— А как же «не убий»?
— Вот и я говорю — на высшем Суде казнённый может оказаться оправданным, ибо уже понёс на земле наказание. А палач…
Палач вглядывался в нескончаемый хоровод бывших соратников, силясь разглядеть то самое «пятно», о котором проболтался ваучёрт со «Страницы Истории».
Чёрная метина внутри, на душе, — печать князя тьмы…
«…врагам твоим настежь отворятся ворота земли твоей, огонь пожрёт запоры твои.
Князья твои — как саранча, и военачальники твои — как рои мошек, которые во время холода гнездятся в щелях стен, и когда взойдёт солнце, то разлетаются — и не узнаешь места, где они были».
«…Случилось небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данные нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнут, ломаются, погружаются во тьму и небытие. И эта погибель происходит при нашем молчании, попустительстве и согласии. Неужели окаменели наши сердца и души и нет ни в ком из нас мощи, отваги, любви к Отечеству?..
Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей?…
Братья, поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырёх углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью…» Это «Слово к народу» со Страницы Истории, скопированной ваучёртом, Иосиф помнил наизусть. Знал, что это непременно случится, только не знал, когда…
Часы пробьют полночь, карета обернётся катафалком, кони — крысами, кучер — могильщиком, бальный наряд — саваном…
А у знатных гостей на балу начнут прорастать ногти звериные, шерсть, клыки…
«Героя гражданской войны Шмидта вызвали в наркомат и отправили на командную должность в провинцию. Он созвал своих бывших сотоварищей со всей Эсесесерии ехать с ним. Собрался целый эшелон. С весёлыми пьяными песнями эшелон двинулся от Казанского вокзала. На первой же станции вагон отцепили от паровоза, и в него вошли люди в форме НКВД». /Свидетель К. Чуранков/
«Если бы, к примеру, покончивший с собой Гамарник был последовательным контрреволюционером, я бы на его месте попросил бы свидания со Сталиным, сначала уложил бы его, а потом бы убил себя». /И. Сталин/
Георгий Жуков. Свидетельство о предвоенном времени:
«Оно отличалось неповторимым своеобразным подъёмом настроения, оптимизма, какой-то одухотворённостью и в то же время деловитостью, скромностью и простотой в общении людей. Хорошо, очень хорошо мы начинали жить. И какой экономист, философ или писатель сможет достоверно обрисовать, как расцвела бы наша страна сегодня, как далеко мы ушли бы вперёд, не прерви война широкое, мирное и могучее течение тех лет…» Страна встаёт со славою Навстречу дня!
И радость поёт, не смолкая, И песня навстречу идёт, И люди смеются, встречая, И встречное солнце встаёт.
Бухарин. Из беседы с Каменевым и Сокольниковым:
«Наши потенциальные силы огромны. Рыков, Томский, Угланов абсолютно наши сторонники. Я пытался оторвать от Сталина других членов Политбюро, но пока получается плохо. Орджоникидзе не рыцарь. Ходил ко мне и ругательски ругал Сталина, а в решающий момент предал. Ворошилов с Калининым тоже изменили нам в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Оргбюро ЦК ВКПб наше. Руководители ОГПУ, Ягода и Трилиссер тоже, Андреев тоже за нас».
И ты улыбнёшься друзьям, С которыми труд и работа, И встречи, и жизнь — пополам…
Такою прекрасною речью О правде своей заяви, Мы жизни выходим навстречу, Навстречу труду и любви…
«Из уничтоженных командиров: Тухачевский, Егоров, Якир, Корк, Уборевич, Блюхер, Дыбенко… современными военачальниками можно считать только Тухачевского и Уборевича. Большинство из них было под стать Ворошилову и Будённому. Это герои гражданской войны, конармейцы, жившие прошлым. Блюхер провалил Хасанскую операцию, Ворошилов провалил финскую войну. Если бы они все находились во главе армии, война сложилась бы по-другому». /Маршал Конев/
В. Молотов в беседе в Ф. Чуевым:
«Я считаю Тухачевского очень опасным военным заговорщиком, которого в последний момент только поймали. Если бы не поймали, было бы очень опасно. Он наиболее авторитетный… Участвовал ли каждый из обвинённых и расстрелянных в том заговоре, который готовил Тухачевский? Я не сомневаюсь, что некоторые из них участвовали, некоторые могли попасть и ошибочно… Но что касается Тухачевского и наличия у него группы военных, связанных с троцкистами, правыми, готовящими заговор, тут сомнений нет».
«Придёт время, разберутся. В лидерах партии были свои Солженицыны. И тогда приходилось их терпеть, и теперь. К 1937 году они потеряли платформу и поддержку народа. Голосовали за Сталина, а были двурушниками. На процессе показано, как по указанию правых отравили Куйбышева, Горького. Ягода, бывший начальник ОГПУ, участвовал в организации отравления своего руководителя в ОГПУ Менжинского».
Я тебе приношу и сомненья свои и тревоги, Перед совестью мира в глубоком раздумье стою На пороге зари, у грядущих времён на пороге Ты возьми моё сердце и слушай присягу мою.
/ «Красная площадь»/
Британская энциклопедия: «В течение 10-летия СССР действительно был превращён из одного из самых отсталых государств в великую индустриальную державу; это был один из факторов, который обеспечил советскую победу во второй мировой войне».
А. Хаммер:
«В 1930 году мои деловые контакты с Россией фактически прекратились. В вашей стране активно развивался государственный сектор экономики. Считалось, что государство больше не нуждается в помощи частного предпринимательства. Должен признать, что, хотя и последовал очень жёсткий для народа период, вы добились своего и построили мощное государство».
«В 1935 году, перед лицом возрастающего процветания Советского Союза обвиняемые должны были признать банкротство троцкизма. Они потеряли, по словам Радека, веру в концепцию Троцкого. В силу этих обстоятельств, в силу самой природы вещей признания обвиняемых прозвучали как вынужденный гимн режиму Сталина. Обвиняемые уподобились тому языческому пророку из Библии, который, выступив с намерением проклясть, стал, против своей воли, благословлять». /Фейхтвангер/
Умчался поезд, навсегда бросив тебя наедине с собой. Лишь твоё «Я», пронизанное ледяным кромешным «ничто».
Ганя вернулся в вагон к прежней жизни, оставив, однако, приговор в силе.
По-прежнему непереносимо было с людьми, ещё непереносимей, как оказалось, без них и, как всегда, только в избранности своей, в творчестве — выход и спасение. Пусть в мире нет смысла, но есть, в конце концов, красота. Пусть Ганя плох и эгоистичен, пусть неспособен к любви — была чувственность и обострённая тяга к женской красоте в сочетании с паническим страхом перед ней, перед возможными узами и вообще перед тёмной стихией пола, делающей его романы недолговечными и мучительными. Но Красота, призванная «спасти мир», оставалась и его, Гани, единственной верой. В самые, казалось бы, беспросветные минуты морозная россыпь на стекле, первозданная чистота снега, грациозная поступь кошки и крики чаек над Невой, напоённое голубизной небесное озерцо в просвете между домами свидетельствовали о неведомой светлой тайне, пленённой злым миром. Будто заколдованная царевна, посылала Красота время от времени улыбки подданным своим — улыбки сквозь слезы. Истерзанная, связанная и обречённая.
Теперь он писал Красоту Погибающую, съедаемую временем, суетой, тлением, порочной хищной цивилизацией и чудовищами, которых он пытался из себя изгнать во время неудачного двухнедельного самоусовершенствования.