идя в два или три ряда, мчались наши советские самоходки и танки вперемежку с трофейной техникой.

Немного опомнившись, гитлеровцы стали нас обстреливать из окон и чердаков, забрасывать гранатами. Но лавина, отстреливаясь, неудержимо двигалась через Мельк и приближалась к большому железобетонному мосту, который был переброшен через бурную реку. Сознание пронизывала мысль: захватить мост до взрыва!

И тут нервы гитлеровской подрывной команды сдали. Она могла бы выждать, пропустить нас на мост и взорвать вместе с мостом. Но бикфордов шнур был подожжен раньше времени.

Когда мы находились от моста на расстоянии двадцати метров, прогрохотал взрыв. Пыль, взметнувшись высокой стеной, заволокла небо, реку и мост. Со скрежетом и лязгом затормозили танки, самоходки и бронетранспортеры, налезая друг на друга. А с неба сыпались на броню камни, щебень, ветки деревьев.

Однако после того как стена пыли распалась, я увидел, что взрыв, произведенный гитлеровцами второпях, причинил лишь небольшие разрушения мосту. В основном он был еще годен к переправе, чем я сразу и воспользовался.

Я не прекращал быстрого движения по шоссе. Мое решение было: ни в коем случае не выпускать инициативы из рук, продолжая непрерывно навязывать свою волю противнику. Поэтому я не принимал бой с его танками, которые зашли мне в тыл, так как полагал, что ими займутся танкисты корпуса, двигающегося за нами следом.

Мне из-за отсутствия связи не было известно, что гитлеровское командование бросило на ликвидацию прорыва все свои тяжелые танки. Те заткнули прорыв и, когда подошел танковый корпус, сумели задержать его. Завязалось упорное танковое сражение. А мы в это время продолжали свое дело, с неослабевающим старанием потроша глубокие тылы врага.

Только один танк (Т-34) прорвался к нам. Им командовал лейтенант, Герой Советского Союза (фамилии, к сожалению, не помню).

После Мелька (и до самого соединения с союзниками) мы уже не дали противнику разрушить ни одной переправы, так как мосты не были своевременно подготовлены к взрыву, а наш гвардейский дивизион появлялся совершенно неожиданно для гитлеровцев.

(Продолжение письма)

Между тем меня неотвязно мучила мысль о непонятном, сверхсекретном объекте, находящемся вблизи Штернбурга. Что это был за объект? Подземный военный завод? Чем другим, как не подземным заводом, мог быть этот объект?

Еще на подступах к Вене я побывал на одном таком подземном заводе, уже разрушенном.

Зловещее зрелище, доложу я вам!

Над единственным уцелевшим входом был поставлен разбитый фашистский самолет — в целях камуфляжа. Под его шасси находилась хорошо замаскированная узкая лестница с обвалившимися ступенями. А там, на глубине 10 или 15 метров, — цехи с оборудованием (его не успели вывезти). И на всем толстый слой пыли, а также глыбы обвалившегося бетонного потолка.

Рассказывали, что на этом подземном заводе работали русские военнопленные — безо всякой надежды выйти когда-нибудь отсюда. А вырабатывали здесь какие-то детали для ракет ФАУ.

Быть может, делали их и на сверхсекретном объекте вблизи Штернбурга?

(Продолжение письма)

Вдоль шоссе, начиная от населенного пункта Ординг до города Эрлауф и дальше до Амштеттена, тянулись колонны гитлеровских автомашин, обозов и пехоты со своими штабами и тылами.

Все это скопище техники дивизион мял гусеницами, а бегущих гитлеровцев расстреливал, основную же массу людей вынуждал бросать оружие и заворачивал обратно, направляя на восток, так как я не имел возможности сопровождать пленных конвоирами.

На станции Кеммельсбах была пробка. Железнодорожные составы теснились на путях. Завидев нас, гитлеровцы выскакивали из эшелонов и в панике бросались в лес.

Должен отметить, что над нами до подхода к Амштеттену дважды проходили наши самолеты, которые бомбили отступающие колонны противника. Волей-неволей пришлось разделить с гитлеровцами опасность воздушного нападения, но, по счастью, все обошлось благополучно, мы не потеряли ни одного человека.

Где-то, уже на подступах к Амштеттену, разгромив очередную колонну и выйдя на пустой отрезок шоссе, мы заметили, что по параллельной дороге справа от нас движется на запад большая механизированная колонна гитлеровцев. В ней было много танков, которые шли вперемежку с автомашинами и бронетранспортерами, облепленными пехотой. Некоторые автомашины и тягачи тащили артиллерию.

Резко убавив скорость и не останавливая своего командирского танка (после Мелька я пересел в танк), я передал по рации: «Командирам слушать мой приказ!» Когда все боевые машины подтянулись и замедлили ход, я передал приказ примерно следующего содержания: «Справа от нас большая колонна гитлеровцев. Задача: на предельной скорости идем на сближение. Дистанция — 20 метров. Всем повторять мой маневр. Полный вперед!»

Другого выхода у нас не было. Столкновение с колонной противника я считал неизбежным, ибо наши пути через два-три километра должны были сойтись. Остановиться и пропустить гитлеровцев, а потом пристроиться к ним в хвост было бы неосторожно. Гитлеровцы успели бы сразу развернуться. А ведь в тылу у нас также были фашистские части. Малейшая задержка, и они могли подоспеть, что было крайне нежелательно.

Видя в нашей колонне много своей техники, гитлеровцы пока что принимали нас за своих. Этим надо было воспользоваться. Я решил сблизиться с ними на большой скорости, потом внезапным ударом во фланг разгромить вражескую колонну и убрать ее со своего пути.