Десант стартовал на закате. С летного поля шотландской авиабазы Вик поднялись две тяжелонагруженные планерные сцепки и легли на курс к берегам Норвегии.

Никто и никогда точно не узнает, что происходило в последующие трагические часы. Но неудачи начались почти сразу же. Случилось так, что экипажи обоих бомбардировщиков совершенно не имели опыта буксировки планеров, да и сами самолеты этого типа не подходили для такой цели. Уже вскоре после взлета телефонная связь между самолетами и планерами прервалась, а каждая из сцепок летела по-своему.

Один из «Галифаксов» подошел к норвежскому побережью на высоте трех тысяч метров. Небо над южной Норвегией действительно оказалось ясным, но отыскать место посадки на заснеженной, не имевшей ни единого ориентира равнине было невозможно. Все попытки оказались тщетными. Запасы горючего на «Галифаксе» неумолимо уменьшались, и самолет повернул домой. В сорока милях западнее Рьюкана сцепка попала в тяжелую облачность, и вскоре началось сильное обледенение. И когда самолет и планер пересекли береговую линию, буксирный трос лопнул. С борта самолета коротко сообщили о падении планера в море.

Вторая сцепка летела над Северным морем на небольшой высоте, стремясь все время оставаться под облаками. Летчик собирался набрать высоту уже в ясном небе, над Норвегией. Они пересекли береговую линию в районе Эгерсунда и, не успев пролететь и десяти миль вглубь, врезались в горный склон. Трудно объяснить, почему это произошло, тем более что они не подверглись зенитному обстрелу. К утру на место катастрофы подоспели немецкие войска. Они захватили четырнадцать оставшихся в живых десантников; все шестеро членов экипажа бомбардировщика и трое из тех, кто был на планере, погибли, несколько человек получили тяжелые ранения. Обломки самолета и планера лежали далеко друг от друга, примерно в пяти милях; возможно, в последние мгновения бомбардировщик, стремясь во чтобы то ни стало набрать высоту, отцепил планер.

Из Ставангера на место катастрофы примчался офицер немецкой контрразведки. Он обнаружил «значительное количество материалов, необходимых для организации диверсионных актов, и соответствующего оборудования» и убедился, что «целью несомненно являлось совершение диверсионного акта». И действительно, среди обломков лежали восемь рюкзаков, лыжи, радиопередатчики, пулеметы и автоматы, взрывчатка и довольствие. Да и сами десантники, хотя и не имели ни нашивок, ни знаков различия, были в английских хаки, а у некоторых под формой были надеты синие лыжные костюмы.

Четырнадцать уцелевших командосов, среди них шесть серьезно раненных, были доставлены в штаб немецкого батальона в Эгерсунде. Здесь им устроили краткий допрос; они сообщили лишь имена, звания и номера. А затем из 280-й пехотной дивизии пришло распоряжение поступить с ними, как того требовал приказ Гитлера о командосах. Четырнадцать англичан были расстреляны в тот же вечер.

Их поспешная казнь вызвала возмущение гестапо. Рейхскомиссар Тербовен и глава гестапо в Норвегии генерал Редиесс немедленно пожаловались на действия командования пехотной дивизии. Вот что сообщал в телеграмме своему берлинскому начальству Редиесс:

Чтобы телеграмма возымела большее действие, начальник берлинского гестапо генерал СС Мюллер переслал ее в штаб Гиммлера. Военный губернатор Норвегии генерал фон Фалькенхорст вызвал к себе своих подчиненных и накричал на них за то, что они недостаточно внимательно прочитали последние слова гитлеровского приказа о командосах, требующие сперва допрашивать саботажников, а уже потом казнить. Фалькенхорст немедленно отдал приказ о передаче впредь всех захваченных лиц войскам безопасности, которые обязаны перед казнью производить допросы.

Новый приказ Фалькенхорста подоспел вовремя. Как раз днем 21 ноября немцы обнаружили второй британский планер. Как оказалось, он не упал в море, а сумел сделать вынужденную посадку в Южной Норвегии. О полете планера уже знали, так как служба немецких ВВС перехватила радиопереговоры «Галифакса» с Англией. Обнаружить планер помог случай. Полиция задержала троих командосов. Они-то и рассказали о месте вынужденной посадки планера, примерно в тридцати милях от Ставангера. По их словам, из шестнадцати человек часть погибла, а часть получила ранения. Командосы ошибались относительно посадки. Фактически их планер разбился на северном берегу фиорда Лизе, то есть более чем в сотне миль от Рьюкана и почти напротив электростанции Флёйрли, питавшей энергией Ставангер. Немцы прочесали район посадки и схватили оставшихся в живых командосов. Их постигла та же участь, что и команду с первого планера.

Но перед расстрелом их подвергли допросу. Через несколько недель Фалькенхорст доносил верховному командованию, что «допрос дал ценные сведения о намерениях врага». Вряд ли можно сомневаться в том, какими были эти сведения и к чему они привели. Достаточно сказать, что немцы оцепили и прочесали именно тот район, где намечалась высадка десанта. Англичан они там не обнаружили, но арестовали много норвежцев, у которых нашли оружие или радиоприемники.

Об этом же говорят и два других факта. Так, в письме генерала Радиесса в Берлин упоминаются «некоторые указания на то, что англичане придают особое значение исполнению своих планов уничтожить указанные сооружения». О другом факте писала газета «Тайме»: в Лондон через Стокгольм дошли известия о том, что 9 декабря в Рьюкане немцы объявили ложную воздушную тревогу и двести солдат обыскали все дома, пока их владельцев держали в бомбоубежищах. По словам «Тайме», обыск длился пятнадцать часов, и все эти часы в городе царила атмосфера осадного положения.

А самым красноречивым доказательством осведомленности немцев о планах англичан явился личный визит рейхскомиссара Тербовена и генерала Фалькенхорста в Веморк на завод тяжелой воды. После визита высокого начальства гарнизон в Рьюкане получил новые подкрепления, а вокруг станции и завода начали создавать минные заграждения.

Так закончилась первая фаза атомной кампании — фаза, в течение которой каждая из сторон могла надеяться на неосведомленность другой о своих намерениях. После неудавшегося десанта немцы не могли не понять, что их работы известны союзникам. И, конечно, они должны были прийти к выводу, что и союзники ведут работы в том же самом направлении.

Утром 20 ноября, то есть сразу же после катастрофической неудачи операции «Новичок», Лондон передал четверке из головной партии трагическое известие. В тот день ее командир Йене Поулссон записал: «Это был тяжелый удар». Теперь четверым норвежцам, затерянным в ледяной пустыне Хардангерского плато, оставалось лишь долгие недели ждать новой попытки высадить десант. Она могла быть предпринята не раньше следующего полнолуния.

В это же самое утро начальник норвежского штаба специальных операций полковник «Джек» Уилсон связался по телефону со штабом объединенных операций и выразил соболезнования. Но вспомнив, как отстаивали работники штаба объединенных операций «Новичка», Уилсон не удержался и сказал, что штаб специальных операций готов взяться за уничтожение Веморка. На другом конце провода его слова были встречены с нескрываемым облегчением. Уилсон тотчас передал об этом своему начальнику, главе штаба специальных операций генерал-майору сэру Колину Габбинсу. Габбинса возмутило самоуправство Уилсона, но вскоре он поддался уговорам Уилсона и согласился с ним.