9 декабря, суббота. Институт гуляет целых четыре дня. Я не стал мелочиться и был в министерстве у Юрия Александровича Новикова начальника управления вузов. Поговорили с ним о «Деле Евтушенко». Мне очень понравился этот действительно широкий и умный мужик: «Да выдай ты ему диплом». Я и выдам. У меня лично положение не сложное, но зависит от воли министра, который мог уполучить товарищескую директиву от кого-либо из демократов. Но это их проблемы, а не мои. Судьба, я уверен, сделает так, как нужно мне.
10 декабря, воскресенье. Возникла идея книги-диссертации. Надо чаще выходить на улицу. В.С. в субботу легла в больницу, и в субботу же ее отпустили до вторника. Но все время возникает коварная мысль, а не пора ли все заканчивать, не пора ли сидеть дома и заниматься книгами и уже прожитым.
11 декабря, понедельник. Для «Труда»:
«Последнее время я внимательно начал следить за отдельными, штучными высказываниями на телевидении. Да ведь пара слов иногда значат больше, чем какая-нибудь речь безумного политика. Вот молодой человек на прошлом «Гласе» выкрикивает: «Жириновский — мой любимый актер…» То ли сознательная инвектива, то ли оговорка по Фрейду, но в обоих случаях как о многом эти четыре слова говорят. Для многих из нас появление интеллектуально переменчивого, как ветер мая, Жириновского на экране всегда означает нечто или скандальное, или невероятно драчливое. В последнем «Зеркале» любимец народа Михаил Задорнов, еще совсем недавно заменявший своим выступлением новогоднюю речь сгинувшего, как сон, президента, вдруг осмысленно и торжественно говорит: «Мне надоело, что меня все время учит Ростропович..» А как лично мне, а как тысячам моих сограждан надоело! Я вообще предполагаю, что когда не ладится с музыкальным инструментом, с ремеслом писателя, с талантом постановщика, деятель искусств идет выступать на телевидение. Особенно наш эмигрант, имеющий двойное гражданство. Особенно если наездом, торопясь отсветиться. Колбаса там, конечно, слаще, сцена просторнее, тиражи, напечатанные на средства разведуправлений, побольше, но в качестве беспристрастного оракула кто же тебя там станет слушать?»
13 декабря, среда. Под вечер позвонил в управление кадров министерства, как мне посоветовал Новиков. Начальник управления сразу же сказал мне: жду вас завтра в 9.15.
14 декабря, четверг. Валерия Трофимович Корольков оказался мужиком на удивление четким. Он сразу понял, в чем дело и объяснил мне ситуацию. Там бы другой ректор уже год изучал проблему, я чесался и надеялся на судьбу. Он сразу сказал, что министерство может дать ректору разрешение на продление срока, но только один раз. Или на год, который у меня остался или на пять новых. Я, наверное, могу пересидеть год, пока не закончится мой законный срок, но следующий мой срок будет лишь четыре года. Лучше если провести досрочные выборы и досидеть в должности до семидесяти. Я стал уклоняться, говоря о том, что найду себе применение. Опытный Корольков сразу сказал мне, что мужчина должен быть честолюбив. Положение ректора очень престижное и ключевое, здесь можно многое сделать. Сказал о нашем вузе как о вполне самодостаточном. Очень опытный психолог. План рождался на глазах. Вы нам напишите письмо, мы вам — разрешим. Но надо, чтобы это взяло на себя начальство. Идемте к Жураковскому. С Жураковским я незнаком, но это человек легендарный. Тут же я начинаю жалеть, что редко бываю в министерстве, не шляюсь по кабинетам, ничего не прошу. Но Жураковского нет, он будет во второй половине дня.
Это мое первое посещение общежития утром. Мне надо посмотреть, как идет ремонт в гостинице. Сам ремонт стоит, а смета на него растет. Здесь работает ушлый пузатый русачок Володя, который пригрелся и присосался, как клоп. С ним будет еще много возни, пока его отдерешь от пышного тела. К моему удивлению, по коридору на седьмом этаже разгуливают наши ВЛКашники, лекция у них началась час назад.
К вечеру я получаю коллективную бумагу от слушателей ВЛК, что из-за шума, который поднимают другие студенты, они не спят. О, русский писатель!
Через Интерпол арестовали по обвинению в мошенничестве Гусинского, в прессе по этому поводу идет большой шум.
15 декабря, пятница. Во второй половине дня раздался звонок от Валерия Тимофеевича (?) Королькова — он посоветовался с первым замминистра Жураковским, и они решили: институт пишет письмо в Министерство и Министерство разрешает институту досрочные выборы.
16 декабря, суббота. Уехал домой совершенно и счастливый ублаженный Толик. Он очень много делал последнее время по дому, и без него мне будет трудно. Вот уже в понедельник вечером, пока будет идти вечеринка в мою честь, некому будет погулять с собакой. Вечером приехала своим ходом В.С. Она пробудет до понедельника. В понедельник у нее гастроскопия.
17 декабря, воскресенье. Весь день сидел, вычитывая дневниковые записи за 97-й год. Настроение жуткое, завтра мне исполняется 65 лет.
Возвращаясь к Букеровскому обеду, не могу не привести выдержку из «Огонька», который несколько своих страниц посвятил течению современной русской литературы. В своей статье Александр Никонов не оставляет камня на камне от премированных произведений. Делает это он путем обширных цитирований. Но есть и прямой вывод: «Вообще тема пьянства и человеческого скотства очень хорошо и во всех подробностях отражена современной русской букериадой»
Для «Труда»:
«Один из телевизионных каналов чуть ли не целиком посвятил свое вечернее время яркому слову «мошенничество». Чего привязались? И вот накручивать. Сначала что вроде бы мы не брали, а потом — вроде бы все такие. «Мабетексу» и бывшей администрации президента спустили, а почему не нам? Или я что-нибудь неправильно понял? Мы все, правда, склонны привыкли подбирать к этому слову мошенничество привычный эпитет — «мелкое», но здесь, судя по дозированной информации, которая до нас доходит, оно — крупное. Кажется, взяли в долг и не вовремя отдали. О том, у кого и кто, не пишу, и так все знают. А о крупном, мы вроде бы со времен классической русской литературы и подзабыли. Что-то там произошло во время «Свадьбы Кречинского», какой-то подлог с драгоценным камнем, потом вроде Чичикова за его аферы в таможне и с подсчетом мертвых душ обвиняли в мошенничестве. Не могут остановиться мои соотечественники! Но здесь случай другой. Не брать в долг, по мнению канала, даже нельзя: аппаратура дорогая, камеры, штативы и монтажная техника. Все нам объяснили, кроме зарплаты и стоимости рекламы. И не объяснили, причем здесь политика. Политика, на взгляд многих, начинается лишь только после слова «вернул» и «честность». Взял, вернул, а лучше не бери и говори, говори и говори любую правду и о чиновниках, и о президенте. Но впрочем, нам всем очень хочется, чтобы невиновного немедленно выпустили, а слово «мошенничество» дезавуировали. Охота нам, чтобы самый смотрибельный канал и дальше не обвиняли в мошенничестве»
Это я написал по поводу ареста в Испании магната Гусинского и возникшей вокруг этого ситуации. В этой инвективе слишком много намеков. Писать надо проще, наотмашь!
Днем отослал письмо в Министерство о разрешении провести досрочные выборы. Результаты этой переписки меня совершенно не волнуют. Вместе в письмом В.Т. Королькову послал и том «Русские писатели ХХ века». Все-таки начальство должно знать, с кем оно имеет дело. Тут же возникла мысль выпечатать из словаря статьи на наших мастеров и отправить их на нашу страничку в Интернет. С последним надо что-то делать. Наш сайт в Интернете совсем засох и покрылся грязью, надо назначать туда главного редактора — Тиматкова.
18 декабря, понедельник. По обыкновению и чтобы самому не возиться, решил устраивать день рождения в нашей столовой. За два ящика водки я уже заплатил раньше. Альберт Дмитриевич пытается все остальное — закуску, вино и стоимость обслуги всучить мне в качестве подарка. Но, в конце концов, я его пристращал тем, что, дескать, знаю свой характер и, если возьму этот подарок, похожий на взятку, начну мстительно его же, Альберта Дмитриевича прижимать. Боюсь данайцев! Сговорились на плате по себестоимости. Я в этом смысле вообще люблю свой день рождения. Я так многим обязан нашему институту, что хочется устроить всем праздник. Зову я всех. Для многих наших работающих в библиотеке или в хозчасти женщин это единственный в году светский прием и праздник. Все остальное время на работе, дома, ну в гости сходит, где будет много салатов. Единственное, что мне не нравится, это много цветов — дорого, слишком обильно для одной квартиры и одного кабинета и слишком хорошо для иноземных торговцев цветами. Я ведь понимаю, что часто цветы для начальника покупают и не от излишества! Я не люблю, также дорогих подарков, не сомневаюсь в искренности дарящих, но это делает меня несвободным. Впрочем, не всегда… Надо бы здесь сделать списочек подарков. Среди них много прекрасных книг, и как всегда Н.А. Бонк с Л.М. сделали мне подарок очень нужный — кассетник для дома. Когда отключали в связи с Останкинской башней телевидение, чтобы не остаться без информации, я на неделю на кафедре брал приемник — запомнили. В подарках есть смысл, когда они попадаются на глаза, я всегда с благодарностью вспоминаю о людях, их даривших.